Словно распустившийся цветок - Митчелл Сири

 Отец опустился на стул и озадаченно нахмурился, глядя на нашего гостя.

 — Полагаю, в таком случае мне лучше перечесть ваше письмо.

 А наш визитер резко развернулся на стуле и в упор взглянул на меня.

 — Папа? Мистер Уитерсби – ваш отец? А мне показалось, судя по тому, как вы… вы… – Он нахмурился, оборвал себя на полуслове и предпринял новую попытку. – Кажется, мы действительно не были представлены друг другу.

 Тон, каким были сказаны эти слова, вызвал у меня подозрение, что виноватой в этом он отчего-то полагает меня.

 — Я – Шарлотта.

 Та самая, которая поддерживала его на протяжении первого, самого трудного года, когда он пытался обзавестись фермой. Та самая, которая утешала его, когда он потерял свою первую овцематку. Та самая, которая знала о его мечте – добавить к своему стаду тысячу новых голов и текстильную мануфактуру, чтобы приносить настоящую пользу колонии. Но, разумеется, Эдвард был свято уверен в том, что переписку с ним вел отец.

 — Похоже, я окончательно запутался и все неправильно понял. Покорнейше прошу простить меня, мисс Уитерсби.

 Отец все это время наблюдал за нами, а затем, взмахом руки обведя груды бумаг, громоздившиеся на полу у его ног, спросил:

 — Где то письмо, на которое он ссылается, Шарлотта? Об острове Кэмпбелла?

 Я встала и достала его из серванта, где оно хранилось среди старых налоговых уведомлений и лекций по таксономии [11].

 Мистер Тримбл поднял руку, протестуя:

 — Прошу вас, не стоит утруждаться. В этом нет решительно никакой необходимости. Полагаю, от своих корреспондентов вы получаете подобные отчеты дюжинами. А я с радостью расскажу вам о своем посещении острова. Я еще никогда в жизни не видел ничего подобного.

 И они завели пространную беседу на эту тему, а я с некоторым облегчением вернулась к работе над своей иллюстрацией. Несколько раз пришлось воспользоваться микроскопом, дабы окончательно отринуть сомнения относительно структур, которые я раскрашивала. Я уже заканчивала, когда вдруг сообразила, что разговор мужчин прервался. Подняв голову, я увидела, что оба внимательно смотрят на меня.

 — Ты ведь согласна, Шарлотта? – Отец задал вопрос таким тоном, который явно подразумевал исключительно утвердительный ответ.

 — Пожалуй, да.

 — Очень хорошо! – На щеках его проступил здоровый румянец, а на лице отобразилось удовлетворение. – В таком случае решено. Мы приглашаем этого славного молодого человека отужинать с нами.

 Я горько пожалела о своем поспешном согласии, поскольку справедливо опасалась, что у нашей поварихи будет совершенно иное мнение на сей счет.

 — Я не уверена, что миссис Харви будет в восторге.

 Отец принялся задумчиво жевать свой ус.

 — Ты не могла бы… договориться с ней, пока я покажу этому славному молодому человеку гранки своего первого тома?

 Я согласно кивнула, но, подойдя к двери, ведущей на кухню, остановилась в нерешительности.

 Изнутри до меня донесся голос миссис Харви, мурлыкавшей себе под нос какую-то мелодию без слов.

 Признаюсь вам откровенно, мне очень не хотелось разговаривать с ней, тем более на столь щекотливую тему. Она считала кухню своими личными владениями, а с тех пор, как застукала меня вымачивающей засушенные образцы в одном из чайников, я впала у нее в откровенную немилость.

 Когда я вошла, она как раз вытаскивала из духовки противень с почерневшим печеньем. Развернувшись, чтобы поставить его на буфет, повариха заметила меня.

 Я кивнула:

 — Миссис Харви.

 — Полагаю, вы явились, чтобы сказать мне, что желаете всякие глупости, вроде масла, к печенью. И это после того, как я уже приготовила вам ужин!

 — Нет. Ничего подобного мне не нужно.

 Она вперила в меня подозрительный взгляд, всем своим видом давая понять, что обмануть ее не удастся.

 — Тогда вы пришли, чтобы потребовать сладкий пирог или горячий чай на завтрак.

