Раз и навсегда - Макнот Джудит

Виктория обхватила его руку ладонями и мягко заметила:

– Разве я могла бы презирать человека, который так любил мою маму?

Он взглянул на нее, и в его голосе послышалась боль:

– Знаете ли вы, что" унаследовали от мамы еще и ее доброе сердце?

Виктория промолчала. Герцог снова устремил взгляд на темный прямоугольник окна и начал рассказ о своих отношениях с Кэтрин. Только закончив его, он решился посмотреть на девушку и не увидел в ее глазах никакого осуждения, лишь печаль и сочувствие.

– Итак, теперь вы знаете, что я любил ее всем сердцем. Любил и вычеркнул из моей жизни тогда, когда она стала для меня единственным человеком, ради которого стоило жить.

– Значит, моя прабабушка вынудила вас так поступить, – заключила девушка, и в ее глазах загорелись огни ярости.

– А они были счастливы, ваши мать и отец? Я всегда задавал себе этот вопрос, но опасался спросить вас.

Виктория вспомнила ужасную сцену между родителями, свидетельницей которой была столько лет назад, но восемнадцать лет доброты и внимательности, с которыми они относились друг к другу, перевесили все.

– Да, они были счастливы. Их супружество не имело ничего общего с браками, заключаемыми в вашем высшем обществе.

Она упомянула об этих последних с таким отвращением, что Чарльз не мог не улыбнуться:

– Что вы имеете в виду?

– Таковы большинство супружеских союзов в лондонском обществе, не считая Роберта и Кэролайн Коллингвуд и нескольких других. Супружество, в котором муж и жена редко бывают вместе, а когда встречаются в одной компании, то ведут себя по отношению друг к другу как вежливые, хорошо воспитанные незнакомцы. Мужчины всегда уединяются, предаваясь своим собственным забавам, а у женщин всегда имеется свой круг поклонников. По крайней мере мои родители жили вместе, в реальном, родном для всех нас доме, и мы все были настоящей семьей.

– Я начинаю понимать, что вы мечтали о старомодном браке и старомодной семье, – поддразнил он, очень довольный ее отношением к семейным вопросам.

– Боюсь, что Джейсона такой брак не устроит. – Она просто не могла выложить Чарльзу прямо, что Джейсон хочет только получить от нее сына, а затем расстаться с ней. Девушка надеялась, что, хотя он и сделал такое предложение, для него все-таки будет предпочтительнее, если она останется с ним.

– Я сильно сомневаюсь, знает ли Джейсон, чего он сейчас добивается, – сурово сказал Чарльз. – Вы очень ему нужны, дитя мое. Ему нужны ваше тепло и ваша душа. Он пока не признается в этом даже самому себе, а когда признается, это ему совсем не понравится, уж поверьте мне. Он будет воевать с вами, – мягко предупредил герцог. – Но рано или поздно он откроет вам свое сердце и тогда наконец найдет успокоение. Со своей стороны, он сделает вас счастливее, чем вы когда-либо мечтали.

У нее был такой сомневающийся, такой скептический вид, что улыбка Чарльза угасла.

– Имейте терпение, Виктория. Не будь он таким сильным душой и телом, он никогда бы не дожил и до тридцати лет. Но от всего пережитого в его душе остались шрамы, и я надеюсь, у вас довольно сил, чтобы залечить их.

– Какие шрамы?

Чарльз отрицательно покачал головой.

– Для вас обоих будет лучше, если он сам когда-нибудь расскажет вам о своей жизни, в особенности о своем детстве. Если этого не произойдет, приходите ко мне.

В следующие дни у Виктории почти не оставалось времени думать о Джейсоне или о чем-либо другом, Не успела она покинуть комнату Чарльза, как прибыла мадам Дюмосс с четырьмя белошвейками.

– Лорд Филдинг поручил мне сшить для вас свадебный наряд, мадемуазель, – проговорила она, уже обходя Викторию со всех сторон. – Он сказал, что наряд должен быть очень богатым и элегантным. Чтобы им не побрезговала и сама королева. И никаких оборок.

Не зная, плакать или смеяться от своеволия Джейсона, Виктория посмотрела искоса на мадам:

– А не проинструктировал ли он вас заодно и насчет цвета?

– Голубой.

