Лиз Тренау - Шелковые узы
Кузина Элизабет присела в элегантном реверансе.
– Пожалуйста, зовите меня Лиззи, кузина Анна. Мне так не хватает старшей сестры, – сладким голосом прошепелявила она. – От брата никакого толку, – добавила девочка, бросив на него ядовитый взгляд.
Уильям хмуро посмотрел на сестру. Казалось, другого выражения его лицо не знает.
Анна прикинула, что Лиззи было на вид около четырнадцати лет. Милая юная особа с золотисто-каштановыми волосами, она имела такое же круглое лицо, как и ее мать, однако намного изящнее. Девочка была на шесть лет младше брата и на четыре года – Анны. Сара произвела на свет несколько детей, но выжили только эти двое. Анна вспомнила, как вздыхал отец, читая письма от сестры.
«Еще одного ребенка забрал Господь. Бедная Сара. Им надо жить в другом месте, где воздух чище».
В церкви он молился за умерших детей Сары, прося Бога заботиться о них на небесах.
Анна поняла из всего этого, что больше всего в жизни нужно бояться родов. Она гадала, как их можно избежать, ведь девочка вырастает и становится женщиной, а та рано или поздно должна будет родить.
Все сели, и Джозеф наполнил бокалы темно-синим напитком.
– Кларет, – сообщил он.
Когда дядя поднял бокал и произнес тост в честь приезда «нашей дорогой кузины Анны», девушка сделала маленький глоток. Кларет оказался чуть крепче причастного вина, но намного вкуснее. Сделав еще несколько глотков, Анна почувствовала внутри приятное тепло и расслабилась.
– Вы бедняжки. Я представить не могу, через какие испытания вам пришлось пройти в последние несколько месяцев, – сказала тетя Сара, передавая племяннице тарелку с холодным мясом. – Очень надеюсь, что в конце бедная Фанни не сильно страдала.
Приятная теплота внутри мгновенно испарилась, когда Анна вспомнила бледное лицо матери на подушке, как она сдерживала приступы кашля, тяжело дыша и не в силах говорить или есть из-за прилива крови.
Этот ужас продолжался очень долго. Мать медленно угасала. Периоды улучшения, приносившие новую надежду, сменялись резким ухудшением состояния. Все это время Анна и ее сестра Джейн ухаживали за матерью, изо всех сил стараясь помочь отцу, приходскому священнику, у которого была куча своих проблем – конфликтные прихожане, запросы епископа и необходимость справляться с вызовами, которые бросала церкви эта эпоха.
Так как Анна постоянно была занята матерью и домашним хозяйством, она почти не задумывалась о трагедии, ожидавшей их. Когда мать умерла, Джейн не вставала с постели несколько недель, постоянно плача. Ничто не могло утешить ее, кроме конфет, которые она ела днем, и объятий сестры по ночам.
Хотя их отца Теодора потрясла смерть жены, он продолжал выполнять свои обязанности. Только теперь раньше уходил спать. Несколько раз ночью Анна слышала, как он тихо и горько плачет за стеной. Ей очень хотелось утешить его. Но она сопротивлялась своему желанию, чувствуя, что он должен сам стоически перенести эту утрату.
Анна же не опустила руки после смерти матери. Она вставала каждый день, мылась, одевалась и выполняла свои обязанности, готовила для семьи, организовала поминальный прием и пыталась улыбаться, когда люди хвалили ее за то, как она хорошо справляется. Но внутри девушка ощущала пустоту и какую-то отрешенность. Горе напоминало прогулку во сне по глубокому снегу, когда каждый шаг дается с трудом, приносит боль и окружающий пейзаж вообще не меняется. Мир вокруг стал черно-белым, цвета поблекли, звуки теперь казались приглушенными и искаженными. Анна считала, что ее жизнь тоже закончилась.
Отвлекшись от тяжелых мыслей, она повернулась к тете, ожидавшей ответа.
– Спасибо, мадам, она отошла в мир иной со спокойной душой.
Сказав это, девушка по своей старой привычке, оставшейся с детства, скрестила пальцы. Она считала, что, если соврет, такой жест может спасти ее от Божьего гнева. Но подумав, решила: в ее словах есть доля правды. Перед смертью, не чувствуя больше боли, мать действительно выглядела спокойной и умиротворенной.
– А как мой дорогой брат Тео? Как он справляется с утратой?
– Полагаю, вы понимаете, что его укрепляет вера, – ответила Анна, прекрасно осознавая, что все совсем наоборот, поскольку в последние несколько месяцев его вера подверглась серьезным испытаниям.
– Господь суров, одной рукою отбирая жизнь, а другой даруя забвение, – заметил дядя.
– Каждому свое, – пробормотала Сара.
