Т. И. Каминская - «Антика. 100 шедевров о любви». Том 3

Вакх, я полон тобой! Куда
Увлекаешь меня? Я возрожденный мчусь
В лес иль в грот? Где пещера та,
Что услышит, как я Цезаря славного

Блеск извечный стихом своим
Воздымаю к звездам, к трону Юпитера?
Небывалое буду петь
И доселе никем в мире не петое!

Как Вакханка, восстав от сна,
Видя Герб пред собой, снежную Фракию
И Родоп, что лишь варварской
Попираем стопой, диву дивуется,

Так, с пути своего сойдя,
Я на берег дивлюсь и на пустынный лес.
Вождь Наяд и Менад, легко
Дуб высокий рукой в миг исторгающих,

Петь ничтожное, дольнее
Больше я не могу! Сладко и боязно,
О Леней, за тобой идти,
За тобою, лозой лоб свой венчающим.

Девицам долго знал я, чем нравиться,
И долго службу нес не без славы я, —
Теперь оружие и лиру
После побед их стена та примет.

Что охраняет образ Венеры нам.
Сюда, сюда вы яркие факелы
Несите и воротам крепким,
Грозные ломы, а также луки.

О золотого Кипра владычица
И Мемфа, снега вечно лишенного,
Царица вышняя! Бичом ты
Раз хоть коснись непокорной Хлои!

Пусть злочестных в путь поведут приметы
Злые: крики сов или сук брюхатых,
Пусть на них лиса, что щенилась, мчится,
Или волчица;

Пусть змея им путь пресечет начатый
Сбоку, как стрела, устремясь, коней им
Вдруг спугнет. А я, за кого тревожусь,
Буду молиться;

Ворон пусть, вещун, от восхода солнца
С криком к ней летит перед тем, как птица,
Вестница дождей, возвратится к лону
Вод неподвижных.

Счастливо живи, Галатея, всюду,
Где тебе милей; и меня ты помни.
Пусть тебе в пути не грозит вор_о_на,
Дятел зловещий.

Все ж смотри: спешит Орион, спускаясь
С бурей, – знаю я, чего ст_о_ит темный
Адрия залив, как Иапиг ясный
Вред причиняет.

Жены пусть врагов и их дети взрывы
Ярости слепой испытают Австра,
Ропот черных волн и удары бури
В берег дрожащий.

Смело так быку-хитрецу доверив
Белое, как снег, свое тело, в страхе
Море вдруг узрев и зверей, – Европа
Вся побледнела.

Лишь вчера цветы на лугу сбирала,
Сплесть спеша венок, по обету, Нимфам, —
Ныне зрит вокруг в полусвете ночи
Звезды и волны.

Лишь ступив ногой на стоградный остров
Крит, она рекла: «О отец! Мне стало
Чуждо слово «дочь» – мою честь сгубило
Страсти безумье.

Где была? Куда я пришла? Ведь мало
Деве, павшей, раз умереть… Проступок
Гнусный, слезы – явь то иль мной, невинной,
Призрак бесплотный

Зло играл: за дверь из слоновой кости
Вырвясь, сон навел. Разве лучше было
Морем долго плыть, чем в зеленом поле
Рвать мне цветочки?

Будь сейчас он здесь, этот бык проклятый,
Я б его мечом изрубила в гневе,
Я б ему рога обломала, был хоть
Мил так недавно.

Стыд забыв, ушла от родных Пенатов;
Стад забыв, я в Орк не спешу. О, если
Внемлет бог какой, – среди львов я голой
Пусть бы блуждала.

Раньше, чем со щек худоба лихая
Сгонит красоту и добычи нежной
Выпьет соки все, – я прекрасной жажду
Тигров насытить.

Вот отец корит, хоть далек он: «Чт_о_ ж ты
Медлишь смерть избрать себе? Видишь – ясень?
Можешь ты на нем удавиться, – благо
Пояс с тобою.

Если же в скалах, на утесах острых
Смерть тебя прельстит, то свирепой буре
Вверь себя. Иль ты предпочтешь – царевна —
Долю наложниц?

Шерсти прясть урок для хозяйки, грубой
Варвара жены?..» Между тем Венера
Внемлет ей, смеясь вероломно с сыном —
Лук он ослабил.

Всласть натешась, ей говорит: «Сдержи ты
Гневный пыл и ссор избегай горячих —
Даст тебе рога ненавистный бык твой,
Даст изломать их.

Ты не знаешь: бог необорный – муж твой,
Сам Юпитер. Брось же роптать, великий
Жребий несть учись: ты ведь части света
Имя даруешь».

Что другое в Нептунов день
Делать мне? Ты достань, Лида, проворнее
Из подвала цекубское,
И конец положи думе назойливой.

Видишь: полдень склоняется,
Ты же, словно и впрямь день окрыленный спит,
Медлишь вынуть из погреба
В нем застрявший кувшин времени Бибула.

В сменной песне Нептуна я
Воспою, Нереид кудри зеленые.
Ты на лире изогнутой
Про Латону споешь, про Стреловержицу;

Под конец мы восславим ту,
Что над Книдом царит и над Цикладами,
И на Паф с лебедей глядит, —
По заслугам и Ночь будет восславлена.

