Неукротимая Сюзи - Башельери Луиза

Сюзи снова была вынуждена признать, что Клод Ле Кам кое в чем права. Во всяком случае, Клод думала точно так же, как и сама Сюзи. Видя, что попала в самую точку, женщина-матрос добавила:

– Что касается капитана Ракиделя, известно ли тебе, где он сейчас находится?

– Нет. После того как с «Шутницы» сняли вооружение, он отправился выполнять какое-то задание, которое предпочитал держать в секрете. Он пообещал, что будет присылать мне весточки, но я не получила от него ни одного письма… Он говорил, что вернется в середине августа… Миновало уже три месяца августа, а он так и не вернулся!

– А я вот знаю, где он находится!

– Знаешь?

– Он сейчас в Луизиане, которая, несмотря на аппетиты англичан, все еще остается французской территорией…

– В Луизиане?

– Да, именно там, в Новой Франции, – кивнула Клод, показывая пальцем куда-то на запад, далеко за пределы таверны, дверь которой то открывалась, то закрывалась: в нее то и дело входили или же из нее выходили подвыпившие матросы и улыбчивые проститутки.

– Я знаю, что англичане отняли у нас Акадию [98] – территорию, на которой, говорят, полно богатств, – а вот про Луизиану я слышала в монастыре только то, что это огромное болото, в котором плещутся водные чудовища… Чем может там заниматься такой человек, как Томас Ракидель?

– Господин Ле Мон де Бенвиль, который по распоряжению короля стал местным губернатором, задумал построить новый город, и ему для этого потребовались инженеры, архитекторы и администраторы. Вот среди них-то и оказался Ракидель! А я, представь себе, завтра взойду на борт трехмачтового фрегата, который повезет туда съестные припасы и людей – в них в этой колонии большая нужда.

– Ты отплываешь завтра в Луизиану?

– Да, курсом на Новый Орлеан… Когда ты предстанешь перед священником, который будет венчать тебя непонятно с кем и непонятно зачем, я уже буду качаться на волнах и поднимать парус!

Сюзи почувствовала, что голова у нее идет кругом. Эта ехидная и зловредная Клод своими словами, можно сказать, насыпала соли на еще не зажившую рану, появившуюся на душе Сюзанны после измены Ракиделя. Известие о том, что он находится в Луизиане, вызвало у Сюзанны неистребимый интерес. Она настолько живо представила себе, как эта женщина-матрос цепляется за парус, который надлежит поднять, и как этот парус поднимается под ритмичные выкрики моряков, отправляющихся в дальнее плавание, что это вызвало в ней смешанные чувства, среди которых имелись ностальгия и зависть.

Сюзанне припомнилось, какое радостное возбуждение охватило ее, когда на «Шутнице» подняли якорь и когда немногим позднее она, Сюзи, наблюдала, стоя на корме, как постепенно удаляются укрепления Сен-Мало. Она вспомнила о морском ветре и о том ознобе, который он у нее вызывал. Однако все это было уже далеко позади. Сюзи спросила:

– А как называется фрегат?

– «Грациозный». И разве это не будет… грациозным? После того как мы с тобой расстались, я плавала на торговом судне до острова Бурбон [99]. Это плавание было не таким захватывающим, как охота за испанскими галеонами, однако оно стоило того, чтобы в него отправиться. Сейчас же – курс на запад и полный вперед! Тебя это не прельщает?

– Ни один капитан не возьмет с собой такого никудышного моряка, как я. Я входила в экипаж «Шутницы» только потому, что это судно принадлежало мне.

– И ты прекрасно сумела это скрыть… как и все остальное! Но если бы такое приключение тебя и вправду прельстило…

Клод вдруг замолчала. Сюзи не выдержала:

– Договаривай же! Что, если бы такое приключение меня и вправду прельстило?

– Бедняга, который должен был отправиться вместе с нами корабельным писарем, прошлой ночью скончался от злокачественной лихорадки. Капитан сегодня утром подыскивал ему замену, и, пока ее не было, ему приходилось самому заниматься работой писаря, что его ничуть не радовало…

– Как, по-твоему, он в конце концов нашел себе писаря?

– А ты умеешь писать?

– Монахини-урсулинки говорили, что у меня красивый почерк… и что я умею излагать на бумаге свои мысли и фантазии.

– Речь идет не о том, чтобы писать какие-то сказки, а о том, чтобы фиксировать на бумаге все, что происходит на судне! Кроме того, ты не можешь даже и мечтать о том, чтобы взойти завтра на борт, потому что завтра ты… вступаешь в какой-то непонятный брак!

– Я могла бы…

– Ну, и что ты могла бы?

– Цель у этого брака только одна – отдать половину моего состояния в руки представителя дворянского рода Бонабан.

– Никто не отказывается от звучной фамилии и от состояния ради того, чтобы стать писакой, которому платят не больше десяти солей за страницу.

