Мои дорогие мужчины (Наперекор волне) - Робертс Нора

– Еще лучше, – согласился Кэм и не сопротивлялся, когда Анна притянула его к себе.

Шел четвертый час ночи, когда Сет услышал шум мотора на подъездной аллее. Он спал, но ему снились сны. Плохие. Возвращавшие его в одну из тех вонючих каморок, где грязные стены – тоньше рисовальной бумаги – пропускали все звуки.

Звуки секса – хрюканье, стоны, скрип матрацев, отвратительный смех его матери, обкурившейся наркотиками. Когда ему снились эти сны, он всегда просыпался в холодном поту.

Иногда среди ночи мать подходила к пахнущему плесенью дивану, где Сет пытался найти покой. Если у нее было хорошее настроение, она смеялась и тискала его. Будила, лишая и без того беспокойного сна, вновь бросая в запахи и звуки страшного мира, от которого Сету так хотелось убежать.

Если же настроение было плохим, мать дралась и ругалась, а потом бросалась на пол и рыдала как сумасшедшая.

И любое из ее настроений означало для Сета еще одну скверную ночь.

Но хуже этого – в сотни раз хуже – бывало, когда один из мужчин, которых она приводила, выскальзывал из постели, прокрадывался через тесную комнатенку и трогал его. Сет просыпался с криками, отбивался… Это случалось нечасто, но страх никогда не покидал его, и Сет стал спать на полу за диваном всякий раз, как мать приводила мужчину.

Но на этот раз, когда Сет очнулся от кошмара, он не попал в кошмар наяву. Он выбрался из своего страшного сна и оказался на чистых простынях с посапывающим, свернувшимся рядом щенком.

Сет поплакал немного – ведь он был один, и никто не мог увидеть его слез. Затем он потеснее прижался к Глупышу, успокоенный теплом и ровным сердцебиением щенка. Если бы не подъехала машина, он бы снова заснул.

Первое, что он подумал, – полицейские! Они приехали за ним, забрать его отсюда. Казалось, что сердце стучит прямо в горле, но Сет сказал себе, что это глупости. Никто его не заберет, а на крайний случай он давно приготовил себе убежище. Однако он все-таки вылез из кровати и тихо прошлепал к окну посмотреть, кто приехал.

«Корвет»! Если бы он не находился в полудреме, то, конечно, сразу бы узнал шум этого мотора.

Из машины, бодро насвистывая, вылез Кэм. «Путался с какой-нибудь женщиной, – решил Сет, презрительно усмехнувшись. – Эти взрослые так предсказуемы!» Когда же он вспомнил, что Кэм отправился ужинать с чиновницей из социальной службы, его глаза широко распахнулись, челюсть отвисла.

«Ну и ну! – подумал он. – Кэм приударяет за мисс Спинелли». Это показалось таким… странным. Таким нелепым. Он даже не знал, что чувствовать по этому поводу. Зато Сет знал точно, что чувствует Кэм: судя по свисту, он чувствует себя превосходно.

Услышав, как хлопнула парадная дверь, Сет прокрался к двери своей комнаты. Он хотел последить еще немного, но при звуке шагов на лестнице нырнул обратно в постель. Просто на всякий случай.

Когда открылась дверь, щенок заскулил, зашевелился, а Сет крепко зажмурил глаза.

Тихие шаги приблизились к кровати. Сета затошнило от страха, сердце бешено заколотилось. Неужели и этот такой же? И что ему тогда делать?

Глупыш застучал хвостом по кровати. Сет сжался и приготовился к худшему.

– Ты, очевидно, думаешь, что ловко устроился. Хорошенькое дело! Лентяйничаешь полдня, набиваешь брюхо, ночью спишь в отличной мягкой постели.

Кэм говорил тихо и не очень внятно, поскольку ему страшно хотелось спать, но Сету казалось, что из-за наркотиков и алкоголя. Мальчик пытался дышать медленно и ровно, хотя сердце билось о ребра, как отбойный молоток.

– Что и говорить, живешь в свое удовольствие. И сладкая жизнь достается тебе даром. Глупый, глупый щенок… – Сет чуть не заморгал, сообразив, что Кэм обращается к Глупышу, а не к нему. – Ну, это не моя проблема. Пусть твой хозяин сам выкручивается, когда ты вырастешь и станешь занимать больше места в кровати, чем он.

