Знатная леди - Хейер Джорджетт

Она была в не слишком благостном расположении духа и, коротко поприветствовав лорда, сообщила, что может уделить ему всего несколько минут, поскольку очень занята, и попросила его без долгих прелюдий перейти к делу, которое привело его сюда.

Его ответ обезоружил ее. Он сказал, не выпуская ее руки из своей:

– Я знаю, что сегодня вечером вы устраиваете прием, не так ли? Я задержу вас ровно настолько, чтобы вымолить у вас прощение за происшедшее вчера между нами в Питьевой галерее. Поверьте, лишь искренняя забота о вашем благополучии подвигла меня произнести слова, которые вы сочли неуместными и дерзкими. Я хочу заверить вас, мисс Уичвуд, что не вкладывал в них дерзости, и покорнейше прошу простить меня.

Ее негодование угасло. Она сказала:

– Разумеется, я прощаю вас, Бекенхем. Не придавайте этому слишком большого значения. Всем нам случается иногда наговорить лишнего.

Он прижался губами к ее руке.

– Вы слишком добры и слишком щедры ко мне. – Лорд был явно тронут. – Узнав от Гарри, что вы пригласили его и молодого Хоксбери на свой прием сегодня вечером, а меня обошли вниманием, я испугался, что сильно оскорбил вас и не заслуживаю прощения.

– Какая чепуха! – сказала она. – Я не пригласила вас, потому что это вечеринка для Лусиллы, и гости будут представлены исключительно девушками, еще не вышедшими в свет, их братьями и кавалерами и разбавлены несколькими заботливыми родителями. С ними вам будет скучно.

– С вами мне никогда не будет скучно, – просто ответил он.

Она вдруг представила, как он остается один и впереди его ждет долгий и пустой вечер, он чувствует себя никому не нужным, зная, что брат с приятелем отправились веселиться… Эннис стало жаль его, и, поддавшись минутному порыву, она сказала:

– Да приходите же, разумеется, если согласны терпеть общество детей и престарелых вдов.

Не успели слова эти сорваться с ее губ, как она пожалела о них. Слишком поздно Эннис вспомнила, что Бекенхем привык к одиночеству. Гарри редко случалось проводить вечера дома, а когда его упрекали в этом, он говорил, что Билл не нуждается в его обществе. Тереза, старшая сестра Бекенхема, жаловалась, что у него вошло в привычку удаляться в библиотеку после ужина, где он сосредоточенно изучает каталог своих сокровищ или переставляет в шкафах всевозможные безделушки.

Она поспешно добавила в безнадежной попытке заставить его оказаться от приглашения:

– Должна предупредить вас, сэр, что на вечеринке будет присутствовать и дядя Лусиллы. Быть может, вы предпочтете не встречаться с ним.

– Полагаю, – с чувством снисходительного превосходства заметил он, – что я в достаточной мере владею собой, чтобы не ставить вас в неудобное положение, затеяв ссору с Карлетоном под вашей крышей, дорогая мисс Эннис!

После чего, вновь цветисто выразив свою благодарность и восхищение, он откланялся. А ей оставалось лишь корить себя за то, что она поддалась минутной слабости, в очередной раз поощрив его беспочвенные притязания.

Остаток дня прошел без инцидентов, если не считать прибытия Элизы Брайгем, которую наняли на место горничной Лусиллы. Эннис была готова к тому, что слуги-старожилы встретят в штыки эту женщину с приятным лицом. Но хотя Джарби осторожно высказалась, что, дескать, еще слишком рано судить о том, что та собой представляет, она добавила, что мисс Брайгем, похоже, знает свое дело, а миссис Уордлоу и Лимбури одобрительно отозвались о своей новой коллеге.

– Очень благовоспитанная молодая женщина, которая непременно понравится юной мисс, – сказала мисс Уордлоу.

– Она не из тех, кто важничает, – согласился Лимбури и доверительно добавил: – И можно не бояться, что она повздорит с мисс Джарби, мисс Эннис.

Мисс Брайгем блестяще проявила себя, когда одевала Лусиллу для вечеринки, поскольку не только уговорила ее надеть платье из бледно-розового муслина вместо куда более взрослого желтого, в котором Лусилла хотела выйти к гостям, но и убедила ее в том, что для вечернего приема больше подойдет жемчужное ожерелье, чем бусы, которые девушка купила в тот день. Она тщательно расчесала ее темные кудри и уложила их в простую и очаровательную прическу, которая удостоилась похвалы мисс Уичвуд, когда та перед самым ужином вошла в комнату Лусиллы.

Эннис принесла красивый браслет, инкрустированный жемчугом, и застегнула его на запястье Лусиллы со словами:

– Это маленький подарок от меня, с любовью, в честь твоей первой вечеринки!

– Ой! – ахнула Лусилла. – Мисс Уичвуд, большое спасибо! Какая прелесть! Как вы добры ко мне! Смотрите, Брайгем!

– Действительно, он очень красив, мисс. Как раз то, что нужно, если мне будет позволено высказать свое мнение, – ответила Брайгем, окидывая опытным взглядом наряд мисс Уичвуд.

Придраться было не к чему. Эннис надела платье из крепа небесно-голубого цвета с открытым передом поверх белой атласной нижней юбки. На шее у нее красовалось сапфировое ожерелье, а в блестящих волосах посверкивала сапфировая брошь в виде веточки. Лусилла восторженным шепотом сообщила ей, что выглядит она великолепно. Мисс Уичвуд рассмеялась и запротестовала против выбранного Лусиллой эпитета, заявив, что он звучит так, будто она вырядилась слишком пышно.

– Ладно, тогда красиво! – поправилась Лусилла.

– В таком случае, это относится к нам обеим, – сказала мисс Уичвуд. – А теперь идем вниз и постараемся поразить своим великолепием Ниниана. Мне доложили, что он прибыл несколько минут назад.

Они застали его в гостиной. Он получил приглашение на ужин, и было видно, что юноша изрядно потрудился над своим костюмом. Лусилла восхищенно воскликнула:

– Высший класс, Ниниан! Ты сияешь, как новый шиллинг, право слово! Не так ли, мадам?

– Именно так. Настоящий светский щеголь! – сказала мисс Уичвуд. – У меня просто нет слов! Ты только взгляни на этот элегантный узел его шейного платка. Сколько же времени у вас ушло на то, чтобы завязать его, Ниниан?

– Целый час, – ответил он и покраснел. – Такой узел называется «Восточный узор», и мне представляется, он у меня вполне получился. А теперь прошу вас, мадам, перестаньте смотреть на меня, как на огородное пугало!

Отвернувшись, он взял со стола, на который положил их, войдя в комнату, два маленьких тугих букетика цветов и неловко вручил женщинам со словами:

– Прошу вас, мадам, окажите мне честь и примите эти цветы! А этот букет, Лусилла, для тебя!

Обе женщины с подобающей случаю благодарностью приняли подарки. Лусилла была поражена тем, что ее букет состоял из розовых и белых гиацинтов, каковое обстоятельство заставило ее воскликнуть:

– Какой ты молодец, Ниниан! Как ты догадался, что я надену розовое платье?

– В общем, я тут ни при чем, – признался молодой человек. – Просто девушка, которая составляла букет, спросила, как ты выглядишь, а когда я ответил, что ты темненькая, еще не выходила в свет, она сказала, что тебе подойдут розовые и белые цветы. Должен заметить, – важно добавил он, оглядывая ее, – розовый действительно тебе идет, Люси. Я еще никогда не видел тебя такой красивой!

Мисс Уичвуд, с восхищением разглядывая собственный букет из весенних цветов всевозможных оттенков, начиная от бледно-сиреневого и заканчивая темно-багряным, улыбнулась про себя и подумала, что Ниниан наверняка описал ее продавщице как даму преклонных лет. Но она не стала потешаться над ним и тем более говорить ему о том, что букеты, перевязанные длинными лентами и завернутые в серебряную бумагу, вполне подходят для балов, но совершенно не годятся для неофициальных приемов.

Двумя часами позже она с удовлетворением отметила, что не только ее вечеринка увенчалась грандиозным успехом, но и ее протеже произвела настоящий фурор. Они принимали гостей вдвоем с Лусиллой, которая стояла рядом, и ей не пришлось краснеть за манеры девушки. Уже не в первый раз она мысленно воздала должное миссис Эмбер, которая, невзирая на свои промахи, обучила Лусиллу всем правилам, коим подчиняется поведение в высшем обществе. Жаркий румянец смущения, время от времени вспыхивавший у той на щеках, и случайная неловкость отнюдь не уронили ее в глазах самых влиятельных дам Бата. Даже престарелая миссис Мандевилль, наиболее строгий цензор и критик, которая вознаградила Эннис своим появлением на ее приеме, заметила: