Лотерейный билет № 9672 - Верн Жюль Габриэль

Страны эти настолько разобщены и морально и политически, что королю Швеции — в ту пору Оскару II [66] — приходилось после коронации в Стокгольме проводить ту же церемонию в Тронхейме, древней столице Норвегии. Что же касается деловых отношений со шведами, то норвежцы и здесь оставались верны себе в сдержанности, прямо-таки граничащей с презрением: так, например. Банк Христиании весьма неохотно принимал купюры Стокгольмского банка! И наконец, антагонизм [67] между этими двумя народами находит свое высшее проявление в том, что шведский флаг не развевается ни на норвежских зданиях, ни на норвежских судах. Шведам свой флаг — желтый крест на голубом поле, норвежцам — свой, с голубым крестом на багряном фоне.

Итак, Сильвиус Хог был душою и сердцем Норвегии. Он неизменно стоял на страже ее интересов. Например, в 1854 году, когда стортинг обсуждал вопрос об аннуляции [68] поста вице-короля или губернатора, правящего страною от имени короля Швеции, он был среди тех, кто наиболее рьяно поддерживал эту идею и довел ее до победного конца.

Из вышесказанного легко заключить, что если Сильвиус Хог и не пользовался большой любовью на востоке Скандинавии, то уж на западе он был горячо любим повсюду, вплоть до самых отдаленных уголков страны. Его имя гремело над всеми городами Норвегии, от предгорий района Христиании до западных скал Нордкапа. И профессор из Христиании, он же депутат стортинга, был достоин этой истинной, честно заслуженной репутации, которой не могла повредить никакая клевета. Правда, он являл собою истинного норвежца, но норвежца с горячей кровью, живым темпераментом [69] и куда большей решимостью в мыслях и поступках, нежели это свойственно скандинавской флегматической [70] натуре. И это сразу проявлялось в его энергичных движениях, напористой речи, мгновенной реакции. Родись он во Франции, его без колебаний записали бы в «южане», [71] и эпитет [72] этот, если вам угодно принять такое сравнение, был бы вполне к нему применим.

Состояние Сильвиуса Хога позволяло ему вести обеспеченную жизнь, хотя он никогда не скупился на пожертвования для общественных дел. Этот бессребреник заботился в первую очередь не о себе, а о других. Вот почему высокие должности не прельщали его. Сильвиусу Хогу вполне хватало депутатского кресла. К большему он не стремился.

В настоящий момент Сильвиус Хог пользовался трехмесячным отпуском, намереваясь отдохнуть после утомительного года работы по законотворчеству. Вот уже полтора месяца, как он покинул Христианию с целью пройти пешком весь край, включающий в себя Тронхейм, Хардангер, Телемарк и округа Конгсберга и Драммена. Ему хотелось изучить эти незнакомые доселе провинции, соединив, таким образом, приятное с полезным.

Сильвиус Хог уже частично ознакомился с этими местами, и вот тут-то, возвращаясь из северных округов, он и решил посетить знаменитый водопад, одно из чудес Телемарка. Путешествуя между Тронхеймом и Христианией, он одновременно изучал еще только зарождавшийся проект строительства железной дороги; покончив с этим, он попросил нанять ему гида, чтобы тот проводил его в Дааль. Этого-то гида он и рассчитывал встретить на левом берегу Маана. Но, движимый нетерпением и восторгом перед живописными окрестностями Maristien, он отважился в одиночку на рискованный спуск. Какая опрометчивость! Она едва не стоила ему жизни. И нужно сказать, что, если бы не Жоэль и Гульда Хансены, путешествие Сильвиуса Хога скорее всего завершилось бы в бездне Рьюканфоса.

Глава Х

Население скандинавских стран весьма образованно не только в городах, но и в сельской местности. Образование это отнюдь не ограничивается умением читать, писать и считать. Норвежский крестьянин всему учится с удовольствием, и ум его открыт самому широкому спектру [73] знаний. Он живо интересуется положением своей страны, принимая самое активное участие в ее политической и общественной жизни. Люди такого сорта составляют большинство депутатов стортинга. Иногда они являются на заседания в национальных костюмах своей провинции. Их высказывания часто и вполне справедливо цитируются, ибо они подсказаны мудростью, практической сметкою, верным, хотя и несколько флегматичным восприятием действительности и, главное, честностью и неподкупностью.

