Райская птичка - Гузман Трейси
А еще клетка. Одна в трех лицах: на акварели Доути, на картине маслом и во всей своей ветхой физической красе на прикроватном столике в коттедже. Стивен посмотрел на фотографии, развешанные по стенам и на потолке. Только на панели триптиха дверца клетки была слегка приоткрыта, как будто из нее вылетело что-то драгоценное.
Стивен побрел на кухню и приготовил себе миску каши, залив пыльные частички овсянки молоком на грани скисания, после чего принялся посылать водянистое месиво в рот черпаком – единственным чистым прибором, который смог обнаружить. Что он упускает? Стивен перелистнул страницу блокнота и застрочил своей обычной скорописью. Куда делись сестры Кесслер и почему они уехали в такой спешке? Почему за тридцать пять лет дом так и не продали? И птица. Хотя Финч убеждал его, что от этой последней было мало пользы в поисках картин, когда Стивен увидел пустую клетку, его любопытство разгорелось. «Все что-нибудь для кого-нибудь значит», – любил повторять отец, надеясь увлечь его вопросом: что пытается сказать своей работой художник.
Итак, птица. Стивен вывел буквы жирными чернилами.
Покончив с неприглядным завтраком, он определил миску с черпаком в раковину, где уже собрался недельный запас грязной посуды, и сходил в спальню за ноутбуком. Вернувшись, он провел рукой по кухонному столу, смахнув с него на пол все бумаги и крошки.
Теперь Стивен сосредоточился на точке на противоположной стене, решив подойти к проблеме под другим углом. Все крутилось вокруг девушек. Все возвращалось к ним. Стивен открыл историю запросов, сделанных вскоре после того, как ему было поручено найти картины. Несколько недель назад он проверял Индекс скончавшихся Министерства социального страхования и не встретил имен девушек, что означало, что он не разыскивает парочку привидений. А живые оставляют следы, невольно роняют крохи информации. Нужно только найти, где эти следы начинаются.
Поиск по запросу «Натали Кесслер» не дал почти ничего, кроме базовой информации. В 1965 году окончила академию Уокер, частную школу для девочек, потом, четыре года спустя, небольшой местный гуманитарный колледж. Стивену не было нужды вглядываться в имена, мелким шрифтом напечатанные под фото. Среди шеренг вытянувшихся по струнке серьезных молодых женщин Натали невозможно было не заметить: пронзительный взгляд, застывшая красота.
Стивен добавил эту черно-белую фотографию к другим изображениям Натали, которые держал в голове, и понял, что привыкает к ее прекрасному образу и что ее неприступность держит его на безопасном расстоянии везде, кроме снов. Там Натали и Хлоя играли с ним. Он видел Хлою в постели – бледное, стройное тело растягивалось рядом с ним и вилось изгибами и поворотами, подобно реке, прорезавшей мягкую землю. Но в какой-то момент ее кожа становилась золотистой; волосы светлели до пшеничного оттенка и отрастали, закручиваясь на концах; пальцы резко впивались ему в плечо, приковывая его к ней. Внезапно понимая, что в его постели другая, Стивен стыдился того, что делал с этой женщиной, с которой даже не знаком; стыдился того, как вжимал ее в простыни, как просеивал ее локоны сквозь пальцы… Он просыпался в поту, заклиная этих женщин уйти из его головы, из его жил, прогоняя их запах из ноздрей, их вкус изо рта.
Стивен зашел на сайт Intelius с учетной записи «Мерчисон и Данн» и принялся еще глубже раскапывать веб-просторы. После 1972 года по сестрам ничего. Однако поиск по картинкам оказался плодотворнее, пусть всего на один результат. На экран выскочило старое газетное фото группы молодых людей, сбившихся в кучу и поднявших вверх бокалы. Подпись гласила: «Выпускники колледжа округа Нью-Фэрфилд отмечают День независимости», а фотография датировалась 5‑м июля 1969 года. В первом ряду, в самом центре была Натали. Она сидела, сложив руки на коленях, посреди черно-белого вихря пьяного веселья. А за спиной у девушки, накрывая ее плечи ладонями, стоял нескладный молодой здоровяк. Стивен увеличил подпись и пробежал глазами имена. Джордж Рестон-младший.
