Девять правил соблазнения - Маклейн Сара
— Ни одна леди никогда не входила в клуб. Меня исключат, если это откроется. — Ралстон решительно покачал головой и продолжил: — Могу я вместо этого предложить вам партию в блэкджек в Ралстон-Хаусе? Сыграем на деньги. Могу вас заверить, что ощущения будут те же самые.
— Я не думаю, что это будет равноценной заменой, — начала размышлять Калли. — Одним из условий этого пункта является именно пребывание в самом клубе.
— Чего ради? — Ралстон действительно был несколько сбит с толку.
Она помолчала и, решив зайти с другой стороны, спросила:
— Вы когда-нибудь интересовались, чем занимаются дамы за закрытыми дверьми во время чаепитий или после ужина? О чем мы говорим, как мы проводим время без вас?
— Нет.
— Конечно, нет. Потому что все это мы делаем открыто. Да, мы можем находиться в комнате одни, без мужчин, но ведь именно вам принадлежат дома, в которых мы собираемся, и вы вольны войти в комнаты, где уединяемся. И поэтому мы занимаемся рукоделием или просто разговариваем, никогда не позволяя себе сказать или сделать лишнее либо выходящее за грани приличий из опасения, что вы можете стать тому свидетелем. У мужчин дело обстоит иначе, — продолжила она, все более распаляясь от собственных слов. — У мужчин есть укромные места... таверны, спортивные клубы, закрытые клубы для джентльменов. Там, вдали от придирчивых женских взглядов, вы можете делать все, что угодно, и как вам угодно.
— Совершенно верно. Именно поэтому я и не могу взять вас в «Брукс».
— А почему только мужчинам дана такая свобода? Почему, как вы думаете, у меня вообще возникла идея такого списка? Я хочу испытать подобное чувство свободы. Я хочу увидеть эту святая святых, где мужчины чувствуют себя мужчинами.
Он не ответил, не зная, как вести себя с этой решительной и упрямой незнакомкой.
— Калли, — тихо, но твердо произнес Ралстон, пытаясь внести толику здравомыслия в этот спор, — если эта авантюра потерпит фиаско, скандал погубит вас. Играть в карты — это одно дело, но в «Бруксе»...
— Неужели великолепный маркиз Ралстон боится пойти на подобный риск? Тот самый мужчина, который прямо в Гайд-парке умудрился скомпрометировать прусскую принцессу?
От удивления глаза Ралстона едва не вылезли из орбит.
— Я ничего подобного не делал.
Калли не смогла сдержать улыбки.
— Ага, так мы наконец обнаружили легенду, которая не основана на реальных событиях.
Прищурив глаза, он смотрел на Калли, а она, выпрямившись в полный рост, с поистине царственным видом произнесла:
— Понимаете, я не так уж нуждаюсь в вашей помощи. Я и сама могу проникнуть в «Уайте», воспользовавшись приглашением Бенедикта.
Гейбриел бросил на нее взгляд, полный изумления.
— Вы сошли с ума! Вас непременно разоблачат!
— Пока не разоблачили.
— Я вас разоблачил, причем дважды!
— Как я уже говорила, — усмехнулась она, — вы совсем другое дело.
— Почему же? — Он даже не пытался скрыть свое раздражение.
— Потому что вы мой сообщник. — И тут Калли улыбнулась сияющей улыбкой, похожей на ту, которой раньше одарила Оксфорда.
От этих слов весь гнев Гейбриела испарился, и волна неразумной, но радостной гордости захлестнула его... Он был горд тем, что именно ему она доверяла настолько, что предложила стать спутником в этом приключении. И в этом залитом солнцем закутке, всего в нескольких футах от светской толпы, его вдруг поразила ее красота — эти яркие карие глаза, блестящие на солнце золотисто-каштановые волосы и губы, пухлые и чувственные, взгляда на которые было достаточно, чтобы любого мужчину поставить на колени.
Чудесная девушка.
От сделанного открытия ему стало трудно дышать.
— Мой Бог! Вы прелестны!
Она широко раскрыла глаза, изумленно обдумывая его слова, потом с подозрением прищурилась.
— Не пытайтесь сбить меня с толку своими комплиментами.
— Даже и не думал.
— Потому что я это сделаю. Я буду играть в карты.
Ралстон шагнул к ней.
— Я сам отведу вас.
— Даже если вы меня отведете... — Она помолчала. — Что вы сказали?
