Река надежды - Мармен Соня
– Раскуривайте трубки! – распорядился впередсмотрящий.
Отработанным движением гребцы переместились поближе к центру лодок, продолжавших плыть через сады водяных лилий, и вынули трубки. Через несколько секунд над флотилией поплыл пахучий дым. Под впечатлением такой красоты притихли даже самые разговорчивые.
– И это вы называете озером? – пробормотал Александер себе под нос.
– Дух захватывает, правда? – отозвался Призрак, щурясь от яркого света. – Думаю, это самое большое озеро на свете. Разрази меня гром, если это не так!
Глядя на небо, он раскинул руки ладонями вверх и, подождав немного, засмеялся.
– Я говорю это, наверное, раз в десятый, и небо до сих пор не рухнуло мне на голову! Значит, я прав!
Мунро то и дело тряс головой в надежде отогнать надоедливых комаров.
– Mac an diabhail! – ругался он, хлопая себя по щекам. – Damn midgets! [61]
– Комары тоже любят ром, братишка! – пошутил Александер, раздавив насекомое у себя на ноге.
Пейзаж казался фантастическим, незыблемым, суровым и, как ни странно, приветливым. Голубизна воды смягчала строгие очертания каменистого берега. Скалы, величественные мысы… Складывалось впечатление, что здешняя природа спит с момента сотворения мира и время над ней не властно…
Пара цапель снялась с места и полетела на восток. На берегу, у самой воды, медленно жевал свой завтрак лось, время от времени поглядывая на лодки. Снова стало тихо. Александер прикрыл глаза и прислушался к своему сердцу, которое билось в ритме волн. Отдавшись безмятежной магии момента, он почувствовал себя в полной гармонии с природой. Но прошло несколько минут, и последовал приказ взяться за весла. Десятки гребцов, только что любовавшихся высокими скалистыми берегами, опустили весла в спокойную воду.
– M’en revenant de la jolie Rochelle… [62] – веселым зычным голосом завел один из вояжеров знакомую всем песню.
– J’ai rencontrè trois jolies demoiselles… C’est l’aviron qui nous mène qui nous mène, c’est l’aviron qui nous mène en haut! [63] – подхватили гребцы хором, и лодки понеслись через озеро к острову Руаяль, откуда было рукой подать до цели путешествия – фактории Гран-Портаж.
Несколько дней флотилия двигалась вдоль побережья. Чтобы не терять времени, плыли и по ночам, если погода стояла тихая и не было волн. В заливе Нипигон проливной дождь вынудил вояжеров провести на берегу целый день. Укрывшись под промасленными навесами, они курили и роптали на судьбу. Но даже дыму от костров не под силу было прогнать тучи назойливых комаров и кусачей мошкары.
Из всех испытаний, выпадавших на долю вояжера, комарье, без преувеличений, было самым страшным. Призрак рассказывал даже, что один из его компаньонов однажды до такой степени ошалел от укусов, что кинулся головой в воду возле самых порогов и утонул.
Проплыв через бухту Грома и миновав остров Руаяль, отряд ван дер Меера наконец прибыл к месту назначения. В ясный день 13 июня толпа бородатых мужчин в засаленной одежде высадилась на мыс Пуан-о-Шапо, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Зная, какое отвращение вызывают у индианок густые усы и бороды, они тщательно побрились и нарядились в лучшую одежду, а некоторые даже надели яркие цветные пояса. По-армейски, строем вояжеры быстро преодолели последние несколько миль. И, надо сказать, их прибытие в Гран-Портаж не осталось незамеченным.
Фактория, которую называли еще и «воротами на Север», представляла собой небольшую деревню. Несколько десятков человек проживали внутри ограды из кедрового дерева, где помимо жилищ находились склады для мехов, оружия и других товаров, а также «трактир» – домик с единственной просторной комнатой, где вояжеры собирались, чтобы поесть, а иногда устроить пирушку. Внутри ограды жили «буржуа», переводчики и приказчики. Простые вояжеры и немногочисленные индейцы довольствовались местом в бараках за ее пределами, по соседству с загородками для домашней скотины. Белые мужчины, у которых были постоянные подруги-индианки, сооружали для своего «семейства» отдельные домики, которые их супруги содержали в порядке и населяли множеством ребятишек.
