Джоди Хедланд - Свет твоих глаз
– Ты мог бы прочитать его Анжелике, – настаивала Мириам.
Они оба знали, что Анжелика не умеет читать. С тех пор как Мириам ослепла, им всякий раз приходилось ждать, когда отец Фонтейн из церкви Святой Анны навестит их и прочитает письмо.
Пьер нырнул в хижину и несколько минут спустя вернулся с потрепанным листком бумаги. Он развернул листок, прочистил горло и посмотрел на Анжелику поверх письма, словно не решаясь прочитать его вслух.
– Пьер, пожалуйста, – тихо сказала Мириам.
Анжелика кивнула. Если письмо Жана похоже на предыдущие, в конце он обязательно приписал пару строчек, адресованных только ей.
Пьер перевел взгляд и начал читать, медленно и без малейшего энтузиазма. Новости были все теми же. Жан был осторожен и ничего не писал об армии Соединенных Штатов, отлично зная, что это письмо может попасть в чужие руки. Зато немало рассказывал о том, чем занимался в зимние месяцы. В основном изучал книги, которые брал у местных священников. Писал привычные наставления о том, как в его отсутствие нужно ухаживать за животными и самой фермой, а в конце добавлял, что искренне молится за них и надеется вскоре снова быть вместе.
– Передай Анжелике мои наилучшие пожелания, – прочитал Пьер в конце, и его голос явно напрягся. – Скажи, что я жажду нашего воссоединения. Наша разлука лишь укрепила мою уверенность в том, что мы предназначены друг для друга. Я с нетерпением ожидаю того дня, когда мы сможем начать жить вместе как муж и жена.
Пьер вновь посмотрел на нее испытующе, пытаясь понять, какое впечатление произвело на нее письмо.
Анжелике было стыдно признаться, что слова Жана не тронули ее так же глубоко, как в прошлом, поэтому она опустила ресницы, скрывая от Пьера свою реакцию. Она не хотела дать ему повод для злорадства, подтвердить, что он был прав в своем предположении относительно ее и Жана.
Пускай она не любила Жана так сильно, как он любил ее, но каковы бы ни были ее чувства, Анжелика знала, что выйдет за него замуж. Она дала ему слово и ни за что не нарушит обещания.
Жан предлагал ей нечто размеренное, надежное – то, чего у нее никогда или, по крайней мере, очень давно не было. С тех самых пор, когда мама и папа еще счастливо жили вместе. Ее отец говорил, что любит их, но это не мешало ему каждую осень бросать семью ради торговли мехом.
Что он любил больше – семью или свою торговлю пушниной? Этот вопрос преследовал ее с самого детства.
С Жаном ей никогда не придется гадать, единственная ли она его страсть. Она никогда не окажется на втором месте после работы. Он станет для нее надежной скалой, сильной и непоколебимой, как сам остров. Она расправила плечи. Нечего здесь стыдиться.
– Я тоже с нетерпением жду того дня, когда мы с Жаном сможем начать жить вместе, – сказала она чуть с большей силой, чем намеревалась.
– Конечно же, ангел. – Мириам потянулась к руке девушки и сжала ее. – Вы будете очень счастливы.
– Да. Очень счастливы.
Пьер свернул письмо и, не говоря ни слова, вложил его обратно в Библию.
На пути в форт Джордж он был тише обычного. Больше не заговаривал о купании, а Анжелика пыталась уверить себя, что это неважно, что ей не нужно волноваться о том, что думает Пьер. Он скоро уедет. До нее уже дошли слухи о том, что он ищет помощника, который сможет остаться на ферме до конца лета. Значит, уже готовится их покинуть.
Чем ближе они подходили к форту Мичилимакинак, тем громче слышалась дробь барабанов. И когда шаги Пьера стали шире, а сам он свернул к лесу в направлении Нор-Салли, Анжелика поняла, что ему точно так же любопытно узнать, почему барабанщик решил взяться за инструмент в середине дня.
Часовой в новом красном мундире у северных ворот поприветствовал Пьера кивком, не задав ни единого вопроса и даже не обыскав.
Они миновали ворота, окруженные частоколом, и вошли во внутренний двор, где обычно было шумно и людно. Странно, но сегодня внутри не оказалось солдат, которые практиковались в стрельбе или построениях, что стало привычно с приездом полковника Мак-Дугала. Вместо этого во дворе и бараках было тихо, не считая размеренного стука барабана.
Форт располагался на утесе, с которого открывался прекрасный вид на залив. Вода была спокойна и блестела под ярким июньским солнцем. Вдоль берега лежали каноэ индейцев и вояжеров, стояли на якорях английские корабли, но в остальном озеро пустовало. Не было ни намека на американский флот, появления которого Анжелика уже начала ждать.
