Ворон - Смолл Бертрис
Уинн опять перевела взгляд на лицо.
— Наши предки не видели ничего плохого в близости, Мейдок. Ты мой жених, я твоя невеста. — Она подбадривающе улыбнулась ему. Иди ко мне, вода восхитительная. Возьми щетку, я потру тебе спину.
— Ты вновь меня удивляешь, дорогая, — сказал Мейдок.
Уинн рассмеялась.
— Наша свадьба будет первого мая, мой господин. Я в замке уже три месяца. Хотя я замечаю, как с каждым днем во мне все больше растет желание и я на самом деле полюбила тебя, этого недостаточно. Я должна вспомнить до нашей свадьбы все, что было между нами в прошлой жизни. Ты признался, что когда-то мы были возлюбленными.
Возможно, если мы вновь станем любовниками, моя память о минувших временах вернется ко мне и мы завершим то, что раньше осталось незаконченным между нами, прежде чем снова соединим наши жизни.
— Уинн, ты понимаешь, о чем говоришь?
— Не отказывай мне в этом, Мейдок, — серьезно ответила она. — Тебя огорчит, если я перестану быть девственницей? — Он погрузился в ванну, она потянулась к нему, соблазнительно обвивая руками его шею. — Ты не сердишься на меня, Мейдок? — Маленькие упругие груди прижались к его груди.
Погиб. Полностью растворился в бездне ее зеленых, как лес, глаз.
Перед ним мерцал ее ротик, кораллово-розовый, сладкий, словно ягода, и жаждущий поцелуя. Его называли волшебником, и все же это Уинн была волшебницей, с ее невинностью и древними инстинктами, развлекая и околдовывая его до тех пор, пока он не мог больше устоять перед ее чарами. Мейдок знал, что в его власти пробудить у нее в памяти воспоминания их прошлого, которые она подавила в своем сердце и разуме; но сейчас его обуревало одно желание — насладиться с нею любовью. Она продолжала обольщать его. Он чувствовал, как ручка искусительницы, обняв его за шею, влекла его к своему восхитительному, желанному ротику.
— Я не смогу остановиться, — в отчаянии прошептал он, делая последнюю попытку не потерять рассудок.
— Я не начинала бы этого, если б ожидала, что ты остановишься, Мейдок, моя любовь, — пробормотала она, покусывая его нижнюю губу — Я не та скромница, которая распаляет мужчин лишь для того, чтобы в решительный момент пойти на попятный. Я — твоя!
Он сдался со стоном, неистово впившись в нее сильным, почти что грубым поцелуем. Победный гимн звучал в его ушах. Она принадлежала ему!
Уинн ответила на его страстный поцелуй. Время девичьей скромности давно ушло. Разгоряченная кровь лихорадочно стучала в висках от желания полностью соединиться с этим человеком. Научиться обладать им. С этой стороной их взаимоотношений все было замечательно. Она приоткрыла губы, как он ее учил, и почувствовала, как его язык проскользнул ей в рот и стал играть с ее язычком. Ее гибкий стан прижался к нему, когда их губы слились в безумном и влажном поцелуе.
Господи! Ему немедленно нужно взять себя в руки, иначе он овладеет ею прямо здесь, в ванне. Она невинна и заслуживает лучшего, чем это, в первый раз близости. Он с трудом оторвался от нее, несколько раз глубоко вздохнул, чтобы прийти в чувство, прежде чем твердо отстранить ее от себя. Боль в ее глазах поразила Мейдока.
— Что случилось? — Мольба звучала в ее голосе.
Он улыбнулся, желая успокоить ее.
— Нам еще представится случай насладиться любовью в ванне, моя дорогая, но не в этот раз. Сегодня все должно быть для тебя прекрасным. По крайней мере настолько, насколько мне удастся. Это право каждой женщины, когда она лишается невинности, и я не отберу его у тебя. Сейчас потри мне спину, Уинн, а потом мы перейдем в мою спальню, где я постараюсь доставить тебе наслаждение, которое должны испытать все женщины.
Дрожащими руками Уинн потерла его, промыв потом кусочком мягкой материи. Затем, к ее удивлению, он проделал то же самое.
— Ты говоришь, что доставишь мне удовольствие, Мейдок, — тихо сказала она, — но мне бы хотелось научиться и тебе доставлять удовольствие.
