Знатные распутницы - Бенцони Жюльетта

– Майор, ваша лошадь слишком молода. У нее горячая кровь! Я позабочусь о том, чтобы охладить ее!

Канувиль, чрезвычайно встревоженный, спросил, что хотел этим сказать император. Он недолго оставался в неведении. Как только парад завершился, маршал Бертье сообщил ему, что император назначил его курьером, чтобы доставить важную депешу маршалу Массену, который находится в настоящее время в… Португалии!

В полном отчаянии Канувиль рассказал о своем несчастье княгине, которая в негодовании разразилась слезами.

– Наполеон – чудовище! – кричала она. – Он хочет меня убить! Но будь спокоен, любимый. Ему не удастся разрушить нашу любовь. Я тебя никогда не забуду! Ты, к сожалению, должен подчиниться приказу, но поспеши передать эту депешу, как можно быстрее! Ты же знаешь, как сильно я тоскую, когда тебя нет! Ты не должен оставлять меня одну слишком долго!

При этих словах страх несчастного сменился паникой. Он очень хорошо знал, что Полина имела в виду, говоря «как сильно я тоскую!» Если он задержится надолго, то может рассчитывать на то, что к моменту возвращения его место будет занято другим…

В нагрудный карман над сердцем Канувиль положил медальон, который Полина вручила ему как талисман, – обрамленный рубинами шедевр Изабей, – вскочил на коня и сделал все, чтобы установить рекорд на маршруте Париж – Лиссабон – Париж! Гусар гнал, как одержимый. Дюжину загнанных лошадей, жертв своей торопливости, он оставил на пути, пересек Луару, Шаран, Жиронду и Пиренеи, доехал до Бургоса и, наконец, достиг Вальядолида. Десять дней и ночей провел он в седле, давая себе лишь короткие передышки, чтобы перекусить сменить лошадь. Это был действительно рекорд!

Однажды утром в Саламанке генерал Тибо увидел возле своего штаба падающего с коня, покрытого грязью и в растерзанной одежде человека, который не имел ничего общего с бывшим элегантным гусаром генерала Бертье.

– Эй, Канувиль! – крикнул он. – Куда вы собираетесь в таком парадном виде?

– В Лиссабон, господин генерал! И мне как можно быстрее нужна новая лошадь!

– Лошадь? В Лиссабон? Да вы сошли с ума, сын мой! Вам туда не попасть. Враг перехватывает всех наших курьеров!

– Это еще одна причина, почему я должен пробиться, – стоически возразил Канувиль. – Если депеши не будут доставлены, император отдаст меня под трибунал!

И он поведал Тибо приключившуюся с ним историю: о своей любви, печали, конфликте с Наполеоном, о его взрыве ярости и Полине, которая подогрела эту спешку. Исповедь сопровождалась тяжелыми вздохами, о чем позднее рассказывал Тибо.

Генерал знал Полину. Когда-то сам испытал на себе ее «благосклонность» и поэтому прекрасно понял Канувиля.

– Послушайте, – сказал он мягко, – дальше вы так ехать не можете! Вам необходимо поесть, выпить и поспать хотя бы час! А потом я дам вам самого быстрого коня, какой у меня есть… и скачите назад в Париж!

– В Париж? Вы хотите, чтобы Наполеон по закону военного времени расстрелял меня, господин генерал?

– Ни в коем случае! Вы оставите депеши здесь и, как только я увижу возможность переправить их Массену, я пошлю к нему моего лучшего курьера. Ответственность я принимаю на себя, а вы возвращайтесь назад. Это приказ!

Канувиль, хотя и был полуживой от усталости, при этих словах едва не заключил Тибо в объятия. Он съел грандиозный обед, выпил две или три бутылки вина и, как сурок, проспал около четырех часов, после чего, даже не помывшись, вновь сел на коня. И опять началась бешеная скачка!

Обратный путь до Парижа он проделал с прежней скоростью. Ровно через двадцать дней после того, как он покинул Париж, Арман де Канувиль соскользнул с седла своего коня сначала в объятия мажордома Полины, а затем Огюста де Форбэна, который время от времени возвращался к исполнению своих обязанностей камергера.

