Винс и Джой - Джуэлл Лайза

Джулия пришла в восторг, когда через час увидела чистую и аккуратную квартиру, и даже назвала Барбару «прекрасным ангелом». Барбара покраснела и выглядела польщенной, а Джой поняла, что маму назвали так, пожалуй, впервые в жизни. В четыре часа одетая и причесанная Джулия объявила, что настало время вечерней выпивки.

– Давай, Барбара, – агитировала она, салютуя большим бокалом для вина, – ты же выпьешь вина? После такой нелегкой работы ты точно заслужила глоток.

– Ой, нет, спасибо, Джулия, – отмахнулась та. – Я не любитель спиртного. К тому же мне нужно возвращаться. Я не смогу сесть за руль, если выпью.

– Ну тогда останься на ночь. Диван раскладывается.

– Даже не знаю…

– Можем сходить поесть пасту – тут неподалеку, в «Стоки» на Черч-стрит, есть дивное местечко. Прекрасная атмосфера, а официанты все похожи на Сильвестра Сталлоне.

Барбара улыбнулась. А потом засмеялась.

– Ох, Джулия, звучит заманчиво, даже очень. Но не могу. Меня ждет муж.

Джой посетила внезапная мысль – она представила свою неуклюжую, неловкую маму смеющейся в уютном итальянском ресторане, поглощающей спагетти, пьющей красное вино и флиртующей с симпатичными официантами.

– Ну давай, мам, – настояла она. – Папа будет не против. Позвони ему.

– Да, – поддержала Джулия, снимая с базы телефонную трубку и протягивая ее Барбаре, – давай. Скажи ему, что ужасная новая соседка Джой тебя не отпустит.

Барбара перевела взгляд с Джой на Джулию и обратно, и в глазах ее появился озорной огонек, которого Джой еще ни разу не видела – словно лампа «Тиффани» в темном углу комнаты.

– Хорошо, – сказала она, взяв у Джулии телефон и глядя на него так, словно он может в любой момент вцепиться ей в глотку. – Как это работает?

Джулия настроила телефон, и Барбара набрала домашний номер, нервно улыбаясь и поглядывая на девушек.

– Привет, Алан, это я. Я у Джой, в новой квартире. Да, да, все прошло прекрасно. Да, очень мило. Финсбери-Парк. Дальше на север. Да. В общем, еще не очень поздно, а девочки хотят сходить в итальянский ресторан. Местный. И спрашивают, не пойду ли я с ними. И я подумала, может… Да… Да… Ясно… – Она слегка опустила голову и заговорила тише. – Нет. Понимаю. Нет. Хорошо. Да. Да. Значит, скоро увидимся. – Она посмотрела на часы. – Около шести. Может, немного раньше. Хорошо, любимый. До встречи. Пока.

Она опустила трубку и печально улыбнулась. Джулия забрала ее и отключила.

– Похоже, меня ждут дома, – сказала она, выдавив жалкую улыбку.

– Зачем? – спросила Джой.

– Ну, ты же знаешь отца. Он не слишком любит оставаться один.

– Ой, бога ради, – пробормотала Джой.

– Я знаю, знаю. Но может, в другой раз? Спланируем заранее. Предупредим папу. – Она положила сумку на колени и приготовилась вставать. – Но спасибо за приглашение. Чудесная идея. Просто чудесная. – Она прижала сумку к мягкой груди и натянуто улыбнулась.

Джой и Джулия проводили ее до машины и понаблюдали, как она уезжает, прорезая фарами поздние сумерки, а на мокром асфальте остался сухой прямоугольный след от ее машины.

– Как жаль, – сказала Джулия, направляясь к дому. – Было бы здорово, если бы она осталась.

Да, с грустью подумала Джой, здорово. И беспрецедентно. Барбара никогда ничего не делала самостоятельно, не поставив в известность мужа. У нее не было друзей, которые не были изначально друзьями Алана, не было ни увлечений, ни развлечений. Она разделяла его мнение по всем вопросам, от политики до новой прически Сью Лоули, и стала приложением к мужу во всех смыслах этого слова. С годами Джой лишь изредка начала замечать под нейлоновыми платьями и коровьими манерами проблески другой Барбары. Видела, как та хихикает после бокала хереса рождественским утром или краснеет от удовольствия, услышав новости о чьей-нибудь помолвке или рождении ребенка. Видела, как однажды она вскочила на ноги и подбросила руки вверх, когда Бьорн Борг (которого она назвала при этом «великолепным») выиграл в финале Уимблдона. И она видела фотографии Барбары в молодости, с пухлыми коленками и твидовых мини-платьях с поясами, с сияющим лицом и дурацкими обручами на голове, в хлопковых цветных расклешенных юбках и с прической каре. Она никогда не была стройной, никогда не была красавицей, но, возможно, когда-то давно она была очаровательной, восхитительной, игривой кокеткой. Может, она ходила на танцы, каталась на велосипеде, посещала кафе и ела мороженое. Может, у нее были ухажеры, молодые люди, соперничающие между собой за ее внимание. Может, с кем-то из них она даже спала.

Что же с ней сотворил отец Джой? Как умудрился превратить ее в такую «диванную подушку»? Был ли это долгий процесс морального уничтожения, кусочек за кусочком, как перья вытаскивают из подушки, одно за одним? Или давным-давно произошел какой-то случай, который полностью подчинил жизнь Барбары ее мужу?

Она направилась вслед за Джулией обратно в квартиру, поеживаясь от прохладного, влажного воздуха, проникающего под тонкую одежду. Выпила с новой соседкой бокал вина и взяла второй с собой в ванную. Приглядевшись, она обнаружила плесень на швах между плиткой цвета мяты. Выпуклый слой извести горной грядой спускался от крана к водосливу, а к краю ванной прилипло мыло Джулии, зеленое, неровное и размякшее, словно кусок прогорклого масла. Влажный запах липкой шторки для душа подпортил удовольствие от ее клубничной пены для ванн, но, лежа в горячей ванне и потягивая прохладное вино, Джой старалась не думать о том, что ее новая квартира не идеальна, а у новой соседки невысокие стандарты домашней гигиены.

Она старалась не вспоминать свою маленькую ванную комнату в Хаммерсмите, с чистой белой плиткой, принадлежащей только ей одной. Старалась не задумываться об ушедших субботних вечерах, когда она заказывала еду на дом и пила вино на своем диване с мужчиной, который ее любил. И старалась не думать о позорном унижении, о проведенных у Швейцарского центра сорока пяти минутах в тщетном ожидании не слишком привлекательного мужчины, который, видимо, не смог перенести перспективы провести с ней даже один вечер, хотя бы из вежливости. Она старалась не задумываться о том, что все ее лондонские друзья продвигаются вперед, переезжают, уезжают, в то время как ее частная жизнь и социальное общение медленно уменьшаются до размеров горошины. А еще Джой старалась не думать о своей маме, печально уехавшей на своей маленькой уродливой машине к маленькому уродливому мужу, поджидающему ее в их маленьком уродливом доме. И о том, как они могли бы провести этот вечер, о чем могли бы поговорить. Джой старалась, чтобы чувство вины в том, что она не проявила активности и не убедила маму остаться на ночь не захлестывало ее.

Вместо этого она сосредоточилась на будущем.

Завтра можно будет взять бутылку отбеливателя и оттереть щеткой ванну. Обустроить свой новый дом. Позвонить маме, спланировать, когда она приедет и переночует, придумать, чем они займутся, продумать вопросы, которые Джой хотела задать ей о своем отце, их ужасном браке и всех загадочных пробелах в их жизни. Она может постараться наладить отношения с остальными коллегами и, возможно, даже найти кого-нибудь из старых друзей из Бристоля, попытаться как-то реанимировать социальную жизнь. А потом она вспомнила о письме, аккуратно сложенном втрое и спрятанном между страницами романа «Лондонские поля» [7] в одной из многих еще не разобранных коробок. Это письмо было написано на двух листах тонкой линованной бумаги авторучкой с синими чернилами. Его она нашла десять дней назад у своей двери в Хаммерсмите и перечитала с тех пор столько раз, что оно практически полностью отпечаталось в памяти. Оно было отправлено с почтового индекса SW8 и написано неким Джорджем, который любил больших собак, обожал готовить, Катрин Денев, «Чича и Чонга» [8], Билла Хикса и Джулиана Барнса и утверждал, что он не из тех, кто обычно размещает объявления о знакомстве в газетах. Этот Джордж был в совершенном восторге от «чудесного» письма Джой и хотел встретиться с ней как можно скорее. Он указал свой номер телефона – даже два. Номер «уютной, но немного неопрятной» квартиры в многоквартирном доме в Стоквелле, где он жил, и номер «стерильного и разрушающего душу» офиса фирмы наемных бухгалтеров в Мичаме. Джой собралась позвонить уже не меньше десяти раз, а однажды днем даже набрала номер квартиры, зная, что он на работе, и послушала теплый, вежливый, почти аристократический голос, сообщивший, что хозяина нет дома. На этом пока все. Она и сама не знала, чего ждала. Но она ему позвонит. Непременно. Завтра.