Год, когда мы встретились - Ахерн Сесилия

Она колеблется. Они с Джонатаном уже накопили денег на билеты и вообще сжились с идеей Испании. Нелегко отговорить ее от этого решения, действовать нужно очень мягко, не давить, но она умница, она внимательно всех нас выслушивает, как, впрочем, делает всегда.

Последние полтора месяца я вынашивала план свозить ее на остров Фота, что в заливе Корк. Там уникальный заповедник дикой природы, единственный такой в стране. И сейчас я предлагаю им съездить именно туда – ничего другого с ходу в голову не приходит. Она тут же с готовностью соглашается. Испания забыта. Джонатан любит животных. Джонатан любит ездить на поезде. Все отлично. Мне, правда, немножко грустно, ведь я хотела сама оказаться там вместе с ней и разделить ее удовольствие.

– Так, – я делаю глубокий вздох, – теперь о размещении.

Вижу, что Хизер смущает этот пункт, и беру дело в свои руки.

– Варианты следующие: или две спальни, или одна с двумя отдельными кроватями, или… – Мне нелегко это выговорить, черт подери. Джонатан с Хизер – молодые люди со своими страстями и желаниями, такими же как у всех нас, но я веду себя, как сверхзаботливая мамаша, которая вдруг узнала, что ее дочери нравятся мальчики. Перевожу дух и заставляю себя это произнести: – …Или с одной двуспальной кроватью. Правда, мы не знаем, вдруг Джонатан из тех, кто спит по диагонали, – наигранно-весело добавляю я. – Займет всю кровать, а ты в итоге свалишься посреди ночи на пол.

Хизер смеется.

– Да, а может, он храпит, – кивает Джейми. – Вот так. – Она громко, протяжно хрюкает, и все хохочут.

– Ой, а может, у него ноги воняют. – Лейла зажимает нос в комическом ужасе.

– Ничего у Джонатана не воняет, – подбоченившись заявляет Хизер.

– Ну конечно, Джонатан та-а-кой душка! – подтруниваю я.

– Джесмин! – негодующе вопит Хизер, и мы снова хохочем.

Потом умолкаем и молча ждем ее решения.

– Раздельные спальни, – объявляет Хизер, и мы спешно переходим к другим пунктам.

Пока Джейми выстраивает маршрут, я улучаю момент и подмигиваю Хизер. Она застенчиво улыбается.

Вообще говоря, Хизер уже уезжала из дома, но это были групповые экскурсии, и с ней обычно ездила Джейми либо еще кто-нибудь из взрослых, кого я хорошо знала. А сейчас она впервые хочет поехать сама, да еще с мужчиной, и у меня трясутся поджилки, сводит кишки, в горле комок стоит, а на глаза слезы наворачиваются.

Мы обсуждаем новую проблему. Хизер говорит, что ей, конечно, очень нравятся все три ее работы, но больше всего на свете она любит музыку, а они к ней не имеют никакого отношения. И ей бы очень хотелось поработать, например, на радио или на студии звукозаписи. После чего рассказывает о сегодняшней встрече с Мэттом Маршаллом. И все восклицают «ах!» и говорят, какое это замечательное стечение обстоятельств, что она его встретила именно в тот день, когда решила вынести это на обсуждение.

– Джесмин, может быть, нам пригласить Мэтта Маршалла на нашу следующую встречу, чтобы посоветоваться с ним о возможных вариантах? – предлагает Джейми.

Хизер в восторге.

Я всегда помню, что главное на наших встречах – позитивный настрой. Поэтому говорю с максимально доступным мне воодушевлением:

– Конечно. Давайте иметь это в виду. Очень может быть. Да, разумеется. Я сначала сама поговорю с ним и постараюсь понять, что можно сделать. Надо подстроиться под него – сейчас он переживает непростой период… Так что… попробуем, почему нет.

Лейла бросает на меня недоуменный взгляд. Я рада, что мы переходим к следующему пункту нашей программы.

Встреча завершилась, они уходят. Я закрываю за ними дверь и тащусь наверх, в спальню. Как-то тяжело у меня на душе. Нет, я не завидую своей сестре, это неправильная формулировка. Понятно, мне очень хочется, чтобы у нее все было хорошо и стало еще лучше, но я знаю, что в принципе Хизер всем довольна. Сегодня я вдруг впервые осознала, что она всегда твердо понимает, чего ждет от жизни, в каком направлении движется, и к тому же у нее есть надежная команда, всегда готовая ей помочь – и делом, и советом. У нее есть четкие ориентиры. А у меня их нет. Я неожиданно отдала себе отчет в том, что абсолютно не знаю, чего хочу и к чему стремлюсь. И это осознание придавило меня, как груда кирпичей. Спроси меня сейчас кто-нибудь, о чем я мечтаю и как я намерена действовать дальше, я не смогла бы ответить.

Я как-то совсем потерялась.

Весна

Глава четырнадцатая

Всю жизнь я честно следую знакам. Когда еду по улице и вижу знак, что рядом детская площадка, сбрасываю скорость и удваиваю внимание. В Феникс-парке я ползу как черепаха, заметив знак «Олени», потому что в любой момент животное и вправду может выйти на дорогу. Знак «Стоп» – я останавливаюсь. Сигналю, если нужно сигналить. Я уважаю знаки и доверяю им. Не подвергаю их сомнению, хотя, увы, бывает, что дорожные вандалы переворачивают их в прямо противоположном направлении. Я считаю, что знаки меня охраняют, они на моей стороне. И люди, которые говорят, что верят в знаки, меня удивляют… как можно верить, например, в молоко? Молоко, оно молоко и есть. Не во что тут верить. Полагаю, что на самом деле эти люди верят все же не в знаки, а в символы.

Символ – это нечто видимое, изображающее нечто невидимое. Символ – абстракция. Голубь – птица, но это еще и символ мира. Рукопожатие – вполне себе ощутимая вещь, а при этом символ дружелюбия. Символы пробуждают ассоциации. Помогают осознать то, что не вполне очевидно. Возвращаясь после пробежки вдоль залива 1 марта, то есть в первый день весны, я вижу на редкость красивую радугу, которая упирается прямо в крышу моего дома. Это не знак. Не указание – делай то-то и то-то. Это символ. Наподобие подснежников, которые пробивались сквозь мерзлую землю уже в январе и стояли плечом к плечу, прелестные, застенчивые. Они, казалось, ничуть не гордились собой, а просто делали то, что должно. Как будто это само собой разумеется.

Или Санди О’Хара. Он пришел в мою жизнь сам, разыскал меня, потратив на это немалое количество усилий, потому что считает, что я того стою. Это тоже сродни символу. Я часто о нем думаю, и не только потому, что он красавец, а потому, что его появление символично. После нашей встречи мы еще дважды говорили по телефону, и оба раза мне не хотелось заканчивать разговор. И либо он безумно ответственно исполняет свою работу, либо ему тоже этого не хотелось. Месяц, который он дал мне на размышление, уже истек. Я очень жду нашей следующей встречи.

Радуга, подснежники, пурпурные крокусы в саду у Мэлони, Санди О’Хара – для меня все это символы. Реальные воплощения абстрактного чувства. Надежды.

День начинается с уборки. Я уже давно не наводила порядок, и дом превратился в черт-те что. У меня скопилось столько ненужного барахла, что, пожалуй, не помешала бы тачка или контейнер, чтобы его туда сгрузить. Положим, он у меня есть. Но там лежат драгоценные булыжники, привлекающие внимание всяких подозрительных личностей, которые спрашивают, не хочу ли я от них избавиться. Так что прежде чем забить контейнер ненужным барахлом из дома, мне для начала требуется освободить его от камней. Значит, камни нужно куда-то деть. И я вспоминаю твой совет насчет альпийской горки. Мне, конечно, не хочется следовать твоему совету, тем более что ты это увидишь, но в целом идея мне нравится. Обращаться за помощью к ландшафтному дизайнеру уже поздно. Когда он приехал после той кошмарной ночной бури, ожидая увидеть картину хаоса и разора, а наткнулся на вполне приличный пейзаж, я сообщила, что все доделаю сама. Сама доведу начатое до конца. Ларри, разумеется, об этом ничего не узнает, но именно его злой упрек побуждает меня это сделать.