– Голубой? – вырвалось у нее, и она уже была готова вступить в схватку и до победного конца бороться за белый цвет.

Мадам кивнула, глубокомысленно приставив палец к подбородку и уперев другую руку в бок.

– Да, голубой. Голубой, как лед. Он сказал, что вы великолепны, когда надеваете голубое, и назвал вас ангелом с золотисто-каштановыми волосами.

Виктория вдруг решила, что ледяной голубой цвет действительно очень хорош для венчания.

– У лорда Филдинга превосходный вкус, – продолжала мадам; ее тонкие брови высоко поднялись над яркими, живыми глазами. – Разве вы не согласны?

– Полностью согласна, – смеясь, ответила девушка и сдалась на милость мастерицы.

А четырьмя часами позже, когда мадам наконец отпустила ее и отбыла вместе со своими белошвейками, Виктории доложили, что в золотом салоне ее дожидается леди Кэролайн Коллингвуд.

– Виктория! – воскликнула подруга; ее хорошенькое лицо выглядело озабоченным, когда она протянула руки, чтобы поздороваться с девушкой. – Утром к нам приезжал лорд Филдинг и сообщил о вашей свадьбе. Я удостоена чести быть твоей подружкой; по его словам, таково твое желание, но все это так неожиданно – я имею в виду ваше решение.

Виктория была несказанно довольна, хотя и несколько удивлена таким вниманием со стороны Джейсона: он не забыл о том, что ей потребуется подружка, и выбрал Кэролайн Коллингвуд.

– Я даже не подозревала, что ты так привязана к лорду Филдингу, – продолжала Кэролайн, – и меня это все еще удивляет. Ты действительно хочешь выйти за него? Это не.., не вынужденный брак?

– Уготованный самой судьбой, – улыбнулась девушка, устало опустившись в кресло. Увидев, как задумчиво Кэролайн свела брови на переносице, она поспешно добавила:

– Нет, не вынужденный. Я выхожу замуж по доброй воле.

Лицо Кэролайн просветлело от облегчения и радости.

– Ты не представляешь, как я рада за вас обоих: я так надеялась, что это может произойти. – Видя сомневающийся взгляд подруги, она пояснила:

– За последние несколько недель я лучше узнала его и абсолютно согласна с Робертом, который сказал мне, что досужие разговоры о лорде Филдинге – результат сплетен, раздуваемых некоторыми зловредными, противными женщинами. Вряд ли кто-нибудь поверил бы этим слухам, если бы сам лорд Филдинг не был таким надменным и необщительным. Конечно, трудно хорошо относиться к людям, которые верят распускаемым о тебе сплетням, так ведь? Поэтому, вероятно, он считал ниже своего достоинства разубеждать нас. Роберт говорит, что лорд Филдинг – гордый человек и потому не может унижаться перед лицом враждебно настроенного общества, в особенности когда оно так несправедливо!

Виктория подавила смешок, видя, как искренне ее подруга отстаивает человека, которого совсем недавно боялась и осуждала, но это было характерно для Кэролайн. Она вообще отказывалась видеть какие-либо изъяны в людях, которые ей нравились, и, наоборот, не желала признавать наличие каких-либо добродетелей в тех, кто ей не нравился. Эта черта ее живого характера, однако, делала ее весьма лояльной по отношению к друзьям, и Виктория чувствовала глубокую благодарность за ее самоотверженное дружеское отношение.

– Спасибо, Нортроп, – сказала Виктория, когда дворецкий принес им поднос с чаем.

– Даже не могу понять, почему он казался мне таким пугающе мрачным и, опасным человеком, – говорила подруга, пока Виктория разливала чай. До смерти желая снять с Джейсона все свои прежние обвинения, она продолжала:

– Я ошиблась, когда позволила своему воображению взять верх над здравым смыслом. Наверное, его внешность произвела на меня подавляющее впечатление: он очень высок, а его волосы – такие черные… Но из-за этого бояться его? Это было так абсурдно с моей стороны! Да, знаешь ли ты, что он сказал, когда уходил от нас сегодня утром? – спросила она, сияя в ожидании предстоящего эффекта.

– Нет, – ответила Виктория, едва удерживая улыбку: Кэролайн проявляла твердую решимость переквалифицировать Джейсона из дьявола в святого. – Что же он сказал?