Кэндис Кэмп - Коварство любви
Свободной рукой Бромвель расстегнул ее платье, высвобождая груди. При виде белоснежных округлостей с розовато-коричневыми сосками Бромвель на мгновение замер. Склонившись, он принялся ласкать языком сосок, отчего тот затвердел и напрягся, осторожно подул на него, и Калли ощутила, как лоно ее затопляет желание.
Бромвель неспешно ласкал ее сосок губами, языком и зубами, превратив его в плотную ягодку. Наконец он опустился на колени и принялся с силой посасывать грудь Калли, а пальцы его в том же ритме порхали между ее ног.
Плотский голод терзал его чресла, точно алчный зверь, и графу ничего не хотелось сильнее, чем повалить Калли на ковер, сорвать с нее одежду и войти в ее лоно, испытав долгожданную разрядку. Ощущая исходящий от ее кожи жар, улавливая движения ее тела и слушая издаваемые ею стоны, он воспламенился настолько, что боялся в любое мгновение взорваться.
Груди Калли были полными и налитыми, лоно ее пульсировало, а тело выгибалось ему навстречу, без слов моля о большем. Внутри ее росло и крепло желание.
Чуть слышно выругавшись, Бромвель отстранился от девушки и отвернулся. Калли покачнулась от неожиданности и уставилась на него изумленным и одновременно лишенным надежды взглядом. Больше всего ей хотелось броситься за ним, упасть в его объятия, умоляя взять ее, даровать удовлетворение, о котором кричало ее тело. Лишь малая оставшаяся у нее толика гордости не позволяла ей сдвинуться с места.
Бромвель склонился над столом, упершись руками в столешницу. Грудь его быстро вздымалась и опускалась. Калли пристально смотрела ему в спину, трепеща всем телом. Мысли ее притупились, она чувствовала себя невероятно расслабленной, томящейся, уязвимой, как существо, извлеченное из спасительной раковины.
Постепенно девушка пришла в себя настолько, чтобы с запоздалой скромностью одернуть платье и разгладить юбки. Отступив назад, она произнесла:
– Теперь ты должен быть доволен, ведь тебе снова удалось меня унизить.
– Унизить тебя ? – процедил он сквозь сжатые зубы. – Это я не могу выйти из этой комнаты.
Тело ее все еще горело и томилось, стремясь достичь удовлетворения, но она не стала спорить с Бромвелем о том, кто из них испытал большее возбуждение.
– Все напрасно, – с усилием выдавила Калли, прикладывая руки к пылающим щекам, чтобы хоть немного охладить их.
Она чувствовала, как из глубины души, пробиваясь через завесу страсти, поднимается сожаление.
– Я не позволю тебе использовать меня как оружие против моего брата, – сказала она, изо всех сил стараясь придать твердость своему голосу. – Какое бы безумное чувство ты ни всколыхнул во мне, этого будет недостаточно, чтобы запятнать доброе имя моей семьи. Я не допущу, чтобы мы когда-либо снова остались наедине.
– Я не намеревался делать ничего подобного, – процедил граф. – И тебе незачем бояться меня. Или моих желаний. – Он воззрился на девушку полным муки взглядом. – Я вообще не думал о тебе, когда затеял все это, и прошу у тебя прощения. Я хотел всего лишь поддразнить герцога, заставить его поволноваться, что я могу совершить с тобой то же, что он сделал с моей сестрой. Я даже питал надежду, что он захочет лично разобраться со мной – и закончить таким образом начатое пятнадцать лет назад.
Но ранить тебя я никогда не хотел, – продолжал он. – Видит Бог, в мои намерения не входило увлечься тобой настолько, что от желания я едва не лишаюсь рассудка. Я не ожидал, что день за днем буду проводить, считая минуты до нашей следующей встречи. Или что стану вести себя настолько глупо, чтобы отправиться на музыкальный вечер леди Уиттингтон ради возможности хоть мельком увидеть тебя.
Калли воззрилась на графа, разрываясь между надеждой и отчаянием:
– Но если таковы твои истинные чувства, почему ты перестал ухаживать за мной? Почему…
– Потому что у меня не может быть совместного будущего с сестрой герцога Рошфора! – вскричал Бромвель, хватаясь за голову руками, словно боясь, что она разлетится на кусочки. Развернувшись, он направился к противоположной стене, затем повернул обратно. – Твой брат погубил мою сестру! Он обманул ее, соблазнил, а когда она забеременела, отказался жениться.
– Сенклер не делал ничего подобного! – запротестовала Калли. – Он человек чести и никогда бы не совершил такого злодеяния. Я это знаю. Он все мне рассказал. Он и пальцем не трогал твоей сестры.
Губы Бромвеля изогнулись в грустной усмешке.
– И ты, конечно, в это веришь.
– Потому что это правда.