— Я сказал, что отведу вас.
— Хорошо.
— Да, я подумал, что это великодушно с моей стороны. — Маркиз поднял руку и заправил ей за ухо случайно выбившуюся прядь.
— Я не прелестна! — выпалила она.
Уголок рта Ралстона едва заметно дрогнул.
— А вот в этом, — тихо произнес он, вглядываясь в ее лицо, словно пытаясь запомнить эту новую Калли, которую только что открыл для себя, — я с вами согласиться не могу.
И он легко коснулся ее губ. Этот поцелуй не был похож на все их прежние поцелуи — он был нежным и ищущим, словно оба открывали что-то новое. Это была гармония поглаживающего языка и нежных губ. Гейбриел поднял голову и подождал, пока она откроет глаза; она открыла, и он вновь был поражен ее очарованием. Он пытливо вглядывался в ее лицо, наблюдая, как она возвращается из того чувственного омута, куда увлек ее этот поцелуй.
— Вы говорили, что я заурядная.
Маркиз медленно покачал головой, поражаясь чистоте открытых эмоций, плещущихся в ее глазах.
— Я жестоко ошибался.
И он вновь поцеловал ее.
Ее рот был его пиршеством. Он мелкими глотками пил ее губы, смакуя их вкус и мягкость. Она обвила руками его шею и запустила пальцы в волосы, перебирая густые завитки. От этой ласки по его телу пробежала дрожь удовольствия. Как же Ралстон жалел, что все это происходит здесь, в галерее, всего в нескольких футах от множества снующих по Сомерсет-Хаусу лондонцев!
Он должен остановиться. Он делал именно то, чего твердо решил не делать. Разве он не дал себе обещание, что больше не будет ее компрометировать? Он должен дать ей большее. Лучшее.
В голове у него промелькнуло видение: Калли в потоке солнечного света, обнаженная и распростертая перед ним, — но Гейбриел быстро отогнал его. Сейчас не время предаваться фантазиям. Он снял руки Калли со своих плеч, нежно поцеловал оба запястья и заглянул ей в глаза.
— Я должен перед тобой извиниться.
Калли чуть нахмурилась.
— Извиниться?
Он нежно поцеловал ее в лоб, разгладив морщинки, слегка привлек к себе и продолжил:
— Попросить прощения. За все. За Ралстон-Хаус, за фехтовальный клуб... Бог мой, Калли, даже за сегодняшний день. Я вел себя совершенно отвратительно и несчетное количество раз мог скомпрометировать тебя. Поэтому приношу свои самые искренние извинения.
Калли удивленно смотрела на него широко открытыми глазами, вся залитая солнечным светом, от которого ее разрумянившееся лицо приобрело идеально розовый оттенок. Поскольку Калли молчала, он добавил:
— Я хотел бы все это компенсировать. Думаю, поход в «Брукс» станет началом.
На мгновение лицо Калли омрачилось, словно она была разочарована, а затем тень разочарования исчезла.
Ралстон продолжил:
— Пойдем сегодня же вечером.
— Сегодня?
— Если только ты не планируешь провести этот вечер с Оксфордом, — холодно уточнил он.
— Нет... Я приглашена на бал к Кавендишам — придется извиниться перед ними.
Она постаралась избежать его взгляда.
— Это было бы идеально. Если мы отправимся прямо в разгар бала, то все это мероприятие пройдет гораздо легче.
— Что мне надеть? — тихо спросила она.
В его голове промелькнуло воспоминание о Калли, одетой в мужское платье: плотно облегающие бриджи для фехтования, грудь разбинтована и прижата к его телу, кожа покрыта нежным румянцем. Чувствуя, как ему становятся тесны собственные брюки, Ралстон смущенно переступил с ноги на ногу и сказал:
— Полагаю, тебе придется надеть что-то мужское. Найдется что-нибудь подходящее для клуба? Или пойдешь в фехтовальном костюме?
Она зарделась от столь откровенного поддразнивания и отрицательно покачала головой:
— Нет. У меня есть более подходящий наряд.
Это была ужасная идея. Тем не менее он дал ей слово. Лучше уж именно он станет ее спутником, чем кто-то другой. Лучше уж он, чем Оксфорд. Мысль о том, что она может находиться в мужской одежде рядом с Оксфордом, будила в Гейбриеле желание пристрелить этого проходимца.