Все оттенки роз - Крафт Элизабет

– Не совсем, – отвечаю я, и Стивен разражается смехом, запрокинув голову.

– Умная девочка. Никогда не распространяйся о своих отношениях. Только не в этом городе.

Стивен приступает к работе – он наносит на мои волосы мучнистую фиолетовую массу, а потом закручивает пряди в фольгу. После этого я сижу и жду, листая журнал светской хроники. Даже нахожу фотографию Тэйта на одной из полос. Он стоит в толпе, подняв руки над головой, словно пытается протиснуться через рой людей. Подпись гласит: ТЭЙТ КОЛЛИНЗ ЗАМЕЧЕН НА ПУБЛИКЕ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ЦЕЛЫЙ ГОД СКРЫВАЛСЯ. Меня осеняет, что этот снимок сделан тем вечером, когда мы вышли из ресторана «У Лолы» и его окружили у бара, – тем вечером, когда я узнала, кто он такой на самом деле. Такое ощущение, что это было сто лет назад.

Осветлив пряди, Стивен берет в руки сверкающие ножницы и начинает подстригать мои волосы, прядь за прядью. Затаив дыхание, я смотрю, как обрезки волос падают на белую плитку пола.

Закончив стрижку, он включает фен, и я на самом деле закрываю глаза. Мне страшно увидеть результат, я боюсь, что мне не понравится. Боюсь, что пожалею об этом. Но, открыв глаза, я потрясенно смотрю на собственное отражение.

Мои волосы каскадом спускаются к плечам, у меня такая прическа, словно я провела день на пляже: естественная и как будто выгоревшая на солнце. Светлые локоны оттеняют мои пронзительные зеленые глаза – два изумруда, которые теперь кажутся практически прозрачными. Я пропускаю сквозь пальцы часть волос; каштановые пряди чередуются с выцветшими белокурыми. Поднимаю волосы вверх, а потом позволяю им вновь рассыпаться по плечам.

Встав, наклоняюсь ближе к зеркалу.

– Не думала, что мои волосы могут выглядеть вот так.

– Я умею удивлять, – подмигивает мне Стивен. Я с улыбкой поворачиваюсь к нему. – Теперь вы похожи на ту Шарлотту, которой рождены быть. – У меня такое чувство, словно я вот-вот заплачу под влиянием нахлынувших эмоций. Столько всего сегодня случилось: Тэйт устроил мне утром сюрприз, отвез меня на головокружительный шопинг и теперь вот это. Не задумываясь, я шагаю вперед и обнимаю Стивена. А он сжимает меня в объятиях так, словно это для него привычное дело. От него пахнет кокосом и гвоздикой. – Все плачут после первого раза. – Он снова подмигивает, смеясь над своей завуалированной шуткой.

– Спасибо, – говорю я ему, и говорю это от всей души.

– Это еще не все, – добавляет он. – Сейчас Мариэль сделает вам макияж.

Из двери слева от меня появляется женщина с розовыми щеками, черными, как смоль, прямыми волосами и тяжелой челкой, которая почти касается ресниц. Она берет меня за руку и ведет в другую часть салона. Я сажусь в белое мягкое кресло, а она искусно поворачивая мое лицо, будто я ее холст, с головой погружается в творческий процесс.

– Готово, Шарлотта, – наконец произносит Мариэль, и я открываю глаза. Из зеркала на меня смотрит кто-то другой.

Новая прическа – это как надеть парик на Хэллоуин: классно, но временно; но увидеть свое лицо вот таким, настолько преображенным – это все равно что оказаться в каком-то необыкновенном сне.

– Вам нравится? – спрашивает Мариэль. Она опускает руки, по-прежнему держа кончиками пальцев правой руки кисть для макияжа.

Мои губы блестят и кажутся пухлыми. Розовый оттенок помады сочетается с румянцем на скулах, я выгляжу так, словно только что совершила короткую пробежку в прохладную погоду. Глаза подведены чувственным угольно-серым, а все лицо приобрело ровный фарфоровый оттенок. Я выгляжу… невероятно. И при этом осталась сама собой.

– Будем считать, да. – Мариэль с улыбкой снимает с меня накидку, которая была застегнута на моей шее. Я опускаю глаза, грустно вспоминаю о том, что на мне по-прежнему мои жалкие шорты и футболка.

– Похоже, вас что-то ждет в ванной комнате, – говорит Мариэль. Она проводит меня по короткому коридору и открывает передо мной дверь слева. За дверью – комната отдыха с белыми шезлонгами и зеркалами в витых золотистых рамах с лентами по краям.

