Скажи нам правду - Рейнхардт Дана

— Маленькое животное. Ящерицу или рыбку. Все любят питомцев.

— Нет, Натали, вряд ли. Что еще любят все, но при этом оно не требует ухода?

— Фломастеры.

— Фломастеры?

— Да. Все любят хорошие фломастеры. Особенно наборы с разными цветами и кончиками разных размеров.

Я купил Мигелю фломастеры, блокнот для рисования и всю поездку к Мариачи-Плаза беспокоился, что выбрал неподходящий подарок, потому что проще было тревожиться о фломастерах, чем о том, что я не понравлюсь огромной семье Дафны.

Из недр станции я вышел на солнечный свет, который проникал сквозь стеклянные цветные панели в форме ромбов над моей головой. Я взглянул вверх. Панели образовывали крыло орла или, быть может, ангела, простертого над городом, — прекрасная архитектурная деталь.

Прямо перед собой я увидел Дафну, купавшуюся в разноцветном свете. Она улыбнулась, и я подумал:

ЭТО: Дафна в радуге.

ЗДЕСЬ: я вижу счастье.

СЕГОДНЯ: я ее поцелую.

Девушка посмотрела на подарок:

— Что там у тебя?

— Подарок для Мигеля.

— Об этом говорит оберточная бумага с шариками.

— Фломастеры. И бумага. Неплохие фломастеры. И неплохая бумага.

Дафна кивнула:

— Хороший выбор.

— Пытаешься меня подбодрить?

— Нет. Мигелю понравится. Он любит рисовать комиксы.

— Уф!

Держась за руки, мы шли от площади к машине Дафны, и узел в моем животе затягивался все сильнее.

— Ты нервничаешь.

— Это так заметно?

— Держать твою руку — это как держать угря.

Я отнял руку и вытер ладонь о джинсы.

— Ты часто держишь угрей?

— Только нервных.

Мы подошли к машине, и Дафна открыла дверцу. Пришлось опустить окна — внутри было не меньше ста градусов.

— На всякий случай предупрежу… я никому не говорила, что ты будешь.

— Почему?

— Мне кажется, проще прийти с тобой, чем пытаться объяснять заранее.

— Наверное.

Я чуть высунул голову наружу и подставил лицо горячему воздуху. Дафна была хорошим водителем, насколько об этом может судить тот, кто вообще не водит. Я начал немного расслабляться и откинулся на спинку сиденья. Мы стояли на светофоре, и я всматривался в профиль Дафны, профиль девушки, в которую влюблялся. Я любовался ее светящейся кожей и большими темными глазами. Ее густыми, пышными волосами. Когда мы чуть резко повернули вправо, я протянул руку, чтобы их коснуться, и у меня перед глазами качнулась фигурка, свисавшая с зеркала заднего вида. Я поймал ее и повернул к себе.

Святой Иуда.

Покровитель безнадежных дел.

— О боже! — Я повернулся и посмотрел на заднее сиденье, изогнувшись, чтобы увидеть крыло. Вновь высунул голову из машины, проверяя ее цвет. Темно-зеленая.

— В чем дело?

— Это твоя машина?

— Моей мамы. А что?

Я вновь схватил святого. Дафна проехала еще один квартал и остановилась. Я выскочил и обежал машину: на бампере была наклейка радиостанции, которую я никогда не слушал. Мне уже не надо было проверять, разбит ли левый бампер, — я знал, что это машина Хуаны. Машина, которую я не замечал, потому что никогда не задумывался о жизни Хуаны за пределами дома Пенни.

Я никогда не думал, что у Хуаны может быть семья, дочь, которая с понедельника по пятницу нежно заботится о своих братьях и сестрах, чтобы ее мать могла исполнять все желания Пенни Броквэй.

— Да что происходит?

Дафна смотрела, как я бегаю вокруг машины, пребывая, вероятно, в таком же замешательстве, как и я, когда смотрел на Пенни, сказавшую мне посреди озера: «Я так больше не могу».

Теперь я мог повторить то же самое.

Я мог сказать Дафне: «Я так больше не могу». Я мог уйти. Забыть ее, забыть все, забыть этот хаос… Если сейчас я вернусь домой, Дафна придет на праздник расстроенная, Хуана спросит, что случилось, и девушка расскажет о парне по имени Ривер, о том, как он ее огорчил, оказавшись очередным плохим выбором.

Ривер, парень с незабываемым именем.

«Ты хороший мальчик, Ривер. У тебя доброе сердце. Я это знаю».

Каковы были шансы в городе с четырьмя миллионами жителей? Каковы были эти проклятые шансы?

Мои мысли пришли в смятение.

Дафна медленно двинулась в сторону бейсбольной площадки. Шарики. Полиэтиленовые скатерти. Праздничные колпаки. Пиньята, висящая на ветке. Я почувствовал запах готовящегося барбекю.

— Дафна, погоди.

Я догнал девушку у ограды.

Она пристально смотрела на меня, теряя остатки терпения.

— Я должен тебе кое-что сказать… Я тебя люблю. Понимаешь? Я правда тебя люблю, Дафна. — Она улыбнулась, едва не выбив почву у меня из-под ног. — Но есть кое-что, что я должен тебе рассказать. Это… это очень странно и практически невероятно, и я не знаю, как…

— Ривер?

Мне не надо было оборачиваться, чтобы понять, кто это говорит. Я знал этот голос. Почти два года я слышал, как он произносит мое имя.

Дафна посмотрела мне через плечо:

— Мама?

— Дафна? Ривер? — Голос приближался.

Я все еще не поворачивался к Хуане. Я взял Дафну за руку:

— Об этом я и пытался тебе сказать. О твоей маме. Я только что понял, что знаю твою маму. Это безумие, но…

— Ривер?

Я повернулся.

Хуана смотрела на меня, остановившись по ту сторону сеточной ограды.

— Ривер, что ты тут делаешь?

Дафна отпустила мою руку и переводила взгляд с меня на свою мать:

— Я не понимаю…

— Ривер, почему ты здесь? Пенелопы тут нет. А ты почему здесь?

— Пенелопы? При чем тут Пенелопа?.. — Дафна замолчала. — О боже! О боже мой!

Я не мог произнести ничего связного, поэтому стоял молча, а они обе смотрели на меня.

— Ривер. Тебе здесь не место. Зачем ты пришел? — спросила Хуана.

— Мама, Ривер вроде как мой приятель, — возразила ей дочь.

— Нет, Ривер — приятель Пенелопы, — стояла на своем Хуана. — Но Пенелопе он больше не нравится. А Ривер продолжает ходить к ее дому, хотя миссис Броквэй говорит, что внутрь его пускать нельзя.

— Ты все еще приходишь к ее дому? — Дафна растерянно посмотрела на меня.

— Я… я… я туда больше не хожу, — пробормотал я.

— Ты приходил два дня назад. — Хуана была непреклонна.

— Черт! — Я знал, что Хуана ненавидела ругательства и всегда выговаривала Пенни и Бену, если те сквернословили. — Извините. Я хочу сказать…

— Думаю, тебе лучше уйти, — решительно сказала Дафна.

— Нет, подожди. — Я не знал, что делать. — Дай мне все объяснить… я не знал…

— Ты не знал что?

— Я не знал, что ты дочь Хуаны. Клянусь.

— Подожди… ты поэтому начал ходить во «Второй шанс»? Думал, что, познакомившись со мной, сможешь быть ближе к ней?

— Ривер ходит на твои встречи? — удивилась Хуана. — Ривер, у тебя тоже проблемы из-за воровства?

— Нет, мама. У Ривера зависимость от марихуаны.

— Это плохо. Миссис Броквэй говорила, что с тобой что-то не так, но я не знала, что это наркотики.

— О господи!

По мнению Хуаны это было не лучше, чем сказать слово «дерьмо». Я знал, но не мог себя остановить.

Я шагнул к Дафне:

— Я вовсе не наркоман. Я притворялся, потому что мне очень нравились эти встречи и нравилась ты.

Девушка смотрела на меня как на незнакомца или даже хуже, поскольку у нее не было причин ненавидеть незнакомого человека.

— Ты должен уйти, — сказала она.

— Но…

— Живо!

Я протянул ей подарок:

— Прошу, возьми это для Мигеля.

Девушка оттолкнула мою руку:

— Видеть тебя больше не хочу.

Она развернулась и пошла прочь, к воротам в парк.

Хуана все еще стояла по ту сторону ограды, но я чувствовал ее гнев, будто между нами не было никаких препятствий.

— Иди домой, Ривер, — мрачно сказала она. — Не приходи сюда. Не приходи к Пенелопе. Просто держись подальше. Ты меня понял?

Глава восемнадцатая

Нет нужды говорить, что тем вечером я не пошел во «Второй шанс». Я остался дома, меня лихорадило от стыда и раскаяния. Я хотел, я жаждал пойти во «Второй шанс», потому что, как выяснилось, встречи были мне нужны. Нужны больше, чем суп, который сварила мама, чтобы побороть мою мнимую болезнь, или нарисованная открытка Натали, просунутая мне под дверь: «Поправляйся, Ривер Дин /Маркс. Люблю тебя, твоя сестра».