Сет осторожно приоткрыл глаза – чуть-чуть, чтобы можно было смотреть сквозь ресницы. Он увидел, как рука Кэма опустилась, небрежно погладила Глупыша. Затем та же самая рука расправила и натянула на плечи Сета простыню, потом быстро и небрежно, как щенка, погладила по голове и его.

Когда дверь снова закрылась, Сет выждал полных тридцать секунд, прежде чем осмелился открыть глаза. И уставился прямо в открытые глаза Глупыша. Сету показалось, что щенок понимающе ухмыльнулся.

Ухмыльнувшись в ответ. Сет обвил рукой пухлое щенячье тельце.

– Действительно, очень хорошенькое дело, а, парень? – прошептал он.

Соглашаясь, Глупыш лизнул Сета в лицо, затем широко зевнул и закрыл глаза.

На этот раз, когда Сет заснул, его не преследовали никакие кошмары.

13

– Ты выглядишь чертовски счастливым в последнее время, – заметил Филип.

Не отрываясь от работы и продолжая насвистывать, Кэм пожал плечами. Они здорово продвинулись за последнюю неделю. И хотя труд был тяжелым и грязным, каждый раз, когда Кэм мысленно сравнивал его со стиркой, он воздавал хвалу Всевышнему.

Все окна, которым удалось сохранить стекла, были широко распахнуты, но в воздухе еще стоял слабый запах химикатов. Накануне по настоянию Филипа был куплен ящик дезинфекционных бомб, и после взрыва помещение наполнилось смертоносным дымом. Когда ядовитый туман рассеялся, выяснилось, что смерть собрала хороший урожай: понадобилось почти полдня, чтобы очистить помещение от трупов.

Сегодня должны были привезти новые застекленные рамы. Им уже надоело слушать, как Клермонт горько сетует, на непомерные расходы, хотя

брат его жены владел компанией, торгующей пиломатериалами, и продал эти окна по себестоимости. То, что не надо нанимать рабочих для замены старых рам на новые, тоже слабо его утешало.

Если Стюарта и радовал тот факт, что хороший ремонт взвинтит стоимость здания при возможной перепродаже, он ни с кем не делился своей маленькой радостью.

Теперь братья отдирали прогнившие доски и таскали их на улицу к постоянно растущей куче мусора. Металлические перила лестницы, ведущей на чердак, проржавели, и их тоже пришлось сорвать. Уверенные, что смогут хитростью вовлечь Клермонта в модернизацию помещения, они уже возвели пару стен, отгородив будущую ванную комнату.

Кэм наслаждался работой и жизнью, потому что всегда любил такой труд, а по вечерам он возвращался в чистый дом или – когда позволяли время и обстоятельства – к хорошенькой женщине. Все шло прекрасно; мальчишка даже выполнял домашние задания, уже сдал так сильно презираемое сочинение и выдержал половину испытательного срока без инцидентов.

Что же касается Филипа, последние две недели были самыми отвратительными в его жизни. Ему редко удавалось заглядывать в собственную квартиру, а любимая пара мягчайших итальянских кожаных туфель погибла в щенячьих зубах. Он почти забыл, как выглядит изнутри четырехзвездочный ресторан, забыл, как пахнут женщины… И, разумеется, тот факт, что Кэм регулярно занимается сексом, злил его до смерти.

Филип руководил, регулировал, уговаривал, улаживал детали, о которых никто, кроме него, даже не задумывался. Он махал молотком, от чего его ладони покрылись мозолями, и вечерами угрюмо размышлял над тем, что же случилось с его прежней жизнью.

Когда очередная половица одарила его толстой занозой, Филип грязно выругался.

– Почему мы не наняли плотников, черт возьми?!

– Потому что ты, как распорядитель нашего общего фонда, сказал, что так дешевле. А кроме того, Клермонт освободил нас от арендной платы за первый месяц именно потому, что мы все делаем сами. – Кэм взял у Филипа доску и начал вколачивать в нее гвозди. – Ты же сам уверял, что это выгодная сделка!

Скрипнув зубами, Филип выдернул занозу и пососал палец.

– Я был не в своем уме.

Филип отступил, упер руки в бока поверх пояса с инструментами и обвел взглядом помещение. Мерзость! Грязь, опилки, кучи мусора, груды пиломатериалов, листы пластика. «Это не моя жизнь», – подумал он, когда молоток Кэма застучал в ритме визжащего рока, рвущегося из динамиков.