 — Нет. Чая, который вы оставляете на плите, вполне достаточно. – Я уже почти привыкла пить его холодным по утрам. Ледяная жидкость казалась мне освежающей. По крайней мере, летом.

 — Господь свидетель, ваши капризы переходят все границы!

 — Дело в том… Понимаете, приехал один из корреспондентов отца, и мы надеялись… То есть, папа хочет знать… может ли этот человек остаться у нас на ужин, возможно ли это?

 Она начала снимать печенье с противня и по одному швырять его в корзинку для хлеба, а потом всплеснула перепачканными сажей руками.

 — Неужели вам мало того, что я сожгла руки чуть ли не до костей? – Сердито топая ногами, кухарка подошла к буфету, выудила из него кусок солонины и огромным ножом, который она обожала носить за поясом фартука, отхватила несколько ломтей. – И ради чего? Чтобы со мной обращались таким вот образом? У меня просто нет слов!

 — Мне действительно очень жаль. Мы не знали о том, что этот человек собирается к нам в гости.

 — И что, мне от этого должно стать легче? Полагаю, в следующий раз вы захотите пригласить к себе весь город!

 — Разумеется, нет. Это всего один человек. – Я взяла корзинку для хлеба и через другую дверь вышла с ней в столовую.

 Разговор мужчин продолжился и за обеденным столом, причем мистер Тримбл занял мой стул, а отец уселся напротив. Они все еще обсуждали отцовскую книгу.

 Завидев меня, мистер Тримбл встал.

 Я кивнула, ставя печенье на стол, после чего убрала охапку образцов со стула и стала придвигать его к столу. Мистер Тримбл пришел мне на помощь и поставил его на место.

 — Прошу прощения. Мне следовало сделать это самому.

 Я уже собралась было ответить, но в этот самый момент в столовую величественной поступью вплыла миссис Харви и с грохотом шваркнула о стол подносом с солониной и миской, в которой, несомненно, находился шпинат. Я дождалась, пока она удалится, и только тогда села за стол, положив себе кусочек солонины и одно печенье.

 Отец тоже взял себе небольшую порцию, а потом и мистер Тримбл последовал нашему примеру. Смахнув сажу с печенья, он с опаской попытался надкусить его. Когда же оно не поддалось, он отнял руку ото рта и с немалым удивлением воззрился на него.

 Я демонстративно взяла в руку чашку и окунула бисквит в чай.

 Эдвард последовал моему примеру, и я отметила, что он откусил лишь крохотный кусочек, прежде чем вернуть его обратно на тарелку. К соленой свинине он даже не притронулся.

 — Вам не нравится угощение, мистер Тримбл?

 — В последний раз нечто подобное я ел на корабле, три года назад, когда плыл в Новую Зеландию. Мы сбились с курса, и потому нам пришлось растянуть запасы провизии на лишний месяц.

 Отец широко улыбнулся.

 — Миссис Харви, наша кухарка, была замужем за моряком. Ей будет приятно услышать, что приготовленное ею угощение показалось вам подлинно флотским.

 — Действительно. – Но, противореча самому себе, он отложил вилку с таким видом, словно не собирался больше пользоваться ею.

 Я же вновь окунула печенье в чай и потерла им о донышко чашки, чтобы размягчить.

 — Новая Зеландия. Какая поразительная страна! Должно быть, вы скучаете по своим овцам? Надеюсь, Эмилия выжила после ягнения?

 Мистер Тримбл растерянно заморгал.

 — Знай я о том, что вы будете читать мои письма, мисс Уитерсби, я бы излагал свои мысли несколько по-иному. Или вообще писал бы о других вещах. Мои рассказы о жизни в колонии вряд ли могли заинтересовать вас.

 Отец едва не подавился кусочком сухого печенья.

 — Выходит, вы разводите овец?

 Мистер Тримбл с удивлением взглянул на него.

 — Да, у меня их добрая сотня с лишком.

 — И это считается большой отарой?

 Пожалуй, я совершила ошибку, заговорив на эту тему.

 — Он писал нам, отец, что маленькая отара – первый шаг, поскольку только начал обустраиваться, но в дальнейшем намерен увеличить поголовье. Тамошний ландшафт считается предательски опасным, если помнишь.