Любовь в награду - Лонг Джулия

Ее улыбка слишком быстро погасла.

Почувствовав сожаление, Филипп понял, что начал слишком увлекаться этой улыбкой. Эта улыбка лучше, чем настойка опия, чем бренди, чем чай из коры ивового дерева.

Элайзе гораздо лучше удавалось справляться с его душевными страданиями, чем со своими собственными.

Поскольку смирение стало еще одним, не знакомым принцу состоянием, он оставался молчалив и задумчив. Ла Вей был в затруднении, пожалуй, впервые за… Он не мог вспомнить, за сколько времени.

– Если у вас сейчас нет больше требований, милорд, я пойду – мне надо приглядеть за яблочными пирогами, иначе они сгорят. И еще я хочу напомнить вам, что у меня сегодня свободный вечер.

– Да, пожалуйста, идите. Нет ничего важнее яблочных пирогов. И хорошего вам вечера, миссис Фонтейн.

Ла Вей отметил, что его голос стал каким-то особенно низким, хотя не понимал, почему его чувства должны быть задеты.

Сделав книксен, Элайза быстро прошла мимо него.

Филипп поворачивался, глядя ей вслед, словно она была ветром, а он – флюгером.

Глава 15

Следующий день начался очень рано и довольно невинно, если не считать сердитых туч на небе и проливного дождя, который то лил стеной, то прекращался, из-за чего Джек остался дома и мешался под ногами у слуг. Никто не возражал против его присутствия, потому что мальчуган был живым дыханием весны, которому угрожала опасность быть испорченным каждым.

Элайза и слуги дошли до цивилизованных, даже товарищеских отношений и трудились в едином ритме – действительно, каждому нравилось работать в безупречно чистом доме, в котором повсюду теперь были расставлены вазы с цветами. Да и лакеи служили украшением дома.

Сейчас все они вместе с Джеком завтракали.

Даже Долли была… мила. До приторности. Решив забыть о своих подозрениях в отношении Долли, Элайза поздравила себя с победой над ней.

Зато Джек, как все маленькие дети и животные, обладал обостренной интуицией и, находясь рядом с Долли, всегда молчал, глядя на нее настороженным взглядом своих огромных глаз. Если Долли улыбалась, его взгляд становился еще более подозрительным.

К счастью, у Долли сегодня полдня были свободными, и она не собиралась отказываться от отдыха, шел ли за окном дождь или нет.

Оттолкнув от себя пустую тарелку, Долли сдавленно рыгнула, прижав кулак к груди.

– Я только возьму плащ и пойду, миссис Фонтейн, – сказала она.

– Долли, не хотите же вы выйти из дома в такую погоду?! – Элайза засыпала кофе для принца в кофейник и налила в чашку чай из ивовой коры. – Может быть, вам позволят позднее взять целый выходной?

– Нет, ничего похожего в другое время у меня не выйдет, миссис Фонтейн, – возразила Долли. – Видите ли, сегодня меня заберет сестра, я поеду в гости, она уже ждет меня.

Привстав на цыпочки, Элайза выглянула в окно. В дальнем конце подъездной аллеи она смогла разглядеть поджидающий Долли экипаж, лошадь и то, что, вероятно, было очень крупным кучером, закутанным в целую кучу одежды. Надо быть безумцем или совершенно отчаявшимся человеком, чтобы выйти из дома в такую погоду. Еще немного – и это станет просто опасным.

Элайза слегка нахмурилась.

Все занялись своими делами: Китти и Мэри принялись наводить порядок в кухне, лакеи – поддерживать огонь в каминах, а Элайза решила, что сейчас самое время продолжить полировку серебра.

Перебрав ключи в связке, она замерла.

Дверца шкафа с фамильным фарфором оказалась слегка приоткрытой.

Бросившись к шкафу, Элайза рывком распахнула дверцу, заглянула внутрь, чувствуя, что сердце в ее груди подскочило к горлу. Ее терзало нехорошее предчувствие.

Увы, подозрения подтвердились – маленький голубой соусник исчез.

Развернувшись, Элайза прислушалась. Ярость застила ей глаза. Долли еще не появилась на лестнице для прислуги. Обычно ее шаги были слышны издалека.

Да, Долли была крупной, зато Элайза – быстрой.

– Джек, оставайся здесь, в кухне! – приказала она, закрывая шкаф. Потом промчалась по коридору и понеслась через весь дом.