— Я научу тебя, моя дорогая, но сегодня, Уинн, я буду господином нашего наслаждения, ибо принести радость тебе, значит, и самому получить ее. Сейчас тебе не понять, но вскоре ты узнаешь, что это так. — Он нежно поцеловал ее, слегка погладив тыльной стороной руки ее подбородок. Затем, выйдя из глубокой дубовой ванны, поднял ее и поставил на теплые камни пола. Достав грубое полотно, Мейдок насухо растер ее.
— Ты простудишься, — нежно проговорила Уинн и, взяв другой кусок ткани, вытерла его.
5 Ворон — Мне скоро будет жарко, — пошутил он, опустившись перед ней на колени и продолжая растирать ее.
Слегка дрожа, Уинн чуть-чуть нагнулась, чтобы высушить его широкие плечи, и задохнулась от изумления, когда Мейдок, положив на ладонь ее небольшую грудь, захватил губами сосок и начал нежно посасывать его.
— Ох-х-х! — слабо воскликнула она. — Ох-х-х! — раздался еще один сгон, когда принц перенес внимание на другую грудь. Чувства, рожденные его ласками, были восхитительны, но почему-то у нее каждый раз возникали покалывающие ощущения в сокровенном месте между бедрами.
Мейдок поднялся, обнял ее и крепко прижал к себе. Уинн безбоязненно посмотрела ему в лицо и, протянув руку, погладила его по щеке, пальцем ласково провела по полной нижней губе. Он нежно прикусил этот палец, его темно-синие глаза взяли в плен зеленые глаза Уинн, подзадоривая ее. Она положила щеку ему на плечо, мягко потеревшись об него головой, и Мейдок ответил на ее невысказанные слова. Он наклонился и взял ее на руки. Так они и проследовали в его спальню; он осторожно поставил ее на ноги, затем налил два кубка прекрасного красного вина и отнес их на низенький стол подле кровати.
Уинн быстро оглядела спальню, в которой еще не была. Большая, просторная комната с большим камином, в котором ярко горел огонь, уютно согревая воздух. Огромная кровать находилась на возвышении.
На ней лежало темно-синее шелковое покрывало с широкой каймой, расшитой золотом и мелкими драгоценными камнями. За кроватью с потолка до пола висела яркая шпалера, изображающая пурпурные горы; зеленые леса со зверями, сказочными и живущими в природе, птицами, порхающими с дерева на дерево. Окна смотрели на горы, она догадывалась об этом, хотя ночь и непогода скрывали их. В комнате были расставлены красивые резные стулья, столы, сундуки из теплого золотистого дуба. Обстановка, несмотря на всю элегантность, была проста.
Мейдок взял Уинн за руку и повел к большому ковру из белой овечьей шкуры, который лежал на полу у камина. Он осторожно положил ее. Она встала на колени лицом к нему. Взяв в ладони лицо Уинн, он поцеловал ее в губы, сначала нежно, потом все более страстно. Ее руки, доселе спокойные, сейчас поднялись и начали медленно гладить его грудь, потом крепко обвились вокруг шеи, притягивая его к себе. Затем она откинулась на мягкий ковер.
Его губы продолжали ласкать Уинн, и он подумал, сколь смела она в своей невинности.
Чтобы не напугать Уинн, Мейдок постарался не лечь на нее, а, извиваясь, опустился рядом с ней на колени. Взяв в руки одну из ее стройных ножек, он стал целовать изящные пальчики, поигрывая с ними, качая ножку в своих теплых ладонях, нежно поглаживая ее, а потом принялся ласкать вторую. Уинн захихикала от легкой щекотки.
— Сначала ты терзал пальцы на руках, теперь на ногах, — прошептала она. — Неужели, Мейдок, все мужчины любят так своих дам?
Вдруг она слегка взвизгнула, потому что его язык начал лизать изгиб ее ступни, и ощущение было чувственным.
— Умный мужчина, — заметил он, водя носом по се колену, — любит женщину с головы до ног, Уинн. Прискорбно, если женщина не получит всех наслаждений. Она больше, чем просто прибежище для грубого мужского естества. — Сильными теплыми руками он ласкал ее икры.
Уинн подумала, что это отношение к женщине ей было незнакомо.
Умелые руки вызывали во всем ее теле восхитительный трепет истинного наслаждения. Это было замечательное открытие. Она вытянулась и замурлыкала от его ласк, потом хихикнула, когда он вновь поцеловал ее круглое колено.