– Однако, Бог – это очень интересная мысль. – Глаза Уильяма заблестели, а губы растянулись в иронической усмешке. Он явно был готов поспорить. – Какова роль Господа, когда все уже сказано и сделано?
– Тихо, Уильям, – отозвалась Сара, посмотрев на Лиззи, а потом на сына. – Оставь подобные разговоры для дружков из клуба.
За столом наступила тишина. Анна сделала несколько больших глотков из бокала.
– Прошу вас простить меня за опоздание. Карета задержалась из-за каких-то беспорядков, и кучеру пришлось искать другой въезд в город, – пояснила она.
Уильям быстро посмотрел на нее.
– Что за беспорядки? Где это было?
– Боюсь, я не знаю где. Это произошло, когда мы въехали в город. Мы ничего не видели из окон, потому что нам пришлось закрыть шторы. Мы слышали крики, что-то о хлебе, как мне показалось.
– Похоже, еще один голодный бунт, – заметил Уильям. – Наверное, опять эти французские ткачи, как в прошлом месяце. Они вечно недовольны. Ты что-то слышал, папа?
Джозеф покачал головой, тщательно пережевывая приличную порцию мяса и картофеля, которую он только что отправил в рот.
– Если бы они не тратили столько средств на Женеву[1], у них нашлись бы деньги на хлеб, – пробормотал он. – И тогда эти чужаки прекратили бы волновать народ.
Уильям достал из кармана часы, быстро положил на стол нож и вилку и отодвинул стул.
– Простите, я опаздываю в клуб, – извинился он, хватая сюртук и кивая Анне. – Увидимся завтра, дорогая кузина. Между тем постарайтесь держаться подальше от капусты. От нее может случиться серьезное несварение.
Анна сразу не сообразила, что кузен имеет в виду, но потом вспомнила, как он назвал тех юношей «капустными головами». Она не понимала его враждебного отношения к этим двум молодым людям, пришедшим ей на помощь. Впрочем, у девушки вообще было смутное представление о том, что происходит вокруг нее, поэтому голова у Анны просто шла кругом.
* * *После обеда тетя и дядя велели своей дочери показать Анне дом, по крайней мере, верхние этажи, поскольку первый был полностью отдан под магазин дяди, а подвал, как она поняла, предназначался для слуг. Это четырехэтажное здание казалось достаточно просторным, однако для Анны, по сравнению с родным домом, в нем было тесно и одиноко. Она восхищалась шикарными шелковыми драпировками, изящной мебелью. Ей нравилось, что стены и ставни на окнах во всех комнатах облицованы окрашенной деревянной обшивкой, это затемняло их и придавало определенную строгость.
Возле столовой в передней части дома, как раз над входом в здание, находилась красивая гостиная с большим мраморным камином. Из окна девушка увидела улицу и небольшой участок с зеленеющими на нем молодыми деревьями. Но с обеих сторон к дому примыкали другие здания, и было сложно понять, где заканчивается одно строение и начинается другое.
«Должно быть, в этом городе свободного места совсем не осталось, – подумала Анна, – если даже в таком хорошем районе дома жмутся друг к другу».
– У вас есть сад? – спросила она.
– Это просто кусок земли, поросший травой, с одним деревом, – быстро ответила Лиззи. – Я могу показать тебе завтра.
– Мне нравится делать зарисовки природы.
– Там особого вдохновения ждать не стоит, – заметила Лиззи. – Хотя я знаю место, где мы сможем увидеть кучу цветов и фруктов.
– Где это? – спросила Анна.
– На рынке. Туда много чего привозят из садов и ферм чужаков, а еще из других стран. Их там тысячи. Выглядит просто чудесно. – Вдруг Лиззи рассмеялась. – Ты же не станешь их все рисовать?
– Нет, конечно, – ответила Анна, радуясь, что после скучного обеда разговаривает об интересных вещах. – Я думаю, мне там понравится.
– Мама не позволит нам пойти на рынок, она говорит, что «он для простолюдинов, и молодым леди там не место». – Спародировав голос матери, Лиззи нахмурилась. – Думаю, это глупо, как считаешь? Но я спрошу, можно ли нам завтра сходить в новую церковь. Тогда мы сможем пройти мимо рынка.
Анна колебалась. Она не хотела вот так сразу нарушать порядки этого дома.
– Я также могу рисовать архитектуру, но перспектива для меня всегда была проблемой, а для тебя?
Лиззи тут же помрачнела.
– Я бы рада была рисовать, однако мой учитель с презрением относится к моим потугам. Поэтому я даже не пытаюсь.
– Тогда я научу тебя, – предложила Анна.
– О да, – улыбнулась Лиззи. – Это было бы чудесно.