– Нет. Моя сестра поведала мне горькую правду. Я знаю, что произошло.
– Она солгала тебе, – прямо ответила Калли.
Глаза графа вспыхнули от гнева.
– Это не так.
– Станешь утверждать, что она никогда ни в чем тебя не обманывала? Она сказала неправду мне. Уверила, что лорд и леди Рэдбурн будут с нами в Воксхолле, но этого не произошло. Когда мы спросили об этом у леди Рэдбурн, она пояснила, что твоя сестра известила их об отмене поездки. Она обманом оставила меня без сопровождения, а потом и вовсе бросила одну. Она пыталась…
– Знаю! Знаю. Она пыталась помочь мне, решив, что своим поступком угодит мне. Она знала о силе моего желания к тебе и решила поспособствовать. Но это совсем иное. Она не стала бы лгать мне о… о том.
– А мой брат не стал бы лгать мне .
Бромвель воззрился на нее полным печали и сожаления взглядом:
– Видишь, что получается. Ты предана своему брату точно так же, как и я своей сестре. У нас не может быть общего будущего.
С этими словами граф направился к выходу из библиотеки. Наблюдая, как он уходит, Калли ощутила резкий укол боли. У двери он замер и, обернувшись, произнес:
– Калли, мне очень жаль, что я заставил тебя страдать. Я… – Покачав головой, он перешагнул порог, закрыв за собой дверь.
Девушка закусила зубами кулак, чтобы подавить рвущийся наружу крик. Добредя до стула, она без сил рухнула на него, стараясь сдержать подступившие к глазам слезы.
Калли не могла больше оставаться в этом доме. И ей стало безразлично, какие о ней пойдут слухи. Ей нужно было вернуться домой, чтобы вдоволь наплакаться в одиночестве.
Проглотив стоящий в горле комок, она покинула библиотеку. Встретив в холле лакея, отправила его передать Франческе, что уезжает. К тому времени, как другой лакей принес ей накидку и помог в нее облачиться, появилась и сама леди Хостон. На лице ее было написано беспокойство.
– Калли, милая, вы заболели? Немедленно едем домой.
Калли кивнула и пробормотала:
– Вам незачем уезжать.
– Глупости, – быстро возразила Франческа и жестом послала лакея принести ей плащ. – Не могу же я находиться здесь и переживать за вас. Я уже сообщила леди Мэнваринг, что вам нездоровится, и она извинится от нашего имени перед леди Уиттингтон.
Кивнув, Калли накинула на голову капюшон, стремясь поскорее скрыть лицо. Франческа последовала за ней к их экипажу. Когда они сели внутрь, Франческа взяла Калли за руку и участливо спросила:
– Что произошло? Я видела, как лорд Бромвель вышел из комнаты вслед за вами. Он говорил с вами? Именно поэтому…
– Да! О да! – вскричала Калли, не в силах более сдерживать переполняющие эмоции. По щекам ее катились слезы. – Все тщетно! С моей стороны было очень глупо лелеять надежду, что… – Всхлипнув, она на мгновение замолчала. – Ах, Франческа! Он никогда не предаст свою сестру, так же как и я не смогу порвать с Сенклером! Не имеет значения, что я чувствую и что чувствует лорд Бромвель ко мне. Ситуация совершенно безнадежна.
– Ох, моя дорогая. – На глаза леди Хостон навернулись слезы сочувствия. Она обняла девушку, и та, прильнув к ней, отчаянно разрыдалась.
Лорд Бромвель встал, когда в гостиную вошла его сестра. Он ушел с музыкального вечера и прямиком направился в дом Дафны, переполняемый противоречивыми чувствами.
– Бром! – воскликнула леди Дафна, делая несколько шагов вперед и протягивая брату обе руки. Лицо ее светилось такой искренней радостью, что он ощутил укол вины.
В последнее время Бромвель нечасто навещал сестру. Он не испытывал ни малейшего желания видеть кого бы то ни было, в том числе и ее, и пропадал либо в своем клубе, напиваясь, либо дома, также напиваясь. Иногда он ходил боксировать к Джексону, потому что лишь грубый кулачный бой приносил ему некоторое облегчение.
– Я боялась, что ты до сих пор дуешься на меня за то маленькое фиаско в Воксхолл-Гарденз, – добавила Дафна, сжимая его руки приветственным жестом. – Давай же, посиди со мной.
– Ты сделала то, что считала нужным, – увильнул он от прямого ответа.
– Именно так. – Она одарила брата лучезарной улыбкой, явно сочтя его слова за одобрение. – Ты же знаешь, что я очень пекусь о твоем благе.
Бромвель выдавил из себя ответную улыбку.
– Да, полагаю, моя скромная персона располагается в твоей иерархии ценностей где-то между нарядами и драгоценностями.