Итак, неудивительно, что имя Сильвиуса Хога было известно во всей Норвегии и произносилось с величайшим почтением повсюду, вплоть до описываемой нами отдаленной и не очень-то цивилизованной провинции Телемарка.

Поэтому фру Хансен, принимая столь именитого гостя, сочла себя обязанной подчеркнуть, какая для нее большая честь — оказать ему гостеприимство хотя бы на несколько дней.

— Не знаю, делает ли вам честь мое пребывание здесь, фру Хансен, — отвечал ей Сильвиус Хог, — но знаю наверняка, что мне оно доставляет удовольствие. Я давно уже слышал от своих учеников похвалы вашей прекрасной гостинице в Даале. Вот почему и сам намеревался отдохнуть у вас недельку. Но, клянусь Святым Олафом, я хотел прибыть сюда на двух ногах, а не на одной!

И добряк Сильвиус сердечно пожал руку хозяйке гостиницы.

— Господин Сильвиус, — предложила Гульда, — если желаете, мой брат привезет вам доктора из Бамбле.

— Дóктора?! Милая Гульда, вы, верно, хотите, чтобы вместо одной ноги я лишился сразу двух?

— Ох, господин Сильвиус, что вы такое говорите!

— Дóктора! Почему бы уже не доставить сюда моего друга, самого доктора Бека из Христиании?! И все из-за какой-то пустяковой царапины!

— Даже царапина, если она плохо залечена, может причинить серьезные неприятности, — заметил молодой человек.

— Ах, вот как, Жоэль! Ну-ка, скажите, почему это вам угодно, чтобы у меня были серьезные неприятности?

— Боже сохрани, господин Сильвиус, мне вовсе это не угодно!

— Ладно, ладно. Бог вас сохранит, и меня тоже, и весь этот дом фру Хансен, а уж если наша милая Гульда соблаговолит поухаживать за мною…

— Ну конечно, господин Сильвиус!

— Вот и прекрасно, друзья мои! Через четыре-пять дней от моей раны и следа не останется. Да и как ей не зажить в такой уютной комнате! Где еще так приятно лечиться, как не в чудесной гостинице Дааля!

А какая удобная кровать и какие замечательные изречения над нею! — куда лучше тех ужасных максим, [74] что развешаны у нас на факультете! А какой изумительный вид из окна открывается на долину Маана! Журчание его вод доносится даже сюда, к моему алькову! [75] А какой аромат источают эти старые деревья, весь дом полон благоуханием их листвы! А как чист и прозрачен горный воздух! Вот он — самый лучший целитель! Стоит лишь отворить окно, и он тут как тут, свежий, живительный, а главное, не в пример докторам, не сажает нас на диету!

Ах, этот Сильвиус Хог! Он был так весел, так беззаботно шутил, что, казалось, вместе с ним в дом вошла хоть малая толика счастья. По крайней мере, таково было впечатление брата и сестры, которые, держась за руки, слушали его, позабыв на миг о своих печалях.

Сперва профессора поместили в комнате на первом этаже. И теперь, сидя в большом кресле и положив раненую ногу на скамеечку, он предоставил ее заботам Гульды и Жоэля. Но велел им лишь промыть рану холодной водой да наложить повязку, вот и все. Да и требовалось ли ему что-нибудь большее?

— Превосходно, друзья мои, превосходно! — повторял он. — Не следует злоупотреблять лекарствами! Не забывайте, что без вашей помощи мне пришлось бы познакомиться с красотами Рьюканфоса куда ближе, чем хотелось бы. Я бы камнем скатился в пропасть, прибавив к легенде Марииного камня свою собственную, а ведь мне-то спешить было совсем ни к чему. Меня не ждала невеста на другом берегу, как злосчастного Эстейна!