Год, когда мы встретились - Ахерн Сесилия
Вокруг меня царит непонятная тишина. Я вдруг осознаю, что все это время наблюдала за тобой, затаив дыхание. Ложусь в полном смятении.
Я разочарована.
В субботу у меня гости. Нас восемь человек, все мои самые близкие. Бьянки нет, она осталась дома с новорожденным, но Тристан пришел. Он засыпает в кресле у камина еще до того, как мы садимся за стол. Там мы его и оставляем, не стоит тревожить беднягу.
Разговор крутится в основном вокруг младенцев, которыми почти все мои друзья уже успели обзавестись. Я не против, для разнообразия и эта тема сгодится. Узнаю много нового о желудочных коликах. Делаю заинтересованное лицо, когда возникает дискуссия: пеленать или не пеленать детей на ночь. Свобода воли, а он себя будит, размахивая ручками, ну и пусть, ограничивать нельзя… Переходим к проблеме первого прикорма. Овощи или фрукты? Можно ли давать киви в восемь месяцев? Папа даже гуглит это в Интернете.
Полчаса кряду Каролина рассказывает мне на ухо, чем отличается секс с ее новым любовником от секса с «этой скотиной», в смысле бывшим мужем. И эта тема сойдет для разнообразия. Ведь это жизнь, и мне она интересна. Затем разговор переключается на меня и мою работу, и, хоть все они друзья, которых я нежно люблю, рассказать им правду я не могу. Поэтому сообщаю, что наслаждаюсь неожиданной свободой, к тому же – завидуйте все! – еще и оплаченной. Они весело смеются, когда я рисую картины своей счастливой жизни: валяюсь на диване, книжки почитываю, а денежки капают. Но это одно сплошное притворство, и мне нелегко дается эта роль – беспечной лентяйки, довольной своим положением. Вранье, все вранье от первого до последнего слова.
И тут я слышу шум твоего джипа. Интересно, в каком состоянии ты заявился сегодня? Я никому не рассказывала о твоих ночных эскападах. Не знаю почему. Ведь такая прекрасная сплетня пропадает, все с огромным интересом бы послушали, я уверена. Ты же знаменитость, это всегда придает подобным историям особую пикантность. Но у меня язык не поворачивается. Как будто это моя личная сокровенная тайна. Как будто я тебя оберегаю, черт его поймет почему. Наверное, я слишком всерьез воспринимаю все, что имеет к тебе отношение, чтобы сделать это предметом застольных шуток. У тебя дети, от тебя только что жена ушла. И я ненавижу тебя, мне, понимаешь, не до смеха.
Встаю и задергиваю занавески, чтобы никто не мог тебя ненароком увидеть.
Слышу, как ты чем-то грохочешь, но это проходит незамеченным – за столом живо обсуждают разницу между мужской и женской стерилизацией. Одни стоят за перевязывание фаллопиевых труб, а другие – за вазэктомию. Я вскользь замечаю, что предпочла бы второе, и все хохочут, но я не собиралась шутить, просто не могу сосредоточиться и постоянно прислушиваюсь к тому, что происходит на улице. А там странным образом тихо, и это меня нервирует еще больше. Я все жду, что ты выкинешь какой-нибудь дикий номер, тебя услышат, пойдут посмотреть, в чем дело, начнут смеяться или, того хуже, захотят помочь. И ты перестанешь быть моим личным секретным достоянием. Да, это странно, но только я одна знаю, что с тобой. И никому не хочу ничего объяснять.
Собираю десертные тарелочки, Каролина мне помогает, и мы уходим на кухню. Вообще вечер удался – всем весело, атмосфера замечательная, и Тристан, тихо прожаривающийся у камина, отлично дополняет картину.
Пользуясь случаем, Каролина в самых скабрезных подробностях описывает мне, что они вытворяют с ее новым приятелем. По идее я должна бы быть шокирована, именно этого она от меня и ждет, но я реагирую вяло, мои мысли не то чтобы далеко, но и не здесь. Через дорогу.
Наконец Каролина удаляется в туалет, и у меня есть возможность тихо улизнуть. Беру письмо, твой ключ, набрасываю пальто и выскальзываю за дверь.
Переходя через улицу, вижу, что ты в палисаднике. Сейчас около одиннадцати, ты сегодня что-то рано. О, ты оказывается, ужинаешь: вижу, как ты ешь прямо из бумажного пакета. Фастфуд не полезен, особенно в твоем возрасте.
