Ничего больше - Тодд Анна
Я часто думаю, какой могла быть моя жизнь, останься мама в Мичигане. Смог бы я бросить ее и уехать в Нью-Йорк с Дакотой? Думаю, вероятность моего переезда была бы намного меньше, не будь у нее в Вашингтоне друзей и Кена. Если бы она его не встретила, моя жизнь могла сложиться иначе.
Иногда я думаю, что, за исключением некоторых очевидных вещей, Нью-Йорк не так уж отличается от Сагино. В Манхэттене солнце часто скрывается за облаками, пряча свет от жителей города в небольшой коробочке на пляже где-то на Западном побережье. Я так привык к пасмурному небу во всех городах, где мне случалось жить, что когда здесь, в Бруклине, светит солнце, мои глаза полыхают огнем половину дороги на работу. Я купил солнцезащитные очки и тут же потерял. В Бруклине солнце показывается достаточно часто, и это одна из многих причин, почему я решил жить именно здесь. В сентябре тучи затягивают небо до самого горизонта. Чем дальше вы отходите от многоэтажек, тем солнце ярче.
Невысокий коренастый дядька в нескольких пальто, как капуста, и в шляпе прошел мимо меня по тротуару. Следом толкал корзину для покупок, набитую алюминиевыми банками и пластиковыми бутылками, еще один мужик. На руках у него – грязные, толстые, бывшие когда-то коричневыми перчатки. Клочья седых волос торчат из-под шляпы, сшитой из красно-зеленой шотландки, глаза полуприкрыты, будто время и невзгоды довели его почти до полного изнеможения. Бездомный смотрел прямо перед собой, не обращая на меня внимания, но мое сердце сжалось от боли.
Мне невыносимо тяжело смотреть на нищих, обитающих в некоторых частях города. Я скучаю по маме, мне особенно горько выносить печальный, стыдливый взгляд на обветренном лице уже немолодого человека, сидящего напротив окна банка с картонкой, вынужденного просить деньги на еду. Этого попрошайку должно еще сильнее задевать то, что в здании, у которого он устроился, хранятся миллионы долларов. Каково на пустой желудок смотреть, как люди в костюмах идут мимо на обеденный перерыв и тратят двадцать долларов на салат из злаков, чтобы утолить голод.
В Сагино мало бездомных. У большинства неимущих есть жилье. Снаружи их старые домишки практически разрушены, стены гниют от плесени, а кровати кишат клопами. Но у этих бедняков есть крыша над головой. Многие, кого я знаю в Сагино, вновь и вновь пытаются чего-то добиться, но для жителей города это непростое дело. Родители всех моих друзей были фермерами или всю жизнь трудились на заводе, но за последнее десятилетие позакрывались предприятия, и работы просто не стало. Город не может похвастаться ростом ни в одной отрасли, кроме наркоторговли. Семьям, которые десять лет назад имели достаточно средств на жизнь, сейчас едва хватает на еду. Безработица, преступность и наркомания достигли небывалых уровней. Счастье ушло вместе с работой, и иногда мне кажется, они уже никогда не вернутся.
В этом главное отличие Сагино от Нью-Йорка. Люди связывают с самым крупным городом страны надежды на светлое будущее – и все меняется. Сюда приезжают миллионы людей, руководствующихся исключительно эмоциями. Они надеются на большее. Они хотят больше счастья, больше возможностей, больше впечатлений и – самое главное – больше денег. Улицы переполнены людьми, которые целыми семьями покидают родные места, чтобы строить здесь новую жизнь. Это изумительно.
Мужчины и женщины собирают вещи и переезжают в Нью-Йорк. По статистике – более ста человек в день. Метро работает круглые сутки, всевозможные услуги оказывают двадцать четыре часа семь дней в неделю – и никаких громоздких пикапов и тракторов, занимающих половину дороги, как в Мичигане. Небольшие кирпичные муниципальные здания, которые мы в Сагино называли «центр», не идут ни в какое сравнение с нью-йоркскими пафосными небоскребами.
Поэтому чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что между Нью-Йорком и Сагино нет ничего общего, и это нормально. Может, я пытаюсь найти в них сходство, чтобы убедить себя, что жизнь в этом городе меня не изменит… и что бы ни значило «повзрослеть», я по-прежнему останусь собой, даже когда стану старше. С единственной разницей – в возрасте.
