Марион Леннокс - Счастье с отсрочкой на год
«Точно. Ты скажешь ей об этом сейчас? Прямо сейчас. Ей так будет легче».
Но почему так щемит под ложечкой?
Но он же может дать ей хотя бы это. Она заслужила.
Она заслужила.
И тут он серьезно задумался о том, что сам себе может позволить.
Глава 8
Нужно ли устраивать прием по случаю месяца совместной жизни?
Погода заставляла сидеть дома, с севера шел мокрый снег, и ни один гость не остался на ночь. Джинни смотрела в холодильник, не зная, выбрать сосиски или что-нибудь поинтереснее. В морозилке есть говядина. Грибы на завтраки для гостей. У нее есть прекрасное красное вино, купленное еще Эйлин и хранящееся в подвале замка.
Говядину по-бургундски едва ли можно считать шотландским блюдом, но к ней можно подать красное вино, сделать картофельное пюре и, может, еще испечь яблочный пирог. У нее есть сливочный крем.
– И он съест все это за своим письменным столом, как делает каждый вечер за последний месяц. – Она стукнула рукой по столу. Обе собаки уткнулись носами ей в колени и завыли. – Погода и вас достала.
Но Джинни знала, что дело не в этом. Она выросла в Данкерне, и ей даже нравилось в ветреную погоду, надев штормовку и резиновые сапоги, до изнеможения гулять с собаками.
Сегодня утром она уже выходила с ними, но ее не оставляло чувство одиночества.
– Очень глупо. Приготовляя праздничный ужин, нужно признать, что мы все-таки вытерпели друг друга целый месяц. И это было не так уж трудно.
Она подбадривала себя.
После глупой затеи с медовым месяцем, продлившимся два дня, Аласдер заявил, что у нее неделя отпуска. Но не с ним.
Они вели вполне размеренную жизнь. Она заботилась о замке и гостях. Аласдер работал в своей комнате или улетал в Эдинбург рано утром и возвращался поздно вечером.
Он гулял один. Держался особняком. Она тоже.
Он провел три ночи в Гонконге, и это не должно было отличаться от поездок в Эдинбург, но оказалось, что без него в замке пусто.
И вот он вернулся. Сегодня. И проведет здесь целый день. Нелетная погода. Он оказался в ловушке.
Она продолжала работать. Но все время чувствовала его присутствие наверху.
– Я просто глупею с возрастом, хотя и неозабоченная женщина. Нет. Нужно чем-то заняться. Чем-нибудь. Быстрее.
И тут открылась дверь. Аласдер. В своих обычных брюках и свитере, с растрепанными волосами.
– Джинни?
– М-м-м? – Как-то ей удалось сохранить нейтральный тон. Как-то.
– Эта погода меня бесит.
– Вы же данкернец.
– Да. Но надеюсь через одиннадцать месяцев вернуться в Эдинбург. А что мне делать все эти месяцы? И я подумал, Джинни, вы не научите меня готовить что-то, кроме спагетти и ризотто?
Если бы Данкерн развалился надвое, она бы так не удивилась.
– Готовить?
– Если можно.
– Зачем?
Вопрос повис в воздухе. Нужно ответить. Аласдер искал что сказать.
Прошлый месяц он работал засучив рукава. «Даркерн энтерпрайзиз» занимал все его время и даже больше. В головном офисе обнаружилась растрата, но он почти разобрался с этим за несколько недель.
Сегодня днем он подумал: зачем? Ведь можно было пригласить аудиторов со стороны, они сделали бы работу за него. Но он не хотел, чтобы чужаки разбирались с финансовыми проблемами, которыми ранее занималась бабушка.
Почему бы ему не спуститься и не присоединиться к Джинни? Ему постоянно хотелось это сделать, но сегодня желание стало просто невыносимым. Потому что он не хотел, чтобы тут были замешаны эмоции? Он провел месяц, говоря себе, что любые отношения приведут к катастрофе. Если у них ничего не получится и она уедет, это будет настоящим несчастьем. Значит, двигаться вперед нужно осторожно.
Весь прошлый месяц они жили с Джинни в одном доме. Он видел, как летели к ней собаки всякий раз, когда она собиралась выйти из дома. Видел из окна, как она идет с ними через пастбище, останавливаясь, чтобы поговорить с коровами.
Он слышал, как она поет, когда убирает в замке, смеется с гостями, беседует с ними о плохих дорогах, сочувствует им, если они теряли багаж, уставали от поездок.
Он ел во время работы отдельно от гостей, обложившись кипой документов, до него доносились ароматы из кухни. Он видел, как собаки носилась туда-сюда.
Сегодня днем он не выдержал. И вот стоит в дверях кухни, чувствуя себя слегка по-дурацки, но, черт, он здесь.
А она спрашивает зачем.
– Мне надоело играть в хозяина замка.