И все же она не могла не молиться о том, чтобы сигнал барабана означал прибытие американцев.
Пьер повел ее вниз по холму, мимо солдатских бараков, большого двухэтажного здания. Когда они обогнули дом и оказались в центре форта, Пьер резко остановился и оттолкнул Анжелику себе за спину.
– Анжелика, не смотри. – Его голос охрип.
Рукой он прижимал ее к своей спине, но девушка успела увидеть шеренги английских солдат, которые стояли навытяжку. Сияли под солнцем алые мундиры, гордо венчали головы черные шляпы.
Раздался звук удара, а затем крик, похожий на вопль раненого животного, эхом пронесся по площади. И снова грохнул барабан.
Ей не нужно было смотреть туда, чтобы понять, что происходит. Солдата наказывали.
– Сколько плетей? – тихо спросил Пьер у прачки, стоявшей рядом с деревянным ведром на грубом столе. Рукава ее платья были закатаны, в растрескавшихся покрасневших руках она сжимала мокрую рубашку.
– Сотня ударов, – ответила женщина. Под столом молча сидели двое детей, глазевших на столб для порки.
Анжелика взмолилась, чтобы человек, которого наказывали, не оказался мужем этой женщины или отцом детей. Некоторые солдаты привозили с собой жен, чтобы те могли заработать добавку к рациону стиркой одежды. Женщины и дети жили со своими мужьями в переполненных бараках, деля комнаты с несколькими другими солдатами.
Судьба солдатской жены для Анжелики была вторым из худших зол, после замужества с торговцем пушниной. Невозможность уединиться и отсутствие дома, настоящей семейной жизни пугали ее точно так же, как судьба брошенной жены торговца.
– Что он натворил? – спросил Пьер у прачки.
– Пьяница, – ответила та.
– Жестокое наказание за простое пьянство, – пробормотал он себе под нос.
Все знали, что излишнее пристрастие к рому и виски было среди солдат распространенной проблемой, явно не стоящей сотни плетей. Но полковник Мак-Дугал прибыл на остров с единственной целью – подготовиться к атаке американцев. Поэтому полковник стремился не только закончить форт Джордж как можно скорее, но и положить конец разболтанности и безалаберности солдат.
Еще один удар девятихвостой плети по живому телу, и снова хриплый, полный боли крик.
Пьер удерживал Анжелику каменной хваткой, но она и не сопротивлялась. Ей нравилась надежность и сила его обнимающей, защищающей руки. Нравилось ощущать щекой тепло его тела и знать, что в любой момент можно прижаться к нему, достаточно сделать лишь крошечный шаг вперед.
– А вчера он нарушил комендантский час, – добавила прачка.
– Нарушил комендантский час? – Анжелика вывернулась из-под руки Пьера и взглянула на окровавленную спину солдата, привязанного к столбу для порки, на вытянутые вверх руки, делающие его беспомощно раскрытым.
Она резко втянула воздух, увидев, насколько его изранили.
Пьер недовольно забормотал и вновь оттолкнул ее себе за спину. Но она увидела достаточно, чтобы понять: несчастный не был лейтенантом Стили. К счастью. Ей не хотелось, чтобы он считал ее доносчицей, которая решила посчитаться за то утреннее нападение.
– Я же сказал тебе, не смотри, – хмуро покосился на нее Пьер.
– Я уже большая девочка. Я справлюсь, – полушутя сказала она. Ей не становилось плохо от вида крови и ран, она ведь день за днем потрошила рыбу. Но прятаться за Пьера было приятно. Она так привыкла рассчитывать только на себя и свои силы, что забота Пьера была радостной переменой.
Барабан все еще отсчитывал оставшиеся удары, а когда наказание наконец закончилось и солдата утащили прочь, Пьер выпустил ее.
Его внимание сместилось к офицерским квартирам за широкой лужайкой. Там, в тени каменного здания, стояла Лавиния Мак-Дугал. На ней было зеленое муслиновое платье, и на фоне белоснежной стены она казалась зеленым листком на еще не проснувшемся дереве. И Пьер, конечно же, заметил ее.
У Анжелики подвело живот от разочарования.
В походке Пьера, которой он двинулся в сторону леди, появилась легкость. Он прошагал по двору, мимо флагштока, на котором гордо развевался британский флаг, красуясь над защищенными частоколом домами. При хорошей погоде флаг поднимали каждое утро. И его, на высоком флагштоке, можно было увидеть даже от пролива, где она обычно рыбачила. Анжелика медлила, не решаясь проследовать за Пьером. Что ей делать – вернуться к работе в форте Джордж или вместе с ним подойти к леди?