Элайза перехватила Долли в холле у входной двери. Та тащила чемодан, который, похоже, был битком набит.

Встав у кухарки на пути, Элайза загородила собой дверь.

– Вам придется отойти, миссис Фонтейн, – медленно проговорила Долли. – Моя сестра вымокнет под дождем до нитки.

– Зачем вы взяли с собой чемодан, Долли?

Долли стояла на месте как вкопанная. Вторая ее рука, не державшая чемодан, была спрятана под плащом.

– Не думаю, что это ваше дело, миссис Фонтейн, – весело проговорила она, отчего ее слова прозвучали угрожающе.

– Покажите мне, что у вас в руке, Долли, – потребовала Элайза.

Доли осталась неподвижной, как валун.

– Немедленно! – Это слово вырвалось из уст Элайзы, как пуля из дула пистолета.

Рука Долли выскочила из-под плаща. У кухарки был такой удивленный вид, словно она марионетка, которую кто-то дернул за веревочки.

В руке Долли сжимала голубой соусник из севрского фарфора.

Элайза почувствовала себя преданной. Как, как, как она могла быть настолько глупой, чтобы доверять Долли?!

Гнев Элайзы закипал. Она оказала Долли доверие, о чем сейчас глубоко сожалела. Но черт ее возьми, если она позволит еще раз так пренебречь собой!

– Зачем вы взяли этот соусник? Собирались класть в него сигару во время увеселительной прогулки с вашей «сестрой»? – Голос Элайзы был низким, угрожающим.

Наступившее молчание оглушало.

Элайза была меньше Долли, но от гнева волоски на ее теле встали дыбом, как шерсть у разъяренной кошки. Она почувствовала себя втрое больше и в двадцать раз злее.

Долли хранила молчание.

– Как вы проникли в шкаф, Долли?

– Ах бедняжка, вы считаете себя такой доброй и умной, а на самом деле вы – обычная выскочка. Вся такая сладенькая – спасибо – пожалуйста!..

Один удар кулаком в угол двери – и та с треском распахнулась.

Элайза заморгала:

– Мне казалось, мы обо всем договорились.

Мало того что она была охвачена яростью – ее чувства и гордость были задеты.

– Лучше быть быстрой, чем доброй, миссис Фонтейн. А теперь будьте так добры отойти в сторону.

– Послушай-ка меня, мошенница! Ты уволена, причем без рекомендаций. И мне плевать, что с тобой будет! Считай, что тебе повезло, потому что я не буду добиваться, чтобы тебя повесили за кражу.

Наконец-то Долли, как и должно быть в такой ситуации, побледнела, и это было весьма неприятное зрелище. Первая подобающая вещь, которую она сделала с тех пор, как Элайза появилась в доме.

– Но это же всего лишь одна штучка. У этого богатенького парня их так много, а у меня…

– А у тебя – что? Работа? Крыша над головой? Еда в желудке? Ты чувствуешь, что имеешь на это право? И никакой благодарности, да? Да как ты смеешь?! Как ты смеешь? Этот «богатенький парень», как ты называешь принца из дома Бурбонов, проливал кровь за свою страну и за нашу страну, чтобы такие, как ты, оставались в безопасности и могли наслаждаться, как ты выражаешься, «своими маленькими удовольствиями»! Выдающийся, добрый и справедливый человек! И только благодаря ему ты сейчас живешь. Вещь, которую ты держишь в руке, – одна из того немногого, что было украдено из его родного дома. И ты решила снова красть у него? Да с тобой обращались куда лучше, чем обычно обращаются со слугами, а ты отвечаешь на это воровством? Да еще пытаешься оправдать свои поступки!

Это был такой поток страстного красноречия, что Долли только моргала и была настолько ошеломлена, как будто по ней ударили шрапнелью.

Наступило непродолжительное угрожающее молчание.

– И что же он сделает? – наконец ехидно поинтересовалась Долли. – Побежит за мной?

Еще ни разу в жизни Элайза не испытывала столь большого желания ударить кого-то.

– Ему не придется бежать, чтобы пристрелить тебя. А если ему все-таки захочется в тебя выстрелить, я солгу судье и скажу, что это была самозащита. Что ты сошла с ума и напала на него, потому что ты – действительно безумна, если посчитала, что я не обнаружу твоего воровства. Ты всегда производила на меня впечатление человека, который закончит жизнь на виселице.