Моника Мерфи - Три нарушенные клятвы
Тем более с Колином.
– Почему ты не рассказала мне все это раньше? Я имею в виду, я в курсе, чем ты… занималась, но я знал не все. – Он отходит от меня, потирая затылок и выглядя смущенным, расстроенным и разочарованным.
Полностью опустошенным моей исповедью.
Боже. Он считает все это отвратительным, хотя не знает и половины.
– Какое тебе дело вообще, что я делаю со своей жизнью? – Я знаю, что ему есть до меня дело. Я хочу, чтобы так было. Он один из моих самых близких друзей.
А теперь я уверена, что влюблена в него.
– Я твой друг, Джен. Если друзья не могут быть честными друг с другом… – Он замолкает, смысл и так ясен.
Я никто, просто лгунья и шлюха. Как он смеет делать подобные выводы? Как он смеет судить меня? Да, мне нечем гордиться, но у меня не было выбора. Я была совсем одна. Я не могла вернуться домой; мои родители были поглощены собственными проблемами. Они не замечали меня много лет, а как только потеряли моего брата, я просто перестала для них существовать.
Мой брат, единственный в семье, кто замечал меня. Только ему было до меня дело. Теперь он мертв. У меня нет никого.
Я совсем одна.
– Друзья не относятся друг к другу так, словно они пустое место. По крайней мере, не те, которых я знаю, – бросаю я, отвернувшись от него и выходя из комнаты. Не останавливаясь, я иду в комнату для персонала, открываю свой шкафчик, достаю старую сумку, которую снова стала носить после ограбления, захлопываю металлическую дверь и направляюсь обратно в ресторан. С высоко поднятой головой я прохожу мимо Колина, не глядя на него.
– Куда это, черт возьми, ты собралась?! – рявкает он мне в спину.
Я поворачиваюсь, вздернув подбородок.
– Я ухожу.
– Если уйдешь сейчас, ты уволена, – угрожает он.
О мой бог. Он не шутит, я вижу мрачную решимость в его глазах.
– Увольняй. – Я опускаю взгляд. Если посмотрю на него, то сломаюсь и заплачу.
– Дженни. – Он шепчет мое имя, и я отваживаюсь взглянуть на него. – Поговори со мной.
В его лице читается уязвимость, растерянность и печаль. И может быть, отвращение тоже, не знаю. Не могу сказать. Но он осуждает меня, и от этого я чувствую себя еще хуже, чем было. Самый лучший выход – это бежать, как я первоначально и планировала.
– Не вынуждай меня делать это, – продолжает он. Его глубокий голос дрожит от злости. – Не вынуждай меня увольнять тебя.
– Ты серьезно? Валяй. – Я еще выше поднимаю голову. – Уволь меня. Это даст мне повод, поскорее убраться из этого места ко всем чертям.
Глава 20
Колин
Я хватаю Джен за руку и тащу обратно в кабинет. Мне плевать, видел ли кто, что мы спорили, или нет. Я не дам ей уйти, пока не услышу все, что она должна мне сказать.
– Расскажи мне все, – говорю я ей, когда мы входим в пустую комнату. Слава богу, отец ушел. Меня просто колотит, настолько я зол и взбудоражен стычкой с Джен.
– Мне нечего добавить, – говорит она, ее голос так тих, и я едва могу ее расслышать.
Врет. Есть кое-что еще. Отец рассказал мне… Я хочу, чтобы все это оказалось ложью.
Но боюсь, это правда. Я помню, как нашел ее в той проклятой машине. Черт, все еще снятся кошмары, как я нахожу ее в машине того парня.
Слова, сказанные отцом, все еще туманят мой мозг. Они добавят мне новых кошмаров. Черт возьми, так и будет.
– Ты недоговариваешь, – возражаю я ей, отчаянно желая, чтобы она была честной со мной. Мне нужно ее доверие. Чувствую, что лишился его, и не могу с этим смириться.
Она снова вздергивает подбородок, на ее красивом лице написано неповиновение.
– Ты уже знаешь все, что нужно. Всегда знал. Не могу поверить, что сейчас ты придаешь этому такое большое значение.
Я едва сдерживаюсь, чтобы спросить напрямую: правда ли то, что рассказал отец. Когда он вошел в клуб «Золотоискатели», то увидел на стене постер с Джен. Бармен сказал, что она была одной из лучших танцовщиц и ходили слухи, будто она брала деньги за секс на стоянке.
Господи.
Мне нужно услышать это от нее. Хочу, чтобы она доверилась мне и призналась.
Но она отпирается. Не понимаю почему. Я не стану осуждать ее.
Или буду? Блин, не знаю.
– Все, что от тебя прошу, это быть честной со мной, – умоляю я почти с отчаянием.
Потому что я действительно в отчаянии.
– Я все рассказала. Больше нет ничего, что ты должен знать.
Она скрещивает руки на груди.
– Теперь все?
– Никуда ты не пойдешь, – угрожаю я.
– Черта с два!
Проклятье! Не могу поверить, что Джен толкает меня на это.
– Если уйдешь, я уволю тебя.