Пока «буржуа» покупали у индейцев шкурки, вновь прибывшие вояжеры в ожидании обратного пути вели праздную жизнь: что ни день кутили в «трактире», объедались ветчиной, солониной, сливочным маслом, хлебом и сахаром – едой, вкус которой они успели забыть за несколько недель изматывающего путешествия.
Чтобы разнообразить меню, особенно во время долгих зимовок, вояжеры покупали у индейцев, в основном у племен, проживавших в регионе Больших прерий, пеммикан – сухие полоски измельченного сушеного мяса бизонов, смешанного для лучшей сохранности с медвежьим или лосиным жиром. У индейцев поселенцы переняли и рецепт густого супа рабабу, который готовился из растертого пеммикана, маисовой муки и воды. Туземцы охотно обменивали пеммикан на водку, которую боготворили.
Каждый вечер в фактории проходил по привычному сценарию: вояжеры пили и заигрывали с проститутками, которые готовы были разделить с ними и выпивку, и ложе. Обычно это были женщины из племен, населявших север региона Великих озер, которых вояжеры между собой ласково называли «курочками».
Здесь, вдалеке от цивилизации, путешественники легко забывали о манерах и решали все споры посредством жестокой драки, которая часто завершалась поножовщиной. Поэтому тут никто не удивлялся, если у собутыльника недоставало уха или глаза.
Однако свои правила на фактории все же были, и работа находилась для всех. Кто-то поддерживал порядок в жилище, кто-то ходил за дровами или на охоту. Иные ухаживали за ездовыми собаками или строили из бревен новые дома. Те, кому не хотелось сидеть взаперти, выполняли обязанности связных, курсируя между несколькими соседствующими факториями. Были и такие, кто отваживался идти за шкурками прямиком в индейские поселения, а не ждать, когда они сами придут торговать.
Александера поселили в бараке вместе с двумя десятками товарищей. В нем была одна-единственная комната с двухъярусными кроватями, в центре которой стояла металлическая печка. Из мебели тут имелся стол и несколько грубо сколоченных лавок. Голландец достаточно хорошо успел изучить своего молодого помощника, поэтому поручил ему ходить на охоту. Александер справлялся с делом отлично, к тому же у него появилась возможность побыть наедине с собой, вырваться из шумной, наполненной суетой фактории. В ожидании дичи он отпускал свои мысли поблуждать в далеких краях. Иногда они переносили его даже в долину Гленко. В один из таких моментов он вдруг осознал, что ностальгия по родным краям гаснет. Шотландия стала казаться воспоминанием, далеким-далеким…
К сожалению, одиночество не только успокаивало душу, но и пробуждало в памяти образы, приносившие боль. Черты Изабель то и дело возникали у него перед глазами. Ради того, чтобы удовлетворить мужские потребности и ослабить власть, которую давняя возлюбленная до сих пор над ним имела, Александер уединялся с какой-нибудь покладистой дикаркой. После, протрезвев, он снова отправлялся выслеживать диких зверей – спасался бегством от своих демонов. Так и текла его жизнь в Гран-Портаже летом 1764 года…
К зимовке фактория начала готовиться с первых дней сентября. Зимы здесь были холодные и длинные, особенно для тех, кто не припас достаточного количества дров и пищи. К тому же предстояло еще отремонтировать и утеплить жилища.
В начале осени из долгой и трудной многомесячной экспедиции вернулись вояжеры, именующие себя «людьми Севера». Их каноэ были лучше приспособлены к передвижению в северных регионах страны, чем лодки их собратьев по ремеслу, которые плавали по восточным речным путям.