Ты замечаешь меня и пристально на меня смотришь. По спине бегут противные мурашки, но это не от холода, во мне довольно много горячительного. Это от неловкости. Подхожу к столу.
– Привет.
Ты смотришь равнодушно, чтобы не сказать – пренебрежительно.
Никогда не видела тебя трезвым, в смысле вблизи. Впрочем, пьяным я тебя тоже вижу только на расстоянии. Когда мы общались вчера утром, ты был где-то между этих двух состояний. А сейчас двенадцатый час ночи, на улице плюс три, ты ешь какую-то дрянь из бумажного пакета, сидя перед домом в саду, и воздух вокруг тебя насыщен винными парами. Сомневаюсь, что ты в здравом уме.
– Привет, – роняешь ты.
Что ж, могло быть хуже.
– Доктор Джеймсон просил вам передать вот это, – протягиваю тебе конверт.
Ты забираешь его и, не глядя, бросаешь на стол.
– А что, док уехал?
– Он сказал, что племянник пригласил его погостить, в Испанию.
– Да ладно? – оживляешься ты. – Давно пора.
Я удивлена. Не знала, что вы с доктором Джеймсоном так близко знакомы. То есть из твоих слов не следует, что вы прям друзья, но все же явно общаетесь.
– Знаете, у дока жена умерла давно, лет пятнадцать назад. Потом брат и его жена тоже умерли. Так что этот племянничек с семьей – вся его родня. А он ни разу не приехал навестить дядю и его к себе никогда не звал. – Видно, что тебя это возмущает. И ты громко рыгаешь, вероятно, от избытка чувств. – Пардон.
– О, – только и нашлась я что сказать в ответ.
– Вы ведь напротив живете, точно?
Я растерянно молчу. То ли ты прикидываешься, то ли правда забыл, что произошло вчера. Черт тебя разберет.
– Точно-точно. Вы из третьего дома.
– Да. – Глупо же отпираться.
– Мэтт. – Ты протягиваешь мне руку.
Что это – шанс начать все с чистого листа? Или очередная вздорная выходка и ты в последнюю секунду уберешь руку и высунешь язык? Но, если ты и правда ничего не помнишь, значит, у меня вновь появился шанс поговорить с тобой о том, что гложет меня уже столько лет.
– Джесмин. – Я протягиваю тебе руку в ответ.
Ну вот мы и ударили с дьяволом по рукам. Впрочем, для дьявола рука у тебя слишком холодная.
– Доктор Джеймсон мне еще ключ отдал от вашей входной двери. Ваша жена сделала два запасных – ему и мне.
Ты недоверчиво разглядываешь ключ, потом отрицательно мотаешь головой.
– Пускай лучше у вас побудет.
– Как скажете. Вы точно не против?
– С чего это мне быть против?
– Ну, вы же меня не знаете. В общем, можно открыть дверь и пойти домой.
Ты чуть склоняешь голову набок и медленно изучаешь меня с ног до головы. И что я должна делать? Ты явно не собираешься трогаться с места. Ладно, сама открою.
– У вас праздник? – спрашиваешь ты, когда я возвращаюсь к столу. Киваешь на припаркованные у моего дома машины.
– Нет, просто друзья в гости зашли.
Вот черт. Ты тут на морозе гамбургеры ешь, а у меня застолье. Что, я должна тебя пригласить? Да ни за что. Я тебя знать не знаю и вообще ненавижу с семнадцати лет. Не могу я тебя пригласить.
– Чего это вы у себя в саду затеяли?
– Хочу травой его засеять.
– И за каким?..
– Хороший вопрос, – мрачно ухмыляюсь я.
Ты берешь со стола конверт.
– Прочитаете мне, что там?
– Нет.
– Почему – нет?
– А вам почему бы не прочитать?
– Не разберу ни хрена.
Вовсе не так уж ты пьян. Вон как складно разговариваешь. Это профессиональное, не иначе.
– И потом, я очки дома забыл.
– Нет. – Я решительно убираю руки за спину. – Это личное письмо.
– С чего вы взяли?
– Оно вам адресовано.
– Ну и что? Может, это очередная затея дока. Зовет на барбекю, по-соседски.
– Точно. В январе.
– Ну, тогда устраивает прием… на дому. «Прием соседей, страдающих алкоголизмом, вне очереди». – Тебе кажется, что это очень остроумно, и ты хрипло, цинично смеешься.
– Он сказал, что это от вашей жены.