– Но едва ли вы сможете отказаться от титула. Вы и есть хозяин замка и лорд.
– А вы играете в служанку.
– Я и есть служанка.
– Нет. – Это прозвучало как взрыв, даже собаки выглянули из-под стола. Эббот даже решился залаять.
– Ваша бабушка наняла меня управлять замком. И я занимаюсь этим три последних года. И у меня есть еще год.
– Вы были женой Алана и заслуживаете…
– Я ничего не заслуживаю из-за брака с Аланом.
– Бабушка думала, что заслуживаете. – Зачем он завел этот разговор, ведь явно не собирался об этом говорить.
– Ваша бабушка была доброй и сентиментальной, любила командовать. Ей было меня жалко. Конец истории. А теперь, если позволите, мне нужно продолжать.
– Что собираетесь приготовить?
– Вы единственный гость в этом доме сегодня вечером. Что бы вы хотели, чтобы я вам приготовила?
– Я не гость.
– Да, но я стараюсь относиться к вам именно так. Это позволяет мне сохранить разум. А теперь слушаю ваши пожелания. Сосиски? Мясо по-бургундски? Может быть, что-то еще придет вам в голову?
На ней был розовый с оборочками фартук поверх джинсов и футболки, завязанный большим бантом сзади. Почти вызывающе, словно она знала, что бант старомоден. Но он ему все равно нравился. Она правда невозможно привлекательная. Джинни Локлан. Домашняя богиня. Джинни Макбрайд.
Его жена.
– Поющие пироги, – сказал он. – И я хочу приготовить их.
– Вы серьезно?
– Вы знаете, как их готовить?
– И вы спрашиваете меня, коренную островитянку, знаю ли я, как готовить поющие пироги?
– Извините. Конечно знаете.
– Да, поющие пироги готовила моя бабушка, их признавали самыми лучшими.
– А их рецепт семейная тайна?
– Возможно. – Она призадумалась. – Но можно сказать, что и вы сейчас моя семья.
Что-то в ее словах показалось обнадеживающим. Он даже почти взял фартук. Тоже розовый. Неужели она думает, что он тоже будет ходить с бантиком?
– Вы испачкаете ваш милый свитер.
– Ничего. У меня есть еще.
– Конечно есть. Ой! – Она улыбнулась одной из своих роскошных улыбок. – Служанка грубит хозяину. Слуги должны держать язык за зубами.
– Джинни?
– Да, сэр?
– Научите меня готовить, – попросил он.
Она отдала ему честь и широко улыбнулась.
– Что мне делать?
– То, что скажут, милорд. И ничего больше.
Они приготовили поющие пироги. Либо он прирожденный повар, либо Джинни лучший учитель в мире. Стояла рядом и инструктировала, как растереть масло с мукой, замесить жидкое тесто, нагреть формы на плите, намазать их жиром, поставить первый пирог в духовку. Тот зашипел, громко «завыл», взорвался и поднялся. Аласдер вытащил его из духовки. Дело сделано. Безупречно! Он переложил пирог на блюдо и принялся готовить еще одни, чувствуя себя на десять сантиметров выше.
Сделка на миллион долларов или победа над конкурентом не заставили бы его так радоваться результату.
Когда последний пирог оказался на блюде, Джинни поставила чайник, чашки и масло с джемом на поднос.
– В мою гостиную или в вашу?
Этот вопрос пробудил бы надежду в любом мужчине. Аласдер никогда не бывал в крошечных комнатах Джинни. Он видел их на плане: спальню с маленькой гостиной, специально созданную для домоправительницы. Быть приглашенным. Границы были явно открыты.
Замок великолепен, роскошен, удивителен. Апартаменты Джинни наоборот. Он вошел и заморгал. Куда подевались сочные цвета, драпировки, ковры, антикварная мебель и исторические сокровища Данкернов. Это просто ее дом.
Собаки протиснулись мимо него и направились к камину. Огонь трещал, давая мягкое тепло. Комната была неярко освещена, уютна и полна книг, журналов и разных мелочей: ракушек в треснутых чашах, фотографий в разномастных рамках, керамических собак и пастушек. Неужели кому-то могли нравиться керамические пастушки? Там были старинные часы с кукушкой, мягкая мебель из остатков старой обстановки замка.
Он вспомнил о величественных комнатах наверху, и они вдруг утратили свою привлекательность.
– Ешьте скорее выпечку, а то остынет.
Он съел четыре поющих пирога и выпил две чашки чаю, а Джинни – два пирога и выпила одну чашку чаю. А потом еда закончилась.
Закончилась? Мир замер в ожидании. Что дальше?
А он чувствовал… Она была такая… Джинни. Лучше и не скажешь. Джинни.
Он присел на коврик рядом с ней. Еще одна граница преодолена?
Он не стремился нарушать границу, как никто, знал, насколько они важны, но, может быть, эту можно немного отодвинуть.
