Уходи с ним - Ледиг Аньес
Или из-за чего-то еще.
После обеда, прежде чем приступить к занятиям, я бросаю взгляд на мою ячейку для писем. И сегодня в середине дня эта чудесная деревянная этажерка украсилась красивым цветным конвертом. Она мне ответила. Она открыла тюбик с заживляющим бальзамом. Я задышал по-новому, еще до того, как прочел. Хуже мальчишки.
Я не должен был. Но, как и Ванессу, мое подсознание сбивает меня с толку. Бесполезно сопротивляться.
Я направил кресло из столовой на небольшую террасу, чтобы ощутить ласку редких лучей солнца. Прежде чем открыть конверт, я вдохнул его запах в надежде почувствовать аромат духов. Каким же кретином я иногда бываю!
«Здравствуйте, Ромео.
Ваше письмо меня удивило. Вы правы, мы не часто получаем письма от пациентов. Кажется, со мной такое в первый раз.
Хотя бы поэтому вы не такой пациент, как все прочие, — кажется, для вас это важно. И остальное тоже. Как я вам уже говорила, обычно я не обнимаю пациентов, чтобы их утешить. Но ваша история тронула меня: и ваш несчастный случай, и падение с восьмого этажа, ваше положение и ситуация Ванессы.
Мне и так всегда казалось, что жизнь несправедлива, но вы с сестренкой просто бьете все рекорды. Ну и как тут остаться безразличной?
Не думайте, то, что я к вам испытываю, — не жалость, абсолютно нет. Но у меня есть сердце, и вы его тронули. Должна признаться, что я не часто переживаю, когда пациент покидает наше отделение, но что до вас — я спрашивала себя, каким станет ваше будущее, и для меня было бы странно позволить жизни просто идти своим чередом, не получая никаких известий ни от вас, ни от Ванессы. Как у нее дела?
А вы? Как дела у вас? Я не слишком тревожусь: мне редко приходилось видеть, чтобы кто-то так решительно вцепился в жизнь. Но все равно расскажите, иногда внешние признаки обманчивы.
А что вы хотите знать обо мне?
Обнимаю вас. (Устраивает эта формула вежливости?)
P. S. На обратной стороне конверта вы найдете мой личный адрес, потому что в скором времени я сменю отделение, и ваш возможный ответ рискует затеряться в коридорах больницы или, еще того хуже, попасть в руки другой медсестры, можете себе представить?»
Вот…
Поразительно, насколько эффективен иногда заживляющий бальзам.
Я на мгновение прикрываю глаза, подставляя лицо солнцу, которое приятно греет кожу. Все, что глубже, согрето ее письмом.
Сказать им?
Мари-Луиза и Жан выпали из времени. Конечно, дни по-прежнему размечены самим заведением — завтраки, обеды и ужины по расписанию, как и визиты врачей, — а еще природными циклами, поскольку солнце встает и заходит, но в остальном они больше не принадлежат этому миру. Они пользуются каждым мгновением, как если бы оно было последним. В их возрасте уже слышен звук погребального колокола. И они осознают его неотвратимое приближение.
— Есть какие-нибудь новости о Ромео?
— Да. Он трудится изо всех сил в реабилитационном центре. Зная его, ручаюсь, что он опять станет пожарным. Он по-другому не может.
— Правда?
— Правда! Он с характером. Должен же я был хоть что-то ему передать.
— Я тоже с характером, но внучке я его не передала.
— Как ты можешь знать?
— Ее приятель полностью ее подмял. Этот человек мне не нравится.
— Во всяком случае, свою работу она делает хорошо, и Ромео было грустно покидать больницу.
— Она всегда принимает близко к сердцу чужие страдания и искренне старается поддержать тех, кто в этом нуждается.
— Как и ты. Видишь, это ты ей передала. Не могла же ты передать ей все.
— А я кого поддерживаю?
— Ты поддержала меня, когда я получил дурное известие о Ромео.
— И с тех пор мы не расставались. Можно подумать, так и было задумано.
— Если бы не слезы у меня на глазах в тот вечер, ты бы на меня и внимания не обратила.
— Я люблю мужчин, которые не боятся показать собственную уязвимость. Это значит, что в глубине души они сильны.