Телефон снова затрезвонил. Я увидел имя мамы, высветившееся дважды, мое сердце забилось чаще. Но прочитал эсэмэски и расслабился. В одной была ссылка на статью об открытии в Торонто тематического бара, посвященного Гарри Поттеру, а в другом сообщении – новые данные о весе моей младшей сестры. Она пока маленькая, но маме осталось еще четыре недели. Надеюсь, последнего месяца будет достаточно, чтобы Эбби подросла до нормы.
Я представил себе младшую сестру, сморщенную, с розовой лентой на голове, с протянутыми короткими пухлыми ручками, и рассмеялся. Понятия не имею, каково быть старшим братом, особенно в моем возрасте. Я слишком взрослый, чтобы иметь что-то с ребенком общее, но хочу стать самым лучшим братом, таким, которого не хватало в детстве самому. Для мамы и Кена все изменится, когда дома появится малыш, ведь другие их дети выросли и в конечном итоге покинули гнездо. Мама постоянно говорила, что ждет не дождется, когда дом будет принадлежать только ей, но я знаю, что ей без меня одиноко. Мы всегда были вместе – и в радости, и в горе.
Я ждал, пока светофор переключится и покажет белый светящийся силуэт. Мне чертовски повезло с мамой. В моем детстве она ни разу не усомнилась в моих поступках и поддерживала все прихоти. Она была из тех матерей, которые заодно с детьми оденутся в костюмы за несколько месяцев до Хэллоуина. Она говорила, что если захочу, я могу жить даже на Луне. В детстве я часто задавался вопросом, можно ли добежать до Луны, если бежать достаточно быстро. Иногда я очень этого хотел.
Свет переключился; я заметил девушку, которая с трудом переходила улицу, настолько высокими были ее каблуки. Не понимаю, почему женщины подвергают себя такой пытке, чтобы выглядеть выше. Светофоры на перекрестках здесь переключаются быстро, обычно оставляя пешеходам меньше тридцати секунд. Я быстро написал маме ответ, пообещал перезвонить вечером. Решил почитать о баре позже и сунул телефон обратно в карман.
Мне всегда очень хотелось побывать в Торонто – это всего лишь в часе лета отсюда, возможно, соберусь туда на зимних каникулах. Скорее всего, придется отправиться в поездку одному. Безумная часть меня внезапно предположила, что я могу взять с собой Нору, – ей будет интересно попутешествовать, бьюсь об заклад. Мне, впрочем, кажется, что она повидала больше моего. Даже не зная ее толком, думаю, что она поездила по миру или просто знает о нем больше, чем я. Это единственный учебник, который может научить. Я – живое доказательство. Я люблю путешествовать и надеюсь, что вскоре…
Но почему я представляю себя с Норой на тропическом пляже? Она в крошечном бикини, ее полные ягодицы выглядывают из трусиков. Я едва знаю Нору, но не могу выкинуть ее из головы.
В магазине на первом этаже моего дома никогда не бывает людно, и иногда мне жаль продавщицу Эллен, юную русскую девушку. Мне не по себе, что она сидит там ночью одна. Когда я вошел, зазвякал дверной колокольчик, и Эллен вынырнула из толстенного учебника, одарив меня вежливой улыбкой. Ее короткие волнистые волосы собраны тонким обручем под цвет красного свитера с маленькими белыми горошинами.
– Привет, – поздоровалась она, когда я осматривал дальний отсек холодильника в поисках молока.
– Привет, Эллен, – ответил я, проверяя дату на пакете, потому что мне не раз попадались продукты с истекшим сроком годности. Потом поискал синий гаторейд, чтобы предложить его Норе в следующий раз, когда она придет, но его не оказалось. У меня есть время, так что я просто схожу в ближайший магазин.
Второй раз за сегодня мне бы пригодился один из пакетов, запас которых Тесса держит около двери. Она ратует за отказ от использования пластика, и каждый раз, открывая дверь, я выслушиваю лекцию о вреде, который полиэтиленовые пакеты наносят окружающей среде. Эта женщина смотрит слишком много документальных фильмов. Вскоре она объявит бойкот тем, кто носит обувь, или еще типа того.