– Я ухожу. – Ее глаза сверкают. Я вижу в них беспокойство и страх. И все же она говорит, что уходит.
Глядя на нее, я стискиваю челюсти.
– Хорошо, ты уволена, с этого самого момента. Окончательный расчет я сделаю сегодня вечером.
– Не стоит. Мне не нужны твои деньги, – бросает она мне и отворачивается. – Во всяком случае, в подобных обстоятельствах.
Все, что я когда-либо делал – это заботился о ней.
– Если «обстоятельства» – это охранять и защищать тебя, то раньше ты не протестовала! – кричу ей вслед.
Джен не оборачивается и не говорит ни слова. Я не понимаю ее. Более того, я уверен, что и она не понимает меня.
Мы не понимаем друг друга.
Через пару минут с мрачным выражением лица в кабинет заходит отец, медленно качая головой. Несомненно, он заметит мой опустошенный взгляд, потому что я с трудом сдерживаю себя.
– Она тебе сказала? – спрашивает он.
– Я не хочу говорить об этом. – Я начинаю шарить в ящиках в поисках… чего? Не знаю. Если я встречусь взглядом с отцом, то сломаюсь и заплачу, как ребенок.
Он вздыхает.
– Сын, она самая обыкновенная шлюха. Ты действительно хочешь связать жизнь с такой девушкой?
Я вскакиваю со стула и бросаюсь на него, прижимая его к стене так резко, что он сильно бьется затылком о стену. Наши лица почти касаются друг друга, я смотрю ему прямо в глаза и вижу в них страх и замешательство.
– Еще раз назовешь ее шлюхой, и я разорву тебя на куски! Ясно?!
Он испускает резкий, заикающийся вздох.
– Тебе по-прежнему есть до нее дело? Даже после всего, что я тебе рассказал?
– Я не включаю и не выключаю свои чувства, как проклятый рубильник, – цежу я ему. – Я не ты.
Его глаза темнеют от гнева.
– Ты не знаешь меня.
– Проклятье, ты прав! Я тебя не знаю. Ты никогда не задерживался надолго. Последний раз я видел тебя два года назад! – кричу я. Я так зол на отца, на Джен, на себя.
Что, черт возьми, со мной не так? Со всеми людьми в моей жизни? Все так сложно. Я устал от этого. Я хочу простой жизни. Я хочу быть счастливым.
Я хочу быть с Джен. Но опять-таки это непросто.
– Кажется, ты никогда и не хотел, чтобы я был рядом. Твоя мать использовала любую возможность, лишь бы не дать мне стать частью твоей жизни, – выдает он мне.
Ошеломленный его словами, я ослабляю хватку и отхожу.
– Что ты сказал?
– Ты думал, я не хочу быть частью твоей жизни? Думаешь, я держался подальше, потому что сам хотел этого? – Отец поднимает руки, поправляя рубашку, которую я смял, поправляет волосы, укладывая непослушные пряди. – Твоя мать сделала все возможное, чтобы держать меня подальше от тебя.
– Почему? – Я не верю. Я знаю, она ненавидит его, но она бы не смогла держать его подальше от меня… Или смогла бы?
В детстве я прятался и подолгу плакал, мечтая иметь отца, который любил бы меня и проводил со мной время. Мать знала это, потому что не раз находила меня заплаканным. Я завидовал Дэнни: у него был отец. Я наблюдал их крепкие отношения, полные взаимной любви. Они играли в бейсбол или футбол во дворе, вместе ходили на рыбалку. Они всегда звали меня с собой и старались, чтобы я чувствовал себя желанным гостем, но в глубине души я ощущал себя лишним. Ревнивым, нелюбимым подкидышем.
– Думаю, она боялась, что я заберу тебя у нее. Не знаю. Наши отношения свелись к одной случайной встрече, последствия которой полностью вышли из-под контроля. Когда она сказала, что беременна, я попытался поступить правильно и женился на ней. Я хотел быть отцом. – Он замолкает и глубоко вздыхает, его плечи резко прижимаются к стене, на которую он все еще опирается. – Буквально через несколько дней после переезда к ней я понял, что мы приняли неверное решение. Все время ссорились. Твоя мать ненавидела меня, считая, что я обрюхатил ее и лишил свободы.
И снова это проклятое слово: свобода. Джен постоянно борется за свободу, а я постоянно пытаюсь удержать ее. Может быть, я больше похож на своего отца, чем думаю.
– Я всегда думал, что это ты не хочешь быть со мной, – машинально повторяю я. Хотя голова идет кругом от всего того, что я узнал. – Мама говорила, ты ненавидел Шинглтаун и всегда мечтал уехать.
Отец смеется, но я не слышу веселья в его голосе.
– Твоя мама права. Я действительно ненавидел этот дурацкий горный городок. Там было нечего делать, не было хорошей работы. Я выбивался из сил. Мой отец порвал со мной все связи. Он умер, а я даже не знал об этом. В двадцать восемь лет у меня должна была быть своя голова на плечах, понимаешь? К тому времени я должен был во всем разобраться. Но оставался просто большим ребенком, который хотел веселиться. У меня не было никаких реальных обязанностей, пока не появился ты.