Время моей Жизни - Ахерн Сесилия
— Похоже, дорогая, — протянула она в своей южной манере — я так и видела, как кусочек яблочного пирога соскальзывает с ее губ, падает на клавиатуру, та шипит, происходит короткое замыкание, и все мои данные навеки стираются из памяти, — вы просто незнакомы с этой системой.
Она вздохнула, и прежде, чем сладкие яблочные речи снова потекли из ее уст, я быстро спросила:
— А что, обычно люди наперед знают, как это происходит?
Видимо, я сбила ее с толку.
— Простите?
— Когда вы связываетесь с людьми, когда жизнь присылает им повестку, все заранее знают, как себя вести?
— Ну-у-у, — мелодично пропела она, — некоторые знают, некоторые нет. Но для того-то я здесь и нахожусь. А что вы скажете, если мы упростим дело, и он сам к вам придет? Он не откажется, если я попрошу.
Я было призадумалась, а потом до меня дошло.
— Он?
Она тихонько рассмеялась:
— Да, это многих смущает.
— И это всегда он?
— Нет, иногда она.
— А от чего это зависит?
— Да как попало, дорогая, наобум. Никого резона тут не найти. Вот как вы или я, родились уж кем родились. А что, есть проблема?
Я обдумала все и не нашла проблемы.
— Нет.
— Итак, когда вам будет удобно, чтобы он пришел?
Она снова застучала по клавишам.
— Пришел? Не надо! — завопила я в трубку.
Мистер Пэн подпрыгнул, открыл глаза, огляделся и снова их закрыл.
— Извините, — сказала я уже поспокойнее. — Но он не может сюда прийти.
— Простите, я так поняла, вы не видите тут проблемы.
— Не вижу проблемы в том, что он мужчина. Я думала, вы меня об этом спрашиваете.
Она рассмеялась:
— Ну с чего бы я стала вас об этом спрашивать?
— Не знаю. Иногда об этом спрашивают в Спа-салоне на случай, если кому не нравится, что массажист — мужчина…
И снова она тихонько рассмеялась:
— Я вам гарантирую, он не будет делать массаж ни единой части вашего тела.
«Тела» она произнесла как-то грязно. Меня передернуло.
— В общем, передайте, что мне очень жаль, но сюда он прийти не может.
Я оглядела свою непрезентабельную студию, где мне было так уютно. Милое мое обиталище, моя персональная тихая гавань. Она не предназначена для приема гостей, любовников, соседей, родственников и даже сотрудников спасательных служб, готовых примчаться, чтобы затушить пожар на коврике. Это место только мое. И Мистера Пэна.
Здесь вся мебель тесно сбилась в кучу: под рукой у меня спинка дивана, позади, в двух шагах от него — двуспальная кровать. Справа кухонный стол, слева окна, а рядом с кроватью — дверь в ванную. Таковы размеры моей студии. Но это меня нисколько не напрягает. Другое дело — полный бардак, который царит в доме. Платяным шкафом мне служит пол. Я воображаю, будто бы раскиданные по нему вещи — это камни, по которым можно перейти реку вброд. Или дорога из желтого кирпича… ну, вроде того. Содержимое моего гардероба времен обеспеченной жизни оказалось куда обширней всей нынешней квартиры, так что многочисленные пары туфель нашли себе приют на подоконнике, а из длинных пальто, плащей и платьев получились занавески. Я пристроила плечики на карнизе и сдвигаю или раздвигаю их в зависимости от того, кто на небе, солнце или луна. Про ковер я уже сказала. Диван занял небольшое жилое пространство от окна до кухни, и потому попасть в нее можно, только если перелезть через диванную спинку. Нет, я не могу пригласить свою жизнь в такой бардак. И я полностью отдаю себе отчет в том, сколько иронии в этой фразе.
— Ко мне должны прийти чистить ковры, — сообщила я и вздохнула, дескать, вот морока ужасная, даже подумать страшно. Я не соврала. Мой ковер давно должен был быть почищен.
— Я вам очень рекомендую фирму «Волшебно чистые ковры», — бодро откликнулась она, точно вдруг переключилась на рекламный блок. — Мой муж (она сказала «мо-ой му-уж») безумно любит полировать свои ботинки, до полного блеска… почему-то именно в гостиной. Так вот, «волшебники» сумели удалить пятна от черного крема, начисто. Понимаете, он храпит. Если я не успеваю заснуть первая, то всю ночь смотрю рекламные ролики, и однажды увидела мужчину, который чистил обувь на белом ковре, точь-в-точь как мой супруг, потому-то я и заинтересовалась. Как будто специально для меня снято было. Я обратилась к ним, и они полностью вывели все ужасные пятна. Запишите, «Волшебно чистые ковры».