– Бедность меня ничуть не пугает… Вот только брачный контракт уже подписан!

– Если церемония бракосочетания так и не состоится, брачный контракт станет недействительным.

– К черту деньги, которые для меня только обуза, и к черту благонамеренные решения! Завтра я взойду на борт «Грациозного»! Если, конечно, подойду капитану…

– В этом можешь не сомневаться! За сегодняшнюю ночь он вряд ли подыщет нужного ему писаря!

– Ну что ж, тогда его писарем станет женщина… которая снова будет выдавать себя за мужчину – по примеру одного марсового.

– Чему этот марсовый будет только рад, – сказала, широко улыбнувшись, Клод.

Сюзи на некоторое время глубоко задумалась. Ее собеседница не стала мешать ее размышлениям, опасаясь, как бы она не изменила своего решения. Наконец Сюзи, словно бы очнувшись, сказала:

– Мне, однако, нужно еще до наступления утра кое-что уладить. Ты можешь мне помочь?

– Ты можешь положиться на мою… мужскую дружбу! – заявила Клод с широкой и нагловатой улыбкой.

Несколько минут спустя эти двое «мужчин» вышли из таверны «Прекрасная Индия», провожаемые взглядами оставшихся за столами выпивох.

Сюзи привела свою подругу к повозке, которую она оставила в конюшне находившегося поблизости постоялого двора. Они уселись в эту повозку и направились к усадьбе Клаподьер. В усадьбе все спали. Сюзи с превеликой осторожностью повернула ключ в замке и затем поднялась, крадучись, по большой каменной лестнице, ведущей на второй этаж. Вслед за ней шла ее сообщница, тоже старавшаяся по требованию Сюзанны не производить ни малейшего шума. Сюзи, зайдя в комнату, в которой она провела не один год, зажгла свечу. При ее тусклом свете она написала письмо, адресованное Эдерне. В нем она рассказала о причинах своего бегства (не упомянув, однако, куда она направляется и зачем), попросила у Эдерны прощения и заверила ее в своей вечной дружбе. К этому письму она также добавила несколько строк, адресованных господину де Пенфентеньо, который, принимая Сюзанну у себя в гостях, был очень терпеливым и любезным, а также несколько строк, адресованных детям. В этих строках она пообещала Эктору, что когда-нибудь вернется и расскажет ему о своих новых приключениях. В постскриптуме она сообщила, что повозка, которую она позаимствовала, и впряженная в нее лошадь будут ждать своего хозяина на постоялом дворе, расположенном неподалеку от въезда в Сен-Мало через ворота Святого Фомы. Высушив чернила при помощи специального порошка и сложив письмо вчетверо, она положила его на своей кровати так, чтобы оно бросалось в глаза. На следующий день, когда ее хватятся и станут искать, наверняка заглянут в ее комнату и сразу же увидят это письмо.

Закончив с первым письмом, Сюзи принялась за второе, но адресованное уже Элуану. В нем она написала следующее:

Мсье!

Вы, конечно же, сочтете мое бегство предательством, однако на самом деле это вовсе не предательство. Хорошенько поразмыслив сегодня, я пришла к выводу, что Вы были правы, когда узрели в сделанном мною Вам предложении не только благожелательность, но и жестокость. Жестокость эта, однако, – отнюдь не проявление прихоти. Я искренне желаю, чтобы Вы восстановили свое достойное положение в обществе и чтобы в поместье Бонабан возродилось процветание, которого оно уже давно было лишено вследствие неблагодарности правителей страны. Однако я осознала теперь, на какие мучения Вы будете обречены, если заключите брак, в котором Вы не сможете воспользоваться прерогативами супруга, хотя Вы, как Вы утверждаете, меня любите. Бог – или боги, – которые распоряжаются судьбами людей и возникновением у них такого чувства, как любовь, очень жестоки и зачастую сеют зерна чувств по двум сердцам весьма неравномерно. Я была бы только рада, если бы в моем сердце проросло зерно такой же чистой и такой же большой любви, какую Вы испытываете ко мне. К сожалению, заставить себя кого-то полюбить невозможно. Я испытываю к Вам огромное уважение и нежность, которые исчезнут лишь с моей смертью. Я Вам безгранично признательна за уроки, которые Вы мне преподали: Вы обучили меня искусству фехтования, однако при этом сам по себе пример Вашего поведения был еще более поучительным, и если я не могу выполнить условия брачного контракта, который сама же и составила, то только лишь потому, что мне теперь кажется, что я недостойна величия Вашей души. Погасите, пожалуйста, пламя, которое в Вас все еще пылает! Чувство горечи, которое Вы, несомненно, испытаете, когда прочтете это письмо и узнаете о моем отступничестве, Вам в этом поможет. Просить Вас быть снисходительным ко мне я даже и не смею.