Даниэла Стил - С первого взгляда
Глава 10
Утром в понедельник Тимми попросила Джейд внести имя Жан-Шарля в список гостей, приглашаемых на ужин в Париже, и послать ему факс, подтверждающий приглашение. Всю следующую неделю они прожили как в лихорадке, так что Тимми напрочь о нем забыла. В пятницу вечером она поехала к себе на виллу в Малибу, по дороге заглянула в приют Святой Цецилии и осталась там ужинать. Дети были довольны, в приюте появились двое новеньких. Одна из них – девочка-подросток, которую брали на воспитание двенадцать патронатных семей и потом возвращали в детский дом, а в последней ее изнасиловал родной сын приемных родителей. Она была очень замкнутая и все время молчала. Ей было четырнадцать лет. Монахини подробно рассказали о ней Тимми после ужина. Их огорчало ее агрессивное поведение по отношению к некоторым из детей. Конечно, это неудивительно, ведь сколько ей пришлось пережить. Дети были с ней терпеливы, хотя две девочки поссорились с ней утром в ванной и жаловались, что новенькая украла у них зубные щетки и расчески. Она и в самом деле хватала все, что попадется под руку, и прятала у себя под кроватью. Одна из монахинь боялась, что она собирается убежать. И Тимми, и все они знали, что ей понадобится время, чтобы адаптироваться в новой обстановке. Может быть, даже много времени. В родном доме ее зверски избивала родная мать, насиловали отчим и дружки матери. Отец был в тюрьме, как и у многих других детей в приюте. Ее жизнь была настоящим кошмаром.
Второй новенький появился в приюте Святой Цецилии всего два дня назад. Одна из сестер рассказала о нем Тимми по дороге в столовую и попросила не удивляться, когда она увидит, как странно мальчик себя ведет. Все это время он сидел не за столом, а под столом и ни с кем не разговаривал. Социальная работница, которая его привезла, рассказала сестрам, что дома мать бросала ему под стол объедки, как собаке. У мальчика были ярко-рыжие волосы, как у Тимми, и было ему шесть лет. Тимми заметила его сразу же, как вошла с детьми в столовую, и увидела, что он мгновенно шмыгнул под стол, как ее и предупреждали, и затаился там. До того как попасть в приют, мальчик жил с матерью в крошечной квартирке в Голливуде, мать недавно посадили в тюрьму за торговлю наркотиками. Она утверждала, что не знает, кто его отец. Звали мальчика Блейк, и мать утверждала также, что он не умеет говорить. Его проверяли на аутизм, но предположение не подтвердилось. Психиатры из детской колонии, куда его поместили после ареста матери, пришли к заключению, что он пережил тяжелую травму и вследствие этой травмы перестал говорить. Он понимал все, что ему говорили, но не отвечал. Глаза у него были большие и умные. Психиатры из детской колонии предполагали, что травма была не только душевная, но и сексуальная. Его матери было двадцать два года; когда он родился, она уже давно сидела на метамфетамине и крэк-кокаине, потом добавила к ним героин, так что скорее всего будет сидеть в тюрьме долго. Это было ее четвертое правонарушение, прокурор потребовал тюремного заключения.
Родных у мальчика не было, идти ему было некуда. После того как его обследовали в детской колонии, сестрам позвонили. Было решено, что самое подходящее заведение для него – приют Святой Цецилии, именно таких детей тамошние монахини принимают с распростертыми объятиями, тем более что о том, чтобы попытаться устроить его в патронатную семью, не могло быть и речи. Тимми увидела ребенка, и ее сердце дрогнуло. Он был похож на нее, даже сестры стали это говорить. Его можно было принять за ее сына! И вдруг ей захотелось, чтобы он и в самом деле был ее сыном. Мать не захотела отказываться от родительских прав и заявила, что заберет его к себе, когда выйдет из тюрьмы, а это произойдет еще очень не скоро, вероятно, лет через десять. Он к тому времени уже достигнет совершеннолетия и наверняка сам станет законченным наркоманом. Сестры были полны решимости сделать все возможное, чтобы спасти его от такой судьбы. Им удавалось добиться успеха в совершенно безнадежных случаях, и сейчас они вполне могли надеяться, что смогут помочь Блейку.
Тимми почувствовала, что под столом возле ее ног притулилось маленькое тельце, но не подала и виду, что заметила это, она продолжала весело разговаривать с ужинающими детьми. Они любили, когда она сидела за столом вместе с ними, и сестры тоже любили. Почти все дети называли ее «Тимми». Они уже доедали котлеты и макароны с сыром, как вдруг она почувствовала, что Блейк прижался к ее ногам и положил голову ей на колени. Ее рука невольно опустилась под стол и погладила его шелковистые волосы, и в эту минуту Тимми встретилась взглядом с одной из сестер. Ей хотелось рассказать сестре, что происходит, но она не осмелилась. Через минуту взяла кусок котлеты, незаметно завернула в бумажную салфетку и так же незаметно опустила под стол. Мальчик тихонько взял его. Немного погодя она дала ему еще один кусок, и так постепенно он съел почти всю ее котлету. Она ни разу не взглянула на него, а он, когда наелся, слегка дернул ее за юбку и протянул ей салфетки. Тимми их взяла, и на глазах у нее выступили слезы. На него невозможно было смотреть без мучительной боли. На десерт Тимми дала ему фруктовое мороженое на палочке, и он его съел. Он не вылез из-под стола, когда все дети встали и ушли вместе с сестрами. Тимми тоже осталась сидеть, и наконец мальчик встал на ноги и поглядел на Тимми своими огромными глазищами. Она протянула ему стакан молока и печенье, он с жадностью его выпил, съел печенье и аккуратно поставил стакан на стол возле нее.
