Даниэла Стил - С первого взгляда
– Когда вы позволите мне вернуться домой? – спросила она, увидев, что он встал. Спешить ей было не к кому и не к чему, но и в клинике оставаться долго не хотелось.
– Пока не знаю. Сколько-то времени вам придется здесь побыть. Может быть, неделю. Но сначала я позволю вам вернуться в отель и понаблюдаю, как вы будете себя чувствовать. Вы хотите лететь из Парижа сразу в Лос-Анджелес?
Она покачала головой.
– Мне нужно сначала побывать в Нью-Йорке. На следующей неделе у меня там несколько встреч, и одна в пятницу вечером на этой неделе.
– Не уверен, что вам это будет по силам. Полететь вы сможете через неделю, но на вашем месте я бы отправился прямо домой и отдохнул там еще с неделю. Ведь вам же как-никак сделали операцию.
Тимми кивнула. Она уже подумала, что попросит Джейд и Дэвида провести встречи без нее. Они введут ее в курс дела потом, когда она вернется. Главное – это демонстрация их коллекций прет-а-порте, а демонстрации они провели. Все остальное было для нее сейчас второстепенно, и он видел это по ее глазам. Нет, она совсем не такая, какой он представил ее себе сначала. Она не рвалась как можно скорее уехать, а он-то этого от нее и ожидал. Ожидал, что она будет капризничать, раздражаться, требовать, показывать свой характер, как обычно поступают люди, добившиеся такого успеха. Но ничего подобного. Она оказалась доброй, сильной, мудрой, интеллигентной, доброжелательной и деликатной. Казалось, у нее нет и не может быть ни одной темной мысли. И она была ему очень симпатична.
– Пока я не ушел, что-нибудь нужно для вас сделать? Болеутоляющий укол? – спросил он, но она покачала головой.
– Нет, я стараюсь избегать обезболивающих. Все вполне терпимо. Бывало куда хуже.
Он знал, что бывало, не зря она ему столько рассказала о себе. Она не принимала транквилизаторы, даже когда умер Марк. Не в ее характере было прятаться от жестокой реальности и горя, которое эта реальность несет. Она смотрела жизни в лицо – всегда, с самого детства.
– Если вам что-то понадобится, звоните мне на мобильный, – напомнил он ей, и она улыбнулась.
Он тронул ее за плечо, она еще раз улыбнулась, и он ушел. А Тимми еще долго думала о нем. Она давно ни с кем не разговаривала так искренне и откровенно. Давно? Да она вообще никогда в жизни не открывала никому свою душу. Ей было удивительно легко и просто с ним, она доверяла ему совершенно – наверное, впервые в жизни. То, что произошло ночью, разрушило существовавшие между ними преграды, а ведь не случись с ней этой беды, они так бы и остались далекими и чужими друг другу.
Жан-Шарль шел к своей машине и думал о том же самом. Тимми была одной из редких, удивительных женщин, кому можно рассказать обо всем, довериться, и ему так хотелось довериться ей. Она поделилась с ним самым сокровенным – сможет ли он когда-нибудь поделиться с ней тем, что таит от других? Она открыла перед ним свою душу сегодня, рассказала такую горькую повесть своей жизни. Он понимал, что какая-то рана в ее душе все еще кровоточит, быть может, и всегда будет кровоточить. Другие раны постепенно зажили, но и душа, и сердце покрыты глубокими шрамами. Было такое чувство, будто встреча с ней – одно из самых важных событий в его жизни. И у нее было точно такое же чувство, иначе она не доверилась бы ему. Но ведь довериться ему было так легко и естественно! Удивительно, удивительно…
Она ничуть не раскаивалась в своей откровенности. Когда он ушел, ей вдруг подумалось, как хорошо было бы когда-нибудь встретить такого человека, как он, и связать с ним свою жизнь. С ней такого никогда не случалось. Ее и Деррика связывали интересы ее империи, их ребенок, и это, пожалуй, все. У них с самого начала было очень мало общего, не считая, конечно, работы. Расставшись с ним, она поняла, что почти не знала своего мужа, а он так же мало знал ее. А ровня ей скорее такой мужчина, как Жан-Шарль Вернье, может быть, он был бы ее достойным противником, или союзником, или спутником, которому она бы доверяла. Но тут Тимми напомнила себе, что он, как и все стоящие мужчины, женат. Джейд любила повторять, что хорошие мужчины всегда женаты. Раздумывая об этом в палате Американской клиники тем вечером, Тимми стала погружаться в сон, но мимолетно вспомнила, что от Зака так и не было никаких вестей. Это огорчило ее – разве Зак может не огорчить? – но не удивило. Такие мужчины приносят нескончаемые разочарования. Но Тимми за многие годы свыклась с этим. Она столько пережила в своей жизни, что эти разочарования казались пустяком. Уж ей-то есть с чем сравнить, ей, повидавшей столько горя. На противоположном полюсе от Заков находятся такие мужчины, как Жан-Шарль. Выдающиеся личности, достойные восхищения и уважения. И доверия. И почему-то всегда по какой-нибудь причине недосягаемые, недостижимые. Чаще всего они, как Жан-Шарль, уже кому-то принадлежат. И все же Тимми была благодарна судьбе за нынешний долгий разговор с ним. Она почувствовала в нем родную душу. Это была такая редкость, такое счастье, что ничего больше ей сейчас было и не надо.
