Порочная невинность - Робертс Нора

– Очевидно, не понимаю. Но я знаю кое-что об умении ладить с людьми и об авторитете: я достаточно играла с разными оркестрами под управлением самых разных дирижеров. И хочу сказать вам следующее: местные жители никогда не будут с вами так откровенны, как с Берком. Берк знает этих людей, а вы не знаете.

– Вот в том-то и сложность! Он знает этих людей и симпатизирует им. А с некоторыми даже связан давними дружескими узами и поэтому склонен их защищать.

– Вы опять о Такере?

– Уточню свою мысль. Вы ведь, надеюсь, согласны, что существует понятие «старые друзья». Время от времени они вместе распивают несколько бутылок пива, иногда вместе стреляют кроликов или охотятся еще за какой-нибудь мелкой живностью. Вечерами они посиживают на крыльце и судачат о хлопке и женщинах. – Бернс снял невидимую пылинку с брюк. – Да, я этих людей не знаю, Кэролайн, но я много знаю о них и меньше всего нуждаюсь в том, чтобы прибегать к помощи Берка Трусдэйла. Я думаю, он честный человек. И лояльный. Но вот эта-то его лояльность и верность меня весьма настораживают.

– Я могу говорить с вами откровенно, Мэтью?

– О, ради бога!

– Вы ведете себя, как тщеславный осел, – отчетливо произнесла Кэролайн и увидела, как он изменился в лице. – Ваши методы, может быть, и хороши для округа Колумбия или в Балтиморе, но не годятся здесь, в дельте Миссисипи. Если же еще кого-нибудь убьют – а вы, по-видимому, в этом уверены, – вам придется обратить взгляд на самого себя и подумать, нельзя ли было этого избежать. Полагаю, вы будете сожалеть, что не наладили связи с местными жителями, вместо того чтобы блюсти свою «объективность» и относиться к людям с таким высокомерием.

Бернс переменно поднялся.

– Сожалею, Кэролайн, что мы по-разному смотрим на это дело. Но что бы вы ни думали, я считаю своим долгом посоветовать вам прекратить отношения с Такером Лонгстритом, пока это дело не выяснится.

– А вы знаете, недавно я обнаружила в себе ужасную склонность – не прислушиваться ни к чьим советам.

– Как вам угодно. – Он склонил голову. – Но я вынужден просить вас прийти завтра в мой временный офис. Около десяти утра, если вам это удобно.

– Зачем?

– У меня остались к вам кое-какие вопросы. Официального порядка.

– Ну что ж, значит, я вам и отвечу на них в официальном порядке.

Кэролайн не потрудилась проводить его до двери.

Глава 17

Кэролайн не потребовалось взвешивать свои симпатии и антипатии. Еще не улеглась пыль за машиной Бернса, а она уже подхватила на руки Никудышника и пошла к своему «БМВ».

Ключи торчали в зажигании – как раз там, где она их и оставила накануне. Обернувшись, Кэролайн взглянула на свой дом. Дверей она не заперла, ей это даже не пришло в голову. Наверное, глупо быть такой беспечной, особенно учитывая недавние акты насилия, запятнавшие репутацию Инносенса. Но запирать дверь, не закрыв окна, было бы еще глупее, а кто же закрывает окна в такую жару?

Кэролайн покачала головой, подумав, как быстро она переняла местные привычки.

– Не собираюсь жить в собственном доме, дрожа от страха! – сказала она Никудышнику, посадив его в машину, и он немедленно положил лапы на спинку заднего сиденья и высунул язык в предвкушении поездки. – Да, это мой дом, – повторила она, обернувшись.

Вот он стоит, блистая свежей краской, и окна сверкают, а на перилах крыльца еще видны следы пуль. Твердо зная, что надо делать, Кэролайн села в автомобиль и выехала на подъездную аллею, не заметив темную фигуру, притаившуюся в тени деревьев.

Когда Кэролайн подъехала к «Сладким Водам», ее взгляду предстала забавная картина. На парадном крыльце расположились Лулу и Дуэйн. Лулу все еще была в армейских ботинках, а в волосах по-прежнему торчало орлиное перо. Ее наряд довершала широкая блуза, какие обычно носят художники, надетая поверх синих джинсов «Левайс». В ушах сверкала пара рубиновых серег с камнями не меньше перепелиного яйца.