Царей тирренских отпрыск! Тебе давно
Храню, не тронув, с легким вином кувшин
И роз цветы; и из орехов
Масло тебе, Меценат, на кудри

Уже отжато: вырвись из уз своих —
Не век же Тибур будешь ты зреть сырой,
Над полем Эфулы покатым
Зреть Телегона-злодея г_о_ры.

Покинь же роскошь ты ненавистную,
Чертог, достигший выси далеких туч;
В богатом Риме брось дивиться
Грохоту, дыму и пышным зданьям;

Богатым радость – жизни уклад сменять;
Под кровлей низкой скромный для них обед
Без багреца, без балдахина
Часто морщины со лба сгонял им.

Уж Андромеды светлый отец Кефей
Огнем блистает: Малый бушует Пес
И Льва безумного созвездье;
Знойные дни возвращает Солнце.

С бредущим вяло стадом уж в тень спеша,
Пастух усталый ищет ручей в кустах
Косматого Сильвана; смолкнул
Брег, ветерок перелетный замер.

Тебя заботит, лучше какой уклад
Для граждан: ты ведь полон тревог за Рим;
Готовят что нам серы, бактры,
Киру покорные встарь, и скифы.

Но мудро боги скрыли от нас исход
Времен грядущих мраком густым: для них
Смешно, коль то, что не дано им,
Смертных тревожит. Что есть, спокойно

Наладить надо; прочее мчится все,
Подобно Тибру: в русле сейчас своем
В Этрусское он море льется
Мирно, – а завтра, подъявши камни,

Деревья с корнем вырвав, дома и скот —
Все вместе катит: шум оглашает вкруг
Леса соседние и горы;
Дразнит и тихие реки дикий

Разлив. Проводит весело жизнь свою
Как хочет тот, кто может сказать: сей день
Я прожил, завтра – черной тучей
Пусть занимает Юпитер небо

Иль ясным солнцем, – все же не властен он,
Что раз свершилось, то повернуть назад;
Что время быстрое умчало,
То отменить иль не бывшим сделать.

Фортуна рада злую игру играть,
С упорством диким тешить жестокий нрав:
То мне даруя благосклонно
Почести шаткие, то – другому.

Ее хвалю я, если со мной; когда ж
Летит к другому, то, возвратив дары
И в добродетель облачившись,
Бедности рад я и бесприданной.

Ведь мне не нужно, если корабль трещит
От южной бури, жалкие слать мольбы
Богам, давать обеты, лишь бы
Жадному морю богатств не придал

Из Тира, с Кипра ценных товаров груз.
Нет! я отважно, в челн двухвесельный сев,
Доверясь Близнецам и ветру,
В бурю помчусь по волнам эгейским.

Создан памятник мной. Он вековечнее
Меди, и пирамид выше он царственных.
Не разрушит его дождь разъедающий,
Ни жестокий Борей, ни бесконечная

Цепь грядущих годов, в даль убегающих.
Нет, не весь я умру! Лучшая часть моя
Избежит похорон: буду я славиться
До тех пор, пока жрец с девой безмолвною

Всходит по ступеням в храм Капитолия.
Будет ведомо всем, что возвеличился
Сын страны, где шумит Ауфид стремительный,
Где безводный удел Давна – Апулия,

Эолийский напев в песнь италийскую
Перелив. Возгордись этою памятной
Ты заслугой моей и, благосклонная
Мельпомена, увей лавром чело мое!

Ты, Венера, через долгий срок
Вновь войну начала? Сжалься, прошу, прошу!
Я не тот, что под игом был
У Цинары моей кроткой! Ты сладостных

Купидонов мать грозная,
Перестань гнуть меня, ныне бесстрастного,
Десять лустр пережившего,
Властью нежной! На зов юношей трепетный

Снизойди, – к Павлу Максиму
На крылах лебедей, пурпуром блещущих,
Ты взнесись с шумной свитою,
Если хочешь зажечь сердце достойное.

Знатен он и собой красив,
И готов постоять за обездоленных.
Всем искусствам обученный,
Далеко пронесет он твой победный стяг.

И когда над соперником
Верх возьмет, превзойдя щедрого щедростью.
У Албанского озера,
Под кедровым шатром, образ твой мраморный

Он воздвигнет, – ты будешь там
Дым курений вдыхать и веселить свой слух
Лирой и берекинтскою
Флейтой, к ним примешав звуки свирельные.

Дважды в день пред тобою там
В пляске будут ходить отроки с девами,
И во славу твою трикрат
Бить о землю стопой, бить, точно Салии.

Мне же девы и отроки
Чужды; больше надежд нет на взаимную
Силу страсти; пиры претят;
И чела не хочу я обвивать венком.

Но увы! почему слеза
По щеке, Лигурин, крадется робкая?
Почему среди слов язык
Так позорно молчит, он, что молчанью враг?

В грезах сонных тебя порой
Я в объятьях держу, или по Марсову
Полю вслед за тобой несусь,
Иль плыву по волнам, ты ж отлетаешь прочь!