Глава 4
За два дня Тимми заметно окрепла. Стала лучше себя чувствовать, лучше выглядела; Жан-Шарль приходил к ней два раза в день, до начала своей основной работы и после. А в пятницу заглянул еще и поздно вечером, возвращаясь домой после ужина, где он, по его признанию, умирал от скуки. Приоткрыл дверь, заглянул в ее палату и обрадовался, что она не спит. Он был красив и элегантен в своем черном, в тонкую полоску, костюме, как в тот первый вечер, когда она его увидела.
Тимми читала английский журнал, который принесла ей одна из сестер; несколько минут назад она разговаривала по телефону с Заком, но Жан-Шарлю об этом не сказала. Зак, как и следовало ожидать, не проявил ни малейшего сочувствия к тому, что ей пришлось перенести операцию, напротив, поддразнивал ее, как будто она отколола забавную шутку. Участие и забота были ему неведомы, над самыми серьезными проблемами он склонен потешаться. Вот и сегодня он со смехом сказал, что так ей и надо, это ей наказание за то, что не взяла его с собой в Европу, и тут он, конечно, хватил через край. Но ему и в голову не приходило, что ей сейчас может быть тяжело и что ночью она пережила смертельный страх. Чтобы такая сильная женщина, как Тимми, чего-то испугалась, какой-то пустяковой, как он считал, операции? Полная чепуха! Судя по ее голосу, у нее все прекрасно, Тимми и хотела создать такое впечатление. Бодрилась перед ним, не показывала виду. Однако она и на самом деле чувствовала себя сейчас лучше.
Джейд и Дэвид тоже ей сегодня несколько раз звонили. Встречи в Нью-Йорке прошли хорошо, они вполне справлялись с делами без нее. Джейд хотела прилететь к ней в Париж, оба волновались за нее, но Тимми убедила их, что беспокоиться не надо, у нее все отлично. И правда, им вовсе незачем лететь к ней. Ей сейчас нужны только покой, антибиотики и время, чтобы восстановить силы. Она сегодня несколько раз прошлась по коридору, правда, медленно и осторожно, и ей еще трудно было выпрямиться. Только Жан-Шарль знал, какое потрясение она пережила, все остальные видели женщину, которой никогда не изменяют самообладание и уверенность в собственных силах. Она не любила показывать людям, как легко ее можно ранить, она бы тогда чувствовала себя совсем беззащитной.
Когда Жан-Шарль заглянул к Тимми в дверь, она повернула в его сторону голову и улыбнулась. Он вошел – энергичный, с задорным, как у мальчишки, блеском в глазах – и сразу заметил, что она уже не такая бледная, как днем. Тимми рассказала ему о своих прогулках по коридору.
– А что вы здесь делаете в такой поздний час? – спросила она его не как врача, а скорее как друга. Много ли на свете врачей, которые навещают своих пациентов в одиннадцать вечера? Между ними возникла какая-то особенная связь, им было приятно общество друг друга. Он сел возле ее кровати, и они радостно улыбнулись друг другу.
– Я возвращался домой и решил узнать, как ваши дела, – благодушно сказал он. – Вы ведь чрезвычайно важная персона, знаете ли. – Она засмеялась его шутливому тону – пусть шутит сколько угодно, она не против.
– Этой важной персоне ужасно скучно, – отозвалась Тимми, откладывая журнал в сторону. Она была очень довольна, что он пришел. – Надо мне скорей поправляться, – улыбнулась она. – Я уже начинаю чувствовать себя так, будто я в тюрьме. Когда вы меня выпустите?
– Посмотрим, как вы будете завтра. Может быть, я смогу позволить вам вернуться в отель с медсестрой, – ответил он, слегка нахмурившись. Когда она переедет в отель, ему будет не хватать их послеполуденных разговоров, а здесь, в клинике, он может в любое время к ней заехать.
Ему не часто доводилось испытывать такую радость от общения с больными, к тому же было интересно узнавать ее мнение относительно того, что она хорошо знала и в чем разбиралась. Они сделали открытие, что оба страстно любят живопись, и в частности высоко ценят Шагала. У нее даже был его этюд, который она повесила в своей квартире в Бель-Эйр. К тому же Жан-Шарль начал рассказывать ей о себе. Вчера, например, рассказал, почему он стал врачом: когда ему был двадцать один год, его шестнадцатилетняя сестра умерла от кровоизлияния в мозг, и эта внезапная смерть совершенно изменила его жизнь.