— Не все так на это смотрят.
— Каждый видит то, что хочет. Скажем им про нас?
— Ты шутишь?.. Они достаточно большие, чтобы самим все понять. Однажды так и случится. Кстати, меня заводит тайна наших отношений.
— А я готова кричать о них всему свету, так я счастлива.
Мари-Луиза приникла к шее своего возлюбленного, поглаживая его щеку. Она говорит себе, что пусть до сих пор жизнь была не особенно щедра к ней, зато под конец приготовила чудесный подарок. Потому что знает, что конец они встретят вместе — именно с ним, что бы ни случилось.
Что бы ни случилось.
Дорогой Ты,
я порвала с Рафаэлем. У него совсем крыша съехала. Во-первых, даже не спросил меня, как прошел аборт. Ладно, я ему не сказала, что беременна, не хотела, чтоб всем стало известно. Но он же должен был сам почувствовать! Эти мужики вообще ничего не чувствуют! А еще он по-прежнему вертится вокруг той фифы с длинными блондинистыми волосами. Пусть ее и имеет, если ему так хочется, а уж я найду, чем заняться.
В моей жизни появился другой человек. Он еще этого не знает, но думаю, что будет счастлив узнать, когда придет время сказать ему. Если б это было не так, он послал бы меня, когда я попросила номер его мобильника, и ничего бы мне не ответил сегодня вечером, когда я спросила, как у него дела. А он ответил. Кристиан спросил меня за ужином, чего я все время по-дурацки улыбаюсь, даже когда жую. А я сказала, что получила хорошую отметку в классе. Он вроде бы поверил. Для взрослых так важно, чтоб ты хорошо училась, что под этим соусом им можно втюхать что угодно.
А вот мне отметки до фени. Хотя придется взяться за дело, если я хочу стать медсестрой. Но я знаю, что он мне поможет, будет со мной повторять и объяснять задания. Он умный.
Следующий шаг — постараюсь пойти с ним выпить по рюмочке. На каблуках, прямая юбка, шелковая блузка, сдержанный макияж, и я буду казаться почти совершеннолетней.
Я была так счастлива этим вечером, что даже танцевала твист в соланжевых войлочных тапках. Я никогда не танцую твист, но когда у тебя на ногах войлочные тапки, выбирать не приходится…
Он будет сиять, ее паркет! Уж точно!
Но не так ослепительно, как мое сердце…
Стыд
Сегодня вечером мы были приглашены к коллеге Лорана, с которым я не знакома. Я знала, что опять буду сидеть как истукан, но он настоял, чтобы я пошла. Мы уже немного опаздывали, и я сомневалась, что он будет терпеливо дожидаться у входной двери. Он мне уже трижды звонил. На второй раз его звонок заставил меня вздрогнуть в тот момент, когда я наносила тушь на ресницы. Пришлось заново красить весь глаз. Я всегда долго готовлюсь, когда предстоит такого рода вечер, потому что Лоран ждет, что я приложу максимум усилий, чтобы он мог похвастаться перед другими своей подругой.
Скрипнув первой ступенькой нашей деревянной лестницы, ведущей на первый этаж, я услышала, как он что-то пробормотал. Думала, порадовался, что я наконец-то спускаюсь. Он обернулся, посмотрел на меня, нет, внимательно оглядел от прически до кончиков туфель.
— У тебя нет платья, которое не так обтягивает ляжки?
— Мы его вместе выбирали.
— Да, но с тех пор ты набрала минимум пять кило.
— Я поправилась из-за курса гормональных препаратов.
— Тогда могла бы влезть во что-нибудь, что тебе больше идет, если такое вообще возможно.
— Сейчас переоденусь.
— Нет, мы и так опаздываем к назначенному часу, а ты знаешь, как я это ненавижу.
Я села в машину, но чувствовала себя скверно и думала, что он мог бы подняться наверх и посмотреть, как я выгляжу, сказать, что это мне не идет, или же воздержаться от замечаний, если у меня все равно не оставалось времени переодеться. А теперь я весь вечер буду думать, разглядывают ли остальные мои ляжки, стараться не вставать или ходить по стенке. Все комплименты, которые сыпались из его уст, когда мы только познакомились, остались далеким воспоминанием.