– Молодец, Блейк, ты хорошо пообедал, – негромко похвалила она его, но он ничего не ответил. Ей показалось, что он еле заметно кивнул, но, может быть, она ошиблась. – Жалко, что тебе не достались макароны с сыром. Хочешь поесть сейчас?
Он замялся, потом кивнул, и Тимми пошла на кухню и положила на тарелку оставшиеся макароны, принесла в столовую и поставила перед мальчиком на стол. Он взял тарелку, опустил на пол, сел рядом с ней и принялся есть макароны руками. Тимми ничего не сказала сестре, которая в эту минуту вошла в столовую и, увидев эту картину, с улыбкой кивнула. Да, Тимми на верном пути. Она чувствовала какую-то удивительную связь с этим мальчиком, может быть, потому, что он похож на нее. Он был заперт в темнице молчания, и ее сердце сжималось при мысли о том, какой ужас загнал его туда. Одному Богу ведомо, что с ним происходило, когда он жил с матерью, ее ли жестокость так его искалечила, или постарались ее дружки. Он стал еще более страшной жертвой ее образа жизни, чем она сама. Перед кошмарами, которые ему пришлось пережить, пасует самое яркое воображение. Родился он в Сан-Франциско, матери было шестнадцать лет, и она была уличной проституткой в Хейт-Эшбери. Зарабатывала она себе на жизнь таким способом уже два года. После рождения сына она перебралась в Лос-Анджелес, и тут аресты пошли один за другим. В первый раз мальчика взяли в патронатную семью, когда ему было шесть месяцев. До этого она то и дело бросала его на приятелей, а когда наконец попала в тюрьму, оставила у торговца наркотиками. К шести годам Блейк навидался такого, что и в страшном сне не приснится, непонятно, как он вообще остался жив. Сейчас он съел все макароны, что Тимми положила на тарелку, взглянул на нее и улыбнулся.
– Ну вот, теперь ты, я думаю, сыт? – с улыбкой спросила Тимми. – А может быть, еще? – Он покачал головой и улыбнулся в ответ на ее улыбку. Улыбка чуть тронула его губы, но все же это была улыбка. Тимми протянула к нему руку, хотела взять его за ручку, но он отпрянул. – Извини, я не хотела тебя испугать, – сказала она доверительно, словно они дружески беседовали, – да она и в самом деле с ним дружески беседовала. – Меня зовут Тимми. А ты, я знаю, Блейк.
Его взгляд ничего не выразил, он просто смотрел на нее, будто не слышал ее слов, потом пошел прочь. Тимми не хотелось, чтобы он так сразу ушел, но, видно, ему было довольно общения для одного вечера, на большее его не хватило. Он сел на пол в углу столовой и продолжал смотреть то на Тимми, то на сестру, которая пришла из кухни протереть стол губкой. Тимми немного поговорила с ней, потом снова обратилась к Блейку.
– Хочешь подняться наверх и послушать сказку? – предложила она ему.
Тимми пора было ехать в Малибу, но она не могла оторваться от Блейка. Она вдруг почувствовала, что накрепко связана с ним, такого она никогда не испытывала ни к одному из детей в приюте. При виде этого мальчика у нее разрывалось сердце. Она не могла понять почему, но мелькнула смутная мысль, а вдруг это сама судьба подстроила их встречу. Может быть, откуда-то с небес об этом позаботился Марк? Как бы это было хорошо, если так. Все двенадцать лет после его смерти в сердце Тимми была мучительная пустота. Она знала, что никто эту пустоту не заполнит, и уж конечно, не этот мальчик, но на какое-то мгновение пустота в сердце перестала его разрывать, теперь оно разрывалось от сострадания к Блейку. Она еще раз предложила ему послушать сказку, и он покачал головой. Он все так же сидел молча в углу и с испуганным видом глядел на Тимми и на сестру. Но он хотя бы наелся. Худой он был как скелет, весил, наверное, в два раза меньше, чем положено, – как почти все дети при поступлении в приют, особенно если их забирали от собственных родителей, которые не только не заботились о них, но и не кормили. В патронатных семьях им уделяли хоть какое-то внимание и почти всегда прилично кормили. Блейк изголодался, он жадно проглотил все, что Тимми ему дала. За ужином он съел больше, чем она. Она посмотрела на него и снова улыбнулась.