И тут я вижу его. У стены, на вешалке, висит длинное красное платье. Оно летнее, летящее, с высокой горловиной и открытыми плечами и длинным разрезом сбоку. Я приметила его в «Барниз», но так и не померила – знала, что оно слишком дорогое, поняла это с первого взгляда. А теперь оно здесь.

Это уже слишком, я не готова его принять. Но потом я провожу руками по мягкому материалу и понимаю, что просто обязана его померить.

Скинув свою одежду, надеваю платье. Оно идеально обтекает мою фигуру, словно создано именно для меня. Я касаюсь гладкой ткани на животе, а потом принимаюсь разглядывать себя в зеркало. Я выгляжу… сногсшибательно. Я просто не могу сказать этому платью «нет». Как не могу отказать и Тэйту.

Потом я замечаю на полу пару черных туфель на ремешках – похоже, они для меня. Надеваю их, выпрямляюсь и наслаждаюсь своим ростом. Я вообще смогу в них ходить?

Я складываю свою старую одежду в пластиковый пакет, который висит с обратной стороны двери. Набрав воздуха в грудь, я выхожу из уборной и иду в лобби. Тэйт стоит у самой двери, глядя в окно. Через секунду он понимает, что я рядом, и, повернувшись, застывает на месте.

Его лицо сначала ничего не выражает, некоторое время Тэйт молчит, скользя по мне взглядом. А потом наконец произносит:

– Ты невероятная.

Его жаркий взгляд выбивает меня из колеи. Мне приходится напомнить себе сделать выдох, дышать, не рассыпаться на части под этим взглядом.

– Спасибо за платье, – говорю я, трогая ткань. – Оно великолепно.

– Это ты великолепна. – Тэйт забирает пакет с одеждой у меня из рук. У меня такое чувство, словно с тех пор, как на мне была моя прежняя одежда, прошла целая вечность – это была другая Шарлотта, из другой реальности.

Но я уже начинаю привыкать к новой.

«Иль Сиело» – это не ресторан, это другой мир. Чарующий и волшебный, увитый виноградной лозой, ползущей по стенам из красного кирпича и канделябрам, которые сияют в море света и окрашивают все в золотисто-белый цвет.

Я словно попала в сказку, в какую-то забытую сцену из «Сна в летнюю ночь». В мир, придуманный Шекспиром, где феи и безответно влюбленные танцуют, занимаются любовью и признаются друг другу в своих желаниях.

Мы сидим в самом дальнем углу ресторана во дворике под открытым небом, Тэйт – напротив меня. Наша официантка – крошечная энергичная девушка с короткой неровной стрижкой и розовым румянцем на щеках, отчего ощущение, что мы перенеслись в какой-то романтичный потусторонний мир, только усиливается.

Тэйт не сводит с меня взгляда, пока мы едим, и от этого по моему телу проходят волны жара. Я гадаю, как один лишь взгляд может заставить меня забыть обо всем, что я себе пообещала, забыть об ошибках своей матери, об ошибках Мии.

– Расскажи мне о своей семье, – просит Тэйт, как будто и впрямь читает мои мысли.

Я вздыхаю.

– Ну, мама родила меня, когда была совсем юной, но она умерла, а отца я никогда не знала. У меня есть старшая сестра, мы живем с нашей бабушкой. Мне в общем-то особенно нечего рассказывать.

Тэйт пристально смотрит на меня, словно знает, что это далеко не все.

– Сочувствую твоей утрате, – говорит он. – Тебе, должно быть, ее не хватает.

Воспоминания о том вечере, когда мама погибла, просачиваются в мои мысли, хотя и я пытаюсь оградиться от них. Мама и ее тогдашний бойфренд, Рэй, въехали на ее коричневом «Шеви» прямо в бетонное заграждение на шоссе I-5 к югу от Сан-Клементе. Перед этим они изрядно выпили и накачались наркотиками; полицейские сказали, что если бы они не погибли в аварии, то скорее всего тем же вечером умерли бы от передоза. Не самая утешительная вещь, которую может услышать двенадцатилетняя девочка. Но, стоя в дверях своей комнаты, я подслушала, что двое полицейских говорили моей бабушке в гостиной. К тому моменту мы с Мией жили у бабушки уже три года, а мать видели лишь время от времени, раз в пару месяцев, когда ей нужно было пристанище на ночь.