Хранитель секретов Борджиа - Молист Хорхе
Известие о признании заслуг Жоана как Папой, так и Великим Капитаном мгновенно распространилось по городу, и его возвращение в книжную лавку стало триумфальным. К чувству любви и теплу семьи добавилось восхищение работников и клиентов. Взятие Остии стало наилучшим известием для Папы и его каталонцев, поэтому количество посетителей лавки заметно увеличилось. Всегдашние клиенты поздравляли, а новые с большим вниманием разглядывали его, ожидая возможности побеседовать. Книжная лавка, как никогда ранее, превратилась в место для проведения разного рода встреч в Риме.
Жоан не рассказал Анне ни о том взгляде, которым наградил его Хуан Борджиа, ни о том, какое неприятное впечатление он на него произвел, но страх перед новым визитом папского сына в его дом не давал ему полностью насладиться своим триумфом. Герцог Гандийский появился лишь через несколько недель: он пришел однажды утром, когда в лавке не было посетителей. Жоан, только что вернувшийся с переговоров по поводу поставки партии кожи для переплетных работ, узнал одного из оруженосцев герцога у дверей своей лавки, который был занят беседой и следил за лошадьми в ожидании хозяина. Все напряжение, что накопилось за эти дни, дало о себе знать, и, выругавшись, Жоан бросился внутрь лавки. Как мог этот недостойный тип посметь вернуться в его дом после попытки похитить его супругу?
Никколо встретил его беспокойным жестом и кивнул в сторону двери, ведущей в малый зал. Изнутри раздавались голоса.
– Пропустите меня, – решительно произнесла Анна.
– Вы в самом деле этого желаете? – Хуан Борджиа уперся рукой в косяк двери, не позволяя ей пройти.
– Да, герцог, пожалуйста, – ответила она, на этот раз с приветливыми интонациями. – Будьте добры, позвольте мне выйти.
– А может быть, вам больше понравилось бы… – сказал папский сын и осекся на полуслове, потому что в зал неожиданно вошел Жоан.
– Немедленно позвольте ей выйти! – крикнул Жоан, в глазах которого полыхала ярость. Приблизившись к Борджиа сзади, он схватил его за плечо и толкнул к стене.
На лице герцога сначала отразилось удивление, а потом гнев.
– Да как ты смеешь, гнусный книготорговец! – воскликнул он, положив руку на эфес своей шпаги.
Но герцог не осмелился обнажить шпагу, потому что острие кинжала Жоана уже упиралось ему прямо в кадык.
– Я прекрасно знаю, что именно ваши люди пытались похитить мою жену, – сказал ему Жоан, увеличив давление на шею герцога. – Ничтожество!
Анна поспешила встать между мужчинами и попыталась заставить мужа убрать оружие. Капелька крови выступила на шее папского сына.
– Пожалуйста, господа, успокойтесь, все в порядке! – произнесла она. – Дон Хуан, простите моего мужа, он слишком любит меня.
– Здесь только один кабальеро, – ответил Борджиа вне себя от ярости. – А этот – мужлан, деревенщина. И мне наплевать, что он ваш муж: только вы должны решить, пойдете со мной или нет. И поверьте, это будет наилучшим выбором для вас. Он для меня абсолютно ничего не значит.
Последние слова герцог произнес, глядя на Жоана с презрением. Жоан изо всех сил сжал челюсти и замолчал, холодно глядя в глаза этому недоноску, который считал себя лучшим жеребцом в Риме. У Жоана дрожали руки, и он старался унять эту дрожь, представляя себе, как заново выхватывает кинжал, чтобы вонзить его подонку прямо в сердце. Однако Жоан прекрасно понимал, что это была несбыточная мечта, потому что если бы он зарезал герцога, то таким образом навлек бы на свою семью жуткие несчастья.
– Вы очень интересный и привлекательный мужчина, настоящий кабальеро, герой, победивший в сражении при Остии, герцог, – говорила Анна ласковым голосом, мягко поглаживая правую руку Борджиа в надежде успокоить его и рассчитывая, что ей удастся убедить его не обнажать оружие. – Любая женщина предпочтет вас моему мужу. Но я люблю своего супруга. Вы знаете, что такое любовь, мой господин? Истинная, настоящая, всепоглощающая любовь? – Она постаралась вложить в этот вопрос всю свою силу убеждения.
