Дебора Смит - Счастье за углом
– «Лог Сплиттер Герлз»? – изумленно повторила я. – Они выращивают ягоды, поют лесбийский фолк и доставляют портативные туалеты?
К тому времени как я выбралась наружу, обмотав голову шарфом и выдыхая белые облачка нервного пара, во дворе столпилось около десятка женщин. Почти все были одеты в рабочие зимние комбинезоны. Я уставилась на них, они уставились на меня.
Две женщины вышли вперед. Они обе были одеты в одинаковые стеганые жилеты и вязаные шапки, но разница между ними была поразительная. У одной были длинные светлые косы и юбка цвета хаки, длиной до лодыжек. Вторая, рыжеволосая, хмурилась. На ней были охотничьи штаны. Обе излучали уверенность и спокойную силу первопроходцев. Рядом с ними я почувствовала себя цирковым пони в стаде мустангов. Я помнила фотографии на их дисках и знала, кто из них кто. Светлые косы – Мэси. Рыжие кудряшки – Альберта. Увидев их лично, я отметила главное различие между ними. Мэси: улыбающаяся, дружелюбная, теплая. Альберта: ничего из вышеперечисленного.
– Мы опоздали, – хрюкнула Альберта. – Твой переносной сральник еще не собрали, когда мы за ним приехали.
Образно. Но тон у нее был такой, словно это я виновата в том, что туалет не отгрузили вовремя. Словно я плохая мать. Я посмотрела на синюю коробку туалета и громко его пристыдила:
– Плохой сральник. Плохой.
Мэси рассмеялась, остальные женщины либо улыбались, либо смотрели так удивленно, словно никогда не ожидали от бывшей кинозвезды слова «сральник». Альберта же снова хрюкнула и протянула мне руку, а потом поморщилась, когда я пожала ей руку левой рукой. Спрятав за спину правую, со шрамами.
– Мы здесь для того, чтобы сделать работу; на нашей ферме сейчас затишье, так что у нас есть время. Оплата наличными для этих женщин очень важна. Подарки детям на Рождество, деньги, которые можно положить на счет. И они отработают каждый пенни. Мы можем работать две недели до Рождества, с рассвета до заката. Мэси ведет счета. Она обсудит с тобой наши ставки. Каждую пятницу мне нужен чек на оплату материалов и работ. Томас сказал, что за работу по высшему разряду ты будешь накидывать доллар сверху. Моя команда тебе это обеспечит. Если считаешь, что бабы не справятся с тем, что ты тут придумала, лучше признайся сразу, и мы это обсудим.
Внимательно за мной наблюдая, она замолчала. Словно и вправду рассчитывала, что мне не хватит мозгов и я разворошу это змеиное гнездо спорами о разнице полов. Меня больше заботило «Томас сказал».
– Вас послал Томас?
– Ага. Дельта сказала ему, что тебе тут нужно кое-что сделать, и он позвонил нам. Тебе что-то не нравится? Не хочешь, чтобы «такие, как мы» здесь работали? Тогда учти, что лесбиянки в нашей группе только я и Мэси. – Она криво ухмыльнулась. – Остальные у нас «нормальные». Никто не будет тебя бить, красть твои драгоценности или фотографировать, когда ты не видишь. Все эти женщины живут и работают на Радужной Ферме только потому, что им нужен безопасный дом. Ясно? Они не хотят, чтобы мир нашел их или тебя.
Томас отправил своих друзей присмотреть за мной, думала я где-то в другом мире, отдельно от Альберты. Наверное, хочет убедиться, что в доме не будет никаких изменений.
– Добро пожаловать в мой дом, – мрачно сказала я женщинам, не обращая внимания на Альберту. – Это не музей, не историческая ценность. Это милый старый дом, которому очень нужен ремонт. Я знаю, что хочу здесь сделать, и я хочу, чтобы вы это сделали. Все согласны? Тогда за работу. Если кому-то не нравятся мои планы, не нужно звонить Томасу и доносить на меня. Я собираюсь обновить этот дом так, как считаю нужным, и точка.
– Ты что, параноик? – спросила Альберта. – Томас передал нам твой список. И все. Или ты думаешь, что мы будем перед ним стелиться и выдадим сестру? Боже.
У меня защипало щеки.
– Ладно, не важно.
Мэси мягко добавила:
– Томаса вообще здесь нет. Он отправился в Чикаго проведать брата. Для него это огромный шаг вперед. Он выбрался из Кроссроадс впервые за эти четыре года.
Я ахнула. Томас, мой собрат-отшельник, уехал с наших гор. Я никогда раньше не отпугивала мужчину простым поцелуем. Удивительно и странно, но по коже вдруг побежали мурашки. Томаса не было в его хижине. Томаса не было рядом. Страх разворачивал в животе свои щупальца, и я знала, что нужно вернуться в дом, принять таблетку. Господи. Он действительно стал моим убежищем, моим спасением, как эта ферма. И вот это было плохо.