Она стояла перед холстом, прочно расставив ноги, в позе, исполненной напряжения. «Больше напоминает боксера перед третьим раундом, чем художника», – подумала Кэролайн. Дуэйн растянулся в качалке со стаканчиком виски «Дикий индюк» и с кроткой улыбкой пьяницы, еще пребывающего в состоянии умиленности.

– А, Кэролайн! – Он приподнял стакан в знак приветствия. – Кого это ты притащила?

Кэролайн опустила Никудышника на землю, и он немедленно бросился обнюхивать кусты, которые пометил Бастер.

– Это моя собака. Добрый вечер, мисс Лулу.

Та что-то проворчала и положила большой мазок на холст.

– Моя бабушка прогнала пару дезертиров-янки со своей плантации в 1863 году.

Кэролайн кивнула в знак одобрения: она заранее приготовилась к подобной атаке.

Лулу скосила взгляд на Кэролайн – и ей понравилось то, что она увидела. Девушка свежа, как сметана, а в глазах у нее упрямый блеск, и то же самое упрямство в линии подбородка. Лулу это одобрила всем сердцем. «Наверное, кровь янки в ее жилах сильно разбавлена южной, – решила она. – А кроме того, Такеру давно пора остепениться».

– Ты, конечно, явилась сюда, чтобы поохотиться на Такера?

– Разумеется, нет! – возмутилась Кэролайн. – Но я приехала поговорить с ним. Если он дома.

– А где же ему еще быть? – Лулу принялась внимательно изучать свою палитру, а затем опустила кисть в пятно ядовито-зеленой краски. – Ну, что ты там стоишь разинув рот и глазеешь на мою работу? Поднимайся на крыльцо. Дуэйн, где твой брат? Неужели ты не видишь, что девушка приехала соблазнять его?

– Я вовсе не…

– Ну что ж, янки, иди в дом и испробуй свои коварные чары на нашем несчастном, беззащитном мальчике. Только знай, что я вижу тебя насквозь.

– Я это запомню.

Не в состоянии преодолеть искушение, Кэролайн взглянула на холст. На нем был нарисован Дуэйн, развалившийся в качалке и сжимающий в руке огромный стакан с виски. Изображение показалось ей смесью стиля Пикассо и карикатур из журнала «Сумасшедший». Лицо было зеленого цвета, глаза причудливо изрезаны ломаными красными линиями, а на голове росли длинные ослиные уши пурпурного цвета, – Интересная концепция, – заметила Кэролайн.

– Мой отец всегда говорил, что тот, кто живет, чтобы пить, становится ослом.

Кэролайн перевела взгляд с картины на художницу. И, обменявшись с ней молчаливым взглядом, поняла, что кузина Лулу вовсе не такая сумасшедшая, какой желает казаться.

– Хотелось бы понять, почему некоторые делают выпивку целью жизни.

– Потому что для некоторых сама жизнь является поводом для выпивки. Дуэйн, ну где же твой брат? Девушка ждет и дышит мне в затылок, а я не могу работать в таких условиях.

– Он там, в библиотеке. – Дуэйн сделал порядочный глоток. – Входи, Кэролайн, третья дверь направо по коридору.

Кэролайн вошла в дом. Здесь было так тихо, что она немедленно отказалась от намерения громко возвестить о своем приходе. Сквозь высокие окна падал медово-золотистый свет, тишина стояла, как в музее, и Кэролайн заметила, что идет по коридору на цыпочках.

Дверь в библиотеку была плотно закрыта. Она подняла руку, чтобы постучать, и мысленно представила себе Такера. Растянулся, наверное, самым удобным образом на пухлой софе, скрестив руки за головой и положив ногу на ногу. У него сейчас, очевидно, послеобеденный или ранний предвечерний сон.

Кэролайн легонько постучала, но ответа не получила. Пожав плечами, она повернула ручку двери, решив, что, даже если разбудит его, ничего страшного не случится. Ей было что ему сказать! Ведь пока он безумно тратит свою жизнь во сне, обстоятельства складываются…

Но на изящно изогнутом резном диванчике под западным окном Такера не было. Не восседал он и в вертящемся кресле у камина. Нахмурившись, Кэролайн окинула беглым взглядом книжные полки, возвышающиеся вдоль стен, великолепную картину Джорджи О'Кифи, изящный столик в стиле Людовика XV... и увидела Такера. Он сидел за массивным дубовым столом, склонившись над грудой бумаг и книг, а его пальцы как бы сами собой порхали по клавиатуре новенького небольшого кабинетного компьютера.