Папский знаменосец вперил в нее свои голодные, волчьи глаза, пытаясь подобрать слова для ответа.
– Я вам скажу, мой господин, – продолжила Анна нежным голосом. – Это как наваждение, когда человек, видя и высоко ценя достоинства других, тем не менее, хочет быть рядом только с одним-единственным человеком и любить его. Для него не существует никого другого. Именно это я чувствую к своему мужу. Нет в Риме другого человека, более достойного любви женщины, чем вы, но я не могу принять ваше предложение. Я люблю мужа.
Несколько мгновений герцог пребывал в молчании. Казалось, он безуспешно пытался осознать то, что говорила ему Анна. В конце концов он горделиво выпрямил спину и высокомерно изрек:
– Меня все это не касается. Я всегда добиваюсь того, чего желаю.
– И меня не касается, чей вы сын, – заявил Жоан, снова повернувшись к этому недостойному представителю рода человеческого. – Это моя жена и мой дом. Выйдите отсюда и не возвращайтесь более никогда.
– Вы забыли, что этот город – мой, – сказал Борджиа со зловещей улыбкой. – И если вы все еще не поняли этого, то скоро поймете, предатель.
Эта угроза глубоко взволновала Анну, и она упрекнула Жоана в его порывистости.
– У меня все было под контролем, – сказала она. – Я бы дипломатично остановила его, и не было бы никаких проблем. Я же просила, чтобы вы доверились мне.
– Для чего? – вскричал он в ярости. – Я прекрасно вижу, чем все это оборачивалось до сих пор. Вы даже не решаетесь выйти на улицу, ибо боитесь, что снова появятся эти люди в черном.
Она посмотрела на него полными слез глазами и смолчала.
– Конечно же, я верю вам, – сказал Жоан, увидев ее слезы и сменив тон на ласковый, нежный. – Но типы вроде этого неконтролируемы. Я знаю его сущность – это самый настоящий подлец.
Анна взглянула на него и, в бешенстве покинув комнату, поднялась наверх.
Жоан заметил Никколо, который молча смотрел на него. Он был свидетелем всей этой сцены. Жоан, испытывая потребность в дружеской поддержке, приблизился к нему.
– Мне бы очень хотелось рассказать обо всем этом Микелю Корелье, – глухо произнес Жоан, – но я заранее знаю его ответ: у Анны нет другого выхода, как отдаться этому ничтожеству. Он ничем мне не поможет.
– Я уже говорил вам о том, что известно всему Риму. Дон Микелетто верен семье Борджиа, и он всегда будет верен им, независимо от того, поведут ли они себя несправедливо или даже преступно. Он – их наемник.
– Я знаю это!
– Его верность выше чувства дружбы, которое он к вам испытывает, – продолжил флорентиец. – Я хорошо его знаю. Вспомните, что именно он представил нас друг другу.
– Никогда я не мог подумать, что буду жалеть о красоте Анны. Если бы она не была такой привлекательной…
– Не обманывайтесь, Жоан. Анна – очень красивая женщина, но на самом деле истинный интерес Хуан Борджиа проявляет не к ней, а к вам.
– Ему что, теперь мужчины нравятся? – спросил Жоан с иронией.
– Дело не в сексуальных пристрастиях, Жоан. Речь идет о гордости, тщеславии. И вы прекрасно это понимаете.
Книготорговец замолчал, ожидая, когда Никколо снова заговорит. Он уже догадывался, о чем хочет сказать его друг.
– Он ненавидит вас, Жоан. Хуан Борджиа намного сильнее ненавидит вас, чем алкает близости с вашей супругой.
– Ему ничего не стоит сделать так, чтобы меня убили. Однако, несмотря на ваши опасения, он этого не совершил.
– Обстоятельства изменились. Он не хочет видеть вас мертвым, и меньше всего сейчас, когда вы превратились в героя. Он хочет, чтобы вы страдали, хочет унизить вас, использовав вашу жену… Хочет сделать вас рогоносцем.
– Но…
– Он всегда ненавидел вас, но сейчас ненависти его нет границ. Он думает, что вы не захотели встать под знамена его войска в войне против Орсини, которую он проиграл и которая заставила его пережить унижение. Однако вместе с испанцами вы стали героем покорения Остии. Он считает, что вы бросаете ему вызов, что вы его предали.