Соберись, Альберта наверняка учует слабость, как стервятник чует сбитое на дороге животное. Посмотри на ее усмешку. Она уже кружит над тобой, заострив клюв.
Я прочистила горло.
– Ладно, раз уж мы поняли друг друга… хорошо. Кто хочет холодного растворимого кофе и протеиновый батончик?
Тишина. Альберта разглядывала меня, как паззл с недостающими частями, Мэси старалась погасить обеспокоенную улыбку. За их спинами одна из женщин подняла руку.
– Если так завтракают в Голливуде, – вежливо сказала она, – неудивительно, что все женщины там выглядят как палки с глазами.
– Я устрою под деревьями полевую кухню, – сказала Мэси. – Как тебе идея позавтракать травяным чаем, сардельками из тофу и индейки и домашним белым хлебом со свежим крестьянским маслом и джемом из нашей клубники?
– К черту протеиновые батончики.
Все рассмеялись и расслабились. Кроме Альберты – она рассматривала свою команду, как злобный сержант.
– Команда, выдвигаемся. Грета Гарбо платит нам не за то, чтоб болтали нижними губами на ветру. У нас график.
Нижними губами? Грета Гарбо? То есть для них я сбежала с широкого экрана ради шуток про вагину? О, это будет забавно. Послушные подопечные Альберты разобрали рабочие пояса и получили ключи от трактора. Первые лучи солнца принесли благую весть моему двору, деревьям, морозному воздуху утра: Лог Сплиттер Герлз и их ковен прибыли наколдовать мне чудо.
Внезапно я поняла, что Томас оставил меня одну для моего же блага. О чем я его и просила. Черт.
ТомасЯ скучал по Кэти, мне не хватало моего маленького рая в Северной Каролине, я боялся увидеть троих сыновей брата, которых избегал последние годы. Все трое слишком сильно напоминали мне Этана. У них были такие же золотисто-карие глаза, наследство предков-викингов, такие же подбородки, волнистые каштановые волосы и родинки возле рта, перед которыми не могла устоять ни одна женщина. Все мужчины Меттеничей выглядели как англо-евро-славяне, румяные, долговязые, смуглые, словно потомки датских фермеров, разводящих тюльпаны, или дети Дон Кихота и фламандской молочницы. Наш старик был высоким и тощим, как рулевой иммигрантов, а вот мама была пухлой, зато на шесть дюймов выше его. Согласно семейным легендам и сохранившимся фото, у нее были русские корни. Старик говорил, что ее предки служили в царской коннице, что могло означать казаков, а могло означать простую похвальбу за бутылкой пива на семейных сборищах.
Но когда я вышел из такси перед мини-особняком на шесть спален, который Джон купил в огороженном поселке, чтобы наслаждаться частными конюшнями и беговыми дорожками, первым делом я заметил на подстриженном газоне не заснеженные фигурные кусты, а троих племянников верхом на породистых пони. Вполне возможно, мамины казацкие гены не были сказкой. Вот они, наши всадники, рассекают по городской тундре богатого предместья.
Джереми, Брайан и Дэвид уставились на меня с разной степенью узнавания в зависимости от возраста. На троице моих племянников были защитные шлемы, бриджи, высокие черные сапоги для верховой езды и ярко-оранжевые жилеты поверх стеганых курточек. Упади они с пони в таком жилете, отпрыгнули бы от земли как мячики. Дэвид, которому исполнилось шесть, и Брайан, девятилетний, выгнули в мою сторону шеи и заставили своих пони попятиться.
– Мам! – закричал Дэвид в гарнитуру мобильного. – Тут незнакомец! Он явно чужой и очень волосатый!
– Пап! – закричал в свою гарнитуру Брайан. – Тут какой-то мужик без машины на нашей дороге!
Но Джереми, старший, двенадцатилетний, помнил меня.
– Успокойтесь, – сказал он братьям. А потом дотронулся до гарнитуры. – Мам, пап? Дядя Томас явно успел на утренний рейс. Он уже здесь.
– Спокойно, ребята, – сказал я, шагая дальше по дорожке.
Один из шарфов Кэти выпал из моего кармана. Я стащил его в тот день в Сортире. У нее ведь наверняка был запас. Пони зафыркали. Дэвид и Брайан смотрели, как я нагибаюсь, подбираю загадочный клочок ткани и засовываю обратно в карман. Даже Джереми заставил своего пони попятиться.
– Это чтобы руки греть, – солгал я.
Двойная передняя дверь особняка распахнулась. Высокий, крупный тридцатипятилетний богатый папочка, сверкая зарождающейся лысиной и дорогущим лыжным свитером, выскочил наружу. За ним неслась сияющая полная мамочка, бывшая любительница футбола, светловолосая, с бриллиантовыми перстнями и в фартуке с надписью «Счастливой Хануки» поверх рождественского свитера. Оба щеголяли мобильными гарнитурами в ушах. Семья Джона Меттенича всегда обвешивалась техникой, как фан-клуб «Стар Трека» на конвентах.