Этот парень не смущался оставлять за собой следы. Осторожно – дополнительный запрос тут, меткое предположение там – Стивен открыл массу информации, получив портрет Джорджа-младшего, почти неприличный в своей полноте. Короткий тюремный срок отца за мошенничество с ценными бумагами; статьи в светских хрониках о пожертвованиях, которые делали его родители в поддержку нескольких художественных организаций; данные учета имущества, включавшие летний дом на озере Сенека. Стивен проверил адрес и обомлел. Он прильнул к экрану, упершись локтями в шероховатую столешницу. Неужели так просто? Первейшая из связей, а он был к ней слеп. Дружба. Почему он не подумал о доме по соседству с коттеджем Байбера? О доме, который каждый август снимали Кесслеры. О доме Рестонов. Тот факт, что Финч тоже проглядел эту зацепку, только еще больше удручал Стивена. Возможно, дело было в том, что так легко определила Лидия, в их общей черте – беспомощности в вопросах дружбы.
Раздобыв карту, Стивен уверенно пошел по следу. Эделлы каждый месяц отсылали арендную плату в «Стил энд Грин». По совместному запросу «Стил энд Грин» и «Джордж Рестон» поисковик выдал несколько ссылок. В газетной заметке 1972 года говорилось о запуске консалтинговой корпорацией «Констелейшн инвестмент» новой дочерней компании по управлению собственностью «Стил энд Грин». Двадцативосьмилетнего Джорджа Рестона-младшего назначали президентом и исполнительным директором.
Для наглядности прилагался зернистый черно-белый снимок Джорджа-младшего крупным планом. Тот выглядел раздраженным и скучающим. Его невнятное, щекастое лицо обрамляли коротко подстриженные кудряшки. Это лицо можно было спутать с любым из сотен других безымянных лиц, которые Стивен каждый день видел на улицах Финансового квартала [33]. Те же накрахмаленные воротнички, те же пышущие здоровьем и богатством щеки, уверенная поступь – посторонитесь, их ждут большие дела. «Хоть бы улыбнулся, козел», – подумал Стивен, мгновенно почувствовав на языке горечь зависти. Но она растворилась, когда он щелкнул по странице со списком руководителей «Констелейшн инвестмент» и обнаружил, что в 1972 году Джордж Рестон-старший входил в правление, а до этого занимал должность президента компании. Разве его, Стивена, отец не сделал бы для него то же самое? Разве он не пытался?
Ни сайта, ни телефонного номера «Стил энд Грин» в сети не оказалось. Проверив адрес, который дал ему Уинслоу Эделл, Стивен выяснил, что это отделение почтовой службы в Хартфорде. Если фирма «Стил энд Грин» где-то и присутствовала физически, это место было хорошо спрятано. Быстрая проверка нескольких сайтов, посвященных недвижимости, подтвердила, что собственность Кесслеров классифицируется как жилье на одну семью. Насколько мог судить Стивен, дом с двором занимали небольшую площадь – вряд ли эту землю имело смысл делить и распродавать под застройку. Так зачем компании, которая занимается управлением собственностью, брать на себя заботы по сдаче в аренду дома на одну семью в маленьком городке в Коннектикуте, у черта на куличках? Стивен вернулся к фотографии с празднования Дня независимости. Джордж так крепко держал Натали за плечи, будто хотел пригвоздить ее к этому стулу, к этому мгновению. «Чего не сделаешь во имя дружбы, – подумал Стивен. – Или во имя любви».
Не имея возможности установить наблюдение за почтовым центром в Хартфорде, Стивен оказался у предела своих сыскных умений. Если дом по сей день принадлежит Кесслерам (а он не смог найти документальных свидетельств обратному), то арендная плата, которую отсылают Эделлы, либо оседает в карманах Джорджа-младшего, либо передается Натали. Проследив за деньгами, он может выйти на нее. А если он выйдет на нее, вполне возможно, что ему удастся отыскать две боковые панели триптиха.
Ему было достаточно решить задачу. А над значением картины пусть ломают голову Финч и иже с ним. Стивен стремился лишь восстановить свою репутацию и получить другое полотно, а потом еще и еще, и так по одному извлекать их на свет из безымянного забвения. Разве ему нужно что-то еще, кроме находок и разгадки их происхождения? Кроме удовольствия осознавать свою правоту? Он привык напряженно выслеживать автора работы. Но он не знал, каково это, когда работа преследует тебя, когда на тебя давит серьезность ее истории, а воображение рисует начало и конец жизненного пути людей, которые на самом деле существуют более чем в двух измерениях.