Добрейший Форбэн с большим тактом дал понять обессилевшему Канувилю, что ту, чей образ придавал ему сверхчеловеческие силы во время его фантастической гонки, сейчас нельзя увидеть. И поскольку Канувиль не мог в это поверить, потеряв душевное равновесие, Форбэн сказал ему правду: княгиня была в своей спальне, где отдыхала с… капитаном драгун Ашиль Турто де Септёй, который до этого был любовником ее придворной дамы, недавно овдовевшей мадам де Барраль. Потрясенный, отчаявшийся, с чувством отвращения, Канувиль поехал домой, принял ванну, проспал восемнадцать часов подряд… и затем немедленно отправился к маршалу Бертье за новым поручением.

– Португалия вам так понравилась? – спросил искренне удивленный генерал.

– Нет, господин маршал, – ответил Канувиль, опустив руки по швам. – Но в Париже мне нечем дышать. Мне необходим свежий воздух.

– Если это так, то можете отправляться снова!

И уже на следующий день Канувиль, получив новые депеши, отправился на юг. На этот раз он не спешил. Никакой горячки не было. Его сердце было тяжелым, как свинец, он дышал в такт своей лошади и часто доставал из кармана знакомую миниатюру, бросая на нее затуманенный от слез взгляд.

При подъезде к Шатеро его догнал всадник, мчавшийся со скоростью пушечного ядра и весь покрытый пылью. Придержав коня, он поехал рядом с Канувилем. Незнакомцем оказался не кто другой, как капитан Ашиль Турто де Септёй, которого Наполеон послал в Португалию с новыми депешами, тоже по причине смены климата, поскольку решил, что воздух в Нёйи стал для него слишком возбуждающим.

Канувиль, который не был злопамятен, нашел эту встречу настолько комичной, что от всего сердца пожал своему сопернику руку. Тот, во всяком случае, уже раскаивался в любовном похождении с Полиной и оплакивал свою любовь к мадам Барраль. Оба всадника уже не спеша двинулись дальше. Так возникает дружба…

Полина, лишившись таким образом, обоих своих любовников, решила оставить Париж, чтобы провести некоторое время в Италии. Она хотела там воплотить в жизнь замысел, который уже давно носила в своем сердце.

Речь шла о том, чтобы запечатлеть себя в статуе, изваяние которой она хотела поручить известному скульптору Канова, и сохранить свою красоту для потомков. У Канова, которому в то время было 53 года, едва не случился сердечный приступ, когда он вошел в будуар своей императорской модели: Полина с бриллиантовой диадемой в волосах лежала на диване совершенно голая, терпеливо ожидая, когда мастер увековечит ее в камне. Когда статуя была готова, она подарила ее на память Камилло Боргезе. Последний, однако, запер ее в кладовой, – она наводила посетителей на «целомудренные мысли». Полина же настроилась на новые авантюры и любовные приключения…

Летом 1812 года Наполеон I с огромной армией двинулся в поход на Москву. То, что эта армия называлась «великой армией» было оправдано, поскольку она насчитывала 400 000 человек, не говоря о резервах. Император заставил себя долго уговаривать, пока дал разрешение Полине поехать в Экс-ле-Бен, о чем она умоляла его со слезами на глазах.

Император имел на это свои соображения: ему было жалко гонять чуть не по всей Европе своих лучших офицеров лишь для того, чтобы вырвать их из объятий своей сестры. Вслед за Канувилем, которого он послал сначала в Португалию, а затем в Данциг, за Ашиль де Септёй, также отправленным в Португалию, на очереди теперь оказался неотразимый гвардии полковник Дюшан. Это был самый красивый офицер во всей его артиллерии.

Его Наполеон отправил к маршалу Даву, который занимался в Германии вербовкой рекрутов для «великой армии». Что же касалось сестры, то император хотел только одного, чтобы она, наконец, образумилась.

Этим летом в Экс-ле-Бен на зеленых берегах озера Бурже собралось блестящее общество: бывшая императрица Жозефина, сильно страдавшая, но все еще излучавшая обаяние; королева Испании, урожденная Жюли Клари; наследная принцесса Швеции, урожденная Дезире Клари; «мадам Мать», мать Наполеона; герцогиня Абрантес, без которой, конечно, нельзя было обойтись, и прочие титулованные лица империи, исключая, разумеется, тех, кто вместе с его императорским величеством отправился в поход на Москву.