Гарриэт Лейн - Элис. Навсегда
Даже Оливер заметно задергался