Подарок - Ахерн Сесилия
Объяснить, кто эти «они», Клифф был не в состоянии. Лу хотел ласково уговорить Клиффа вылезти из-под стола, заставив его надеть башмаки и носки, но едва он приблизился, как Клифф размахнулся и ударил его по лицу компьютерной мышью на проводе, а потом еще и еще раз. Клифф орудовал мышью, как ковбой своим лассо, но боль от ударов была несравнима с той, которую испытывал Лу, видя распад личности такого молодого и такого успешного мужчины. Кабинет с тех пор вот уже который месяц пустовал, и по мере того, как слухи о новом месте пребывания Клиффа распространялись по офису, сочувствие к нему слабело, а борьба за его место крепла и усиливалась. Не так давно Лу услышал, что к Клиффу стали пускать посетителей, и он все собирался посетить его. Он знал, что это его долг, и всей душой стремился выкроить для этого время, но это ему никак не удавалось. Сейчас он со все возрастающей досадой глядел на черный, без признаков жизни экран. Голова раскалывалась так, что трудно было собраться с мыслями, а мигрень все расползалась от затылка к глазам. В отчаянии он достал из кармана пузырек и стал разглядывать таблетки.
Ему вспомнились знакомство Гейба с мистером Патерсоном, и его осведомленность насчет встречи в ресторане, и как тонко разобрался Гейб в ситуации с обувью, и как он утром угощал его кофе, и как он отвез его домой и каким-то образом сумел завоевать расположение Рут. Убедив себя, что во всех этих ситуациях Гейб ни разу его не предал и, значит, можно довериться ему и на этот раз, Лу потряс открытый пузырек, и на его потную ладонь соскользнула белая блестящая таблетка. Сначала он повертел ее в пальцах, потом лизнул и, когда понял, что ничего ужасного не произошло, кинул ее в рот, поспешно запив стаканом воды.
Обеими руками он вцепился в стол для заседаний с такой силой, что на стекле, положенном сверху для сохранности дорогого орехового дерева, проступили отпечатки его потных рук. Он ждал. Но ничего не происходило. Отпустив стол, он осмотрел руки, словно ожидая каких-то видимых изменений или следов на своих ладонях. Однако ничего особенного так и не произошло, никакого перемещения в пространстве, ничего угрожающего, если не считать боли, все еще пульсировавшей в голове.
В семь сорок пять ни малейших следов присутствия Артура Линча на экране так и не появилось. Лу нетерпеливо постукивал по стеклу ручкой, не заботясь больше о том, как будет выглядеть на экране и каким предстанет перед собеседниками. У него возникла сумасшедшая идея, что никакого совещания и не предвидится, что Альфред каким-то образом устроил так, чтобы забрать все в свои руки и самому провести переговоры. Но нет, Лу не позволит Альфреду ставить ему палки в колеса и пускать насмарку наработанное тяжким трудом. Он вскочил, схватил пальто и кинулся к двери. Он уже распахнул ее и занес ногу над порогом, когда за спиной у него послышался голос с экрана:
— Приношу свои искренние извинения за опоздание, мистер Сафферн.
Голос остановил Лу. Прикрыв веки, Лу вздрогнул, прощаясь со своей мечтой о повышении, о просторном кабинете с потрясающим видом на Дублин. Он быстро прикидывал, что делать: поспешить, чтобы не опоздать на ужин, или вернуться на место и храбро встретить неизбежное. Но, прежде чем он успел принять решение, он услышал другой голос, звук которого заставил его похолодеть:
— Ничего, мистер Линч. И зовите меня просто Лу, мне знакома ситуация, когда обстоятельства мешают нам быть точными, и не надо извиняться. Давайте лучше начнем совещание, хорошо? Ведь нам так много предстоит обсудить.
— Разумеется, Лу. И, пожалуйста, называйте меня Артуром. Вопросов накопилось много, но прежде чем я представлю вас двум джентльменам, что сидят рядом со мной, может быть, вы завершите то, чем вы заняты сейчас. Я вижу, у вас люди.
— Нет, Артур, я один, — услышал Лу свой собственный голос. — Все остальные вышли.
— Но возле двери стоит человек. Я вижу его на экране.
Изобличенный, Лу медленно обернулся и оказался лицом к лицу с самим собой. Он все еще сидел за столом, там же, где и раньше, до того, как, замыслив побег, схватил пальто и бросился к двери. На обращенном к нему лице также застыло изумление. Пол под ногами Лу зашатался и поплыл, и он ухватился за дверной косяк, чтобы не упасть.
— Лу? Вы здесь? — спросил Артур, и обе находящиеся в комнате головы повернулись к экрану.
— Да, гм… я здесь, — пробормотал Лу, сидящий за столом. — Простите, Артур, этот джентльмен в комнате… это мой коллега. Он уже уходит. Как я слышал, у него назначена важная встреча за ужином, и он торопится. — Обернувшись, Лу бросил на того Лу, что стоял возле двери, предостерегающий взгляд: — Ведь вы торопитесь?
В ответ другой Лу только кивнул и вышел. Колени его подгибались, ноги дрожали при каждом шаге. У лифтов он схватился за стенку и попытался отдышаться, борясь с дурнотой. Дверцы лифтовой кабины открылись, и он, ввалившись в лифт и надавив на кнопку первого этажа, скорчился в углу тесного пространства, устремляясь вниз, все дальше и дальше от себя, сидящего на четырнадцатом этаже.
В восемь часов, в то время как Лу, находясь в зале заседаний офиса «Проектной компании Патерсона», вел переговоры с Артуром Линчем, а Альфред в числе прочих участников встречи шел к столу, Лу вошел в ресторан. Он отдал швейцару свое кашемировое пальто, поправил галстук, пригладил волосы и тоже направился к столу, сунув в карман одну руку и свободно болтая другой. Тело его было вновь расслаблено, никакого напряжения в нем он не ощущал. Чтобы работать успешно, он всегда должен был ощущать такую свободу и легкость движений, легкость человека, которому, строго говоря, наплевать на любое решение, но который сделает все возможное, чтобы убедить вас в обратном, потому что клиент для него — это все, и единственная его забота — это клиент.
— Простите, джентльмены, за то, что несколько припозднился, — как ни в чем не бывало проговорил он, обращаясь к мужчинам, которые сидели за столом, уткнувшись носом в меню.
Все подняли на него глаза, но особенную радость Лу доставило лицо Альфреда: оно выражало одновременно целую гамму чувств — от удивления до разочарования, возмущения и гнева, как в мексиканских сериалах. И каждое из этих чувств убеждало Лу, что вся эта путаница была устроена намеренно и что устроил ее Альфред. Лу обошел стол, здороваясь с гостями, и, дойдя до Альфреда, он по самодовольному виду приятеля понял, что первоначальный шок у того полностью прошел, — побежденный, он, скуля, уполз куда-то в угол.
— Патерсон убьет тебя. — Сказано это было тихо, уголком рта. — Хоть какая-то польза будет от сегодняшнего вечера. Рад видеть тебя, дружище! — Альфред потряс Лу руку, и лицо его осветила несказанная радость от предвкушения близящегося увольнения приятеля.
— Все под контролем, — только и ответил ему Лу и отвернулся с намерением занять место через несколько человек от Альфреда.
— В каком это смысле? — спросил Альфред таким тоном, словно он позабыл, где находится. Лу ощутил руку Альфреда на своем плече; хватка его была крепкой, и Лу не мог уйти.
Лу с улыбкой оглядел всех присутствующих и хладнокровно, отцепляя от себя один за другим пальцы Альфреда, попытался высвободиться.
— Говорю тебе, все под контролем, — повторил Лу.
— Ты отменил совещание? Не понимаю! — Лицо Альфреда исказила нервная улыбка. — Объясни, как это вышло.
— Нет, нет, совещание я не отменял. Не беспокойся. А теперь, Альфред, не пора ли уделить внимание гостям? Или ты так не считаешь?
И сверкнув своей белоснежной улыбкой, Лу стряхнул с себя наконец руку Альфреда и двинулся к своему креслу.
— Ну, джентльмены, что вкусненького в меню? Могу рекомендовать foie gras [4]. Мне случалось ее здесь пробовать. Отменнейшая вещь. — И одарив собравшихся еще одной улыбкой, он с наслаждением ушел в деловые разговоры.
В девять двадцать вечера, по окончании аудиовизуального совещания с Артуром Линчем, измученный, но оживленный и торжествующий победу Лу стоял возле стеклянной витрины ресторана «Седловина». Он кутался в пальто, так как декабрьский ветер разыгрался не на шутку, шея его была туго обмотана шарфом, однако холода он не чувствовал, увлеченный разглядыванием в стекло витрины себя — светского, умного, обходительного, удерживающего всеобщее внимание смешной историей. Все, кроме Альфреда, слушали его с интересом, и после пяти минут его красноречивой жестикуляции и мимики слушатели разразились смехом. По своим жестам и телодвижениям Лу понимал, что рассказывает, как однажды он и несколько его сослуживцев, будучи в Лондоне и желая посетить бар, где танцуют танец живота, по ошибке попали в бар, облюбованный геями. Глядя на себя самого, рассказывающего эту историю, Лу дал себе слово никогда больше ее не рассказывать. Чтобы не выглядеть дураком.