Она говорила так настойчиво, что мне захотелось приобрести черную ваксу — проверить силу очистительной магии этих умельцев, и я пошарила глазами в поисках ручки, но, согласно Великому закону о ручках, известному с древнейших времен, ни одной из них поблизости не оказалось. Я нашла маркер. Куда бы записать-то? Бумаги, конечно, тоже не нашлось ни клочка, и я записала на ковре, что было вполне уместно.
— Почему бы вам самой не назвать время, когда вы смогли бы прийти?
На субботу моя мама назначила экстренный семейный сбор.
— Хорошо. Я понимаю, как это важно. Понимаю, что нельзя пренебрегать, если твоя жизнь назначает тебе встречу и все такое, поэтому, несмотря на то что в субботу у меня семейный обед, я с удовольствием повидаюсь с ним в этот день.
— Ох, дорога-а-я, я обязательно помечу, что вы хотели пропустить обед с вашими близкими, чтобы его повидать, но все же я думаю, не стоит жертвовать интересами родных. Одному богу известно, сколько вам отпущено быть вместе, а потому пусть это будет на следующий день. В воскресенье. Как вам, годится?
Я застонала. Но не вслух, а про себя. Глубоко внутри я издала мучительный, болезненный стон. И мы условились о дне встречи. В воскресенье мы увидимся с моей жизнью, дорожки наши пересекутся, и все, что было скрыто и похоронено в моей душе, вдруг всколыхнется, а потом во мне произойдут невероятные изменения. Так, во всяком случае, утверждала в интервью одна женщина, которая встретилась со своей жизнью, — я читала в журнале. Там были и ее фотографии, до и после, для пущего убеждения неразвитых читателей, которые не способны рисовать в воображении зрительные образы. Занятно, что «до» она не уложила волосы феном, а «после» уложила. «До» не сделала макияж, не сходила в солярий, зато надела легинсы и футболку с Микки Маусом и ее сняли при резкой вспышке, а вот «после» она пришла на съемку в студию с профессионально выставленным светом и надела изящное модное платье. В студийной кухне она позировала рядом с высокой вазой, полной искусно разложенных лимонов и лаймов, словно желая показать, что жизнь научила ее ценить цитрусовые ароматы. Жуткие очки она сменила на контактные линзы. Интересно, кто же изменил ее больше — жизнь или умелая рука стилиста из журнала?
Итак, через неделю я встречусь со своей жизнью. И моя Жизнь — мужчина. Но почему я? У меня все замечательно. Я себя прекрасно чувствую, и вообще все у меня прекрасно.
А затем я откинулась на спину и стала думать, глядя на свои занавески, что же мне надеть.
Глава четвертая
В судьбоносную субботу, наступления которой я опасалась еще до того, как услышала про семейный обед, я подкатила на своем «жуке» выпуска 1984 года к воротам родительского дома. Всю дорогу из выхлопной трубы бедного «фольксвагена» раздавался устрашающий рев, и я поймала несколько осуждающих взглядов — обитатели здешних процветающих владений не одобряли столь нездоровое проявление убожества. Подъехать прямо к дому я не могла, надо было ждать у ворот, так что это мало походило на радостное возвращение в родные пенаты. Впрочем, родного в этих пенатах ничего и не было. Здесь мои родители жили, когда им надоедал загородный коттедж. А когда надоедало и тут, перебирались на городскую квартиру. Тот факт, что я вынуждена была торчать у ворот, пока их соизволят открыть, подчеркивал нашу разобщенность с этим местом. Мои друзья, когда навещали своих родителей, запросто подъезжали ко входу, они либо знали код, либо у них были ключи. Я не знала даже, где у нас стоят кофейные чашки. Массивные ворота призваны оградить хозяев от бродяг и прочих асоциальных личностей — включая дочерей, хотя мне, по правде говоря, куда страшнее оказаться за оградой, как в ловушке, из которой нельзя выбраться. Грабитель перемахнул бы через стену, чтобы проникнуть в дом, я бы вскарабкалась на нее, чтобы оттуда удрать.