Нина Роуэн - Страсть к удовольствию
Краешком глаза он вдруг заметил какое-то движение и обернулся. В гостиную, осторожно ступая, входила Клара.
Себастиан улыбнулся и внимательно оглядел свою молодую жену. Что ж, первая брачная ночь явно пошла ей на пользу. Во всем облике Клары чувствовалось удовлетворение, и даже ее волосы, собранные на затылке, были украшены шелковыми лентами.
Клара провела пальцами по блестящей крышке пианино и спросила:
– Разве ты не отдал его Музыкальному обществу?
– Они вернули его после настройки.
Клара нажала клавишу «ля».
– Мне было семнадцать, когда я последний раз слушала твою игру. А за год до этого ты давал мне уроки.
– Мне кажется, они не очень тебя увлекали, – заметил Себастиан.
Клара пожала плечами.
– У меня никогда не было настоящего музыкального слуха. – Она улыбнулась. – Даже до болезни.
Себастиан нервно сглотнул и пробормотал:
– Думаю, ты ошибаешься. – Он выпрямился и убрал руки с клавиш. – Просто в то время я был не очень хорошим учителем.
– Ты все еще преподаешь?
– Нет. Прошлым летом я собирался вернуться к преподаванию, но тогда мне предложили должность в Веймаре, а потом… потом возникла эта проблема с рукой. Мне уже неоднократно предлагали давать уроки, но пока я не вижу такой возможности. Однорукий учитель музыки?.. – Себастиан криво усмехнулся.
– Но твоя левая рука действует прекрасно, – с улыбкой сказала Клара, и нежный румянец окрасил ее щеки. – Уж мне-то это точно известно.
Себастиан улыбнулся ей в ответ и тут же подумал о том, что только благодаря Кларе он вновь начал испытывать хоть какие-то чувства, кроме отчаяния и гнева. Причем это были чувства приятные…
Клара протянула руку, как будто собираясь коснуться его волос, но потом вдруг опустила ладонь на крышку инструмента.
– Ты, наверное, мало спишь? – спросила она.
Он пожал плечами и коснулся своей щеки, уже покрытой едва заметной щетиной.
– Какое это имеет значение?
– А чем ты вообще занимаешься? Пишешь музыку?
– Давно уже не писал.
Клара взглянула на него с некоторым осуждением.
– Так ты и сочинять бросил? Но почему?
– Понятия не имею. Не слышу музыки. Ни одной мелодии.
– Ты только что играл то, что для меня звучало именно музыкой.
– Не уверен. – Он снова пожал плечами.
Клара вздохнула и с нескрываемым разочарованием проговорила:
– Так ты просто сдался? Но, Себастиан, когда ты не сидел сложа руки, ты же смог добиться успеха, не так ли?
– Я не могу больше играть, – ответил он нахмурившись.
– Тогда ты должен писать музыку, а исполнять ее будет кто-нибудь другой.
Себастиан взглянул на свои руки. Выходит, кто-то будет за него делать то, что должен делать он сам?
– Неужели тебе недостает храбрости? – спросила Клара.
– Это не имеет никакого отношения к храбрости.
– Конечно же, имеет. Любая новая идея, любая перемена в жизни – для всего этого требуется смелость. Дядя Гранвилл постоянно проверяет свои идеи, испытывает новые механизмы, соединения – и все такое… Он никогда не скажет, что механизм будет работать, пока не испытает его.
– Что ж, если у тебя есть на мой счет идея, то это просто замечательно. Я очень благодарен тебе, что ты об этом думаешь.
– Ах, Себастиан!.. – В ее глазах вспыхнула решимость. – Ведь это первое препятствие, с которым ты столкнулся, верно? Даже скандал, вызванный разводом родителей, не так сильно повлиял на тебя, как на твоих братьев. Ведь если бы не отказ Александра встречаться с матерью, ты бы согласился увидеться с ней, правда?
Себастиан вдруг с силой ударил кулаком по клавишам, и Клара в испуге вздрогнула. По комнате заметалось хаотичное нагромождение звуков, окрашенное сполохами тревожных темных красок. Резко встав из-за пианино, Себастиан подошел к буфету, где стоял графин с бренди, и залпом проглотил солидную порцию. Крепкий напиток огнем разлился по жилам, разгоняя кровь, и он, налив еще одну порцию, подошел к камину.
– Ты можешь это сделать, – сказала Клара тихим, но решительным голосом. – Ты просто боишься.
Черт побери! Себастиан ощутил жгучий стыд и почувствовал ненависть к собственной слабости. Он стиснул пальцами стакан и, не в силах совладать с яростью, швырнул его в камин. Стакан разлетелся на множество осколков, а благородный напиток взорвался огненным шаром, на миг ярко осветив комнату.
Клара тихо подошла к мужу и положила руку ему на плечо. Как ни странно, но Себастиан тотчас успокоился. Было ясно, что Клара не собиралась извиняться за свои резкие слова, именно это и обрадовало Себастиана. Он не хотел, чтобы жена извинялась за то, что сказала правду.
– Но ты не трус. – Она забралась рукой ему под его рубашку и погладила по спине. – Не позволяй никому считать тебя таковым. И сам этому не верь.
Она зашла мужу за спину и обняла, крепко прижавшись к нему всем телом. Себастиан молча накрыл ее ладони своими, по-прежнему неотрывно смотря на прыгающие языки пламени.
Он ничего подобного не ожидал от Клары, когда решил жениться на ней. И он не мог сказать, что чувствовал себя комфортно, зная, что жена может заглянуть даже в самые темные и мрачные уголки его души.
– Тебе, Клара, не следует заниматься моими проблемами. Скорее нам с тобой надо сосредоточиться на том, чтобы договориться с твоим отцом, – сказал Себастиан, стараясь говорить голосом ровным и самым обыденным. – Если помнишь, мы поженились именно по этой причине…
Он почувствовал, как Клара напряглась, потом шагнула в сторону. И ее тепло покинуло Себастиана.
– Мы поженились не только по этой причине, – пробормотала она.
У Себастиана болезненно сжало грудь; ему вспомнился тот день, когда он побуждал Александра совершить то, что сделает его счастливым. Под этим Себастиан подразумевал расположение Лидии Келлауэй. В те времена он был вполне доволен своей жизнью – выступал как в концертных залах, так и в тавернах, ухаживал за хорошенькими женщинами, активно участвовал в светской жизни, то есть вел себя так, словно их семейство не оказалось в центре недавнего скандала. Ему и сейчас хотелось окунуться в такую жизнь – хотелось вновь заняться музыкой, чтобы снова доставлять удовольствие другим и истинное наслаждение себе самому.
Он повернулся и взглянул на Клару. Ему не понравилось, как она смотрела на него, – смотрела с нежностью и восхищением, которого он больше не заслуживал.
– Не воображай, что я все тот же мужчина, которым ты некогда восхищалась, – прошептал он хриплым голосом. – Я изменился. И если ты считала, что выходишь замуж за того человека, то тебе следует как можно скорее расстаться с этим романтическим заблуждением.
Он коснулся пальцами ее лица, и она накрыла его руку своей.
– Когда-то я думала, что люблю тебя. И я действительно любила. Я любила все яркое и блестящее в тебе, но никогда не знала тебя по-настоящему. Не знала так, как должна знать женщина мужчину, которого любит.
Тяжело вздохнув, Себастиан попытался отстраниться, но Клара не отпустила его руку.
– Теперь я тебя знаю, – прошептала она. – Я знаю печаль, поселившуюся в твоем сердце, и знаю глубину твоей преданности. Я знаю, что ты тот самый человек, которым был когда-то, но в то же время ты бесповоротно изменился. Теперь я знаю тебя так, как только может знать женщина мужчину, которого любит.
Себастиан пристально смотрел на жену, и кровь шумно пульсировала у него в висках. А она, чуть повернув голову, прижалась губами к ладони его правой руки. Тепло ее губ тотчас же распространилось по всему телу Себастиана. Клара же, склонившись над его рукой, поцеловала сведенный судорогой палец, потом – еще один.
О, она совершенно не походила на тех женщин, которых он знал когда-то. Те женщины никогда бы не осмелились вытащить на свет его постыдный страх и бросить ему вызов, предложив не сдаваться. Они бы никогда не заставили его усомниться в решении навсегда оставить музыку. И ни одна из них не смогла бы заставить его вновь обрести надежду.
А Клара… Она прямо-таки вынудила его поверить в то, что он сможет найти обратную дорогу к музыке. Она заставила его поверить в себя – в свое призвание. И сделала так, чтобы он захотел стать лучше.
Тут Себастиан чуть наклонился, и их губы слились в страстном поцелуе. Весь остальной мир тотчас же исчез для него, и осталась лишь Клара, осталось тепло ее тела.
Она вдруг тихо застонала и, прерывая поцелуй, сказала:
– Я так хочу любить тебя, Себастиан.
Он прижался губами к ее правому уху и прошептал:
– Меня? Или того, кем я когда-то был?
– Тебя. Но я… не могу, не должна.
Сожаление, прозвучавшее в ее голосе, острым клинком вонзилось в его сердце, убивая надежду, только что рожденную ее же словами. Заглянув ей в глаза, он переспросил:
– Не должна?..
Клара со вздохом покачала головой и проговорила:
– Когда я с тобой, когда я думаю о своих чувствах к тебе, когда позволяю себе их испытывать, я перестаю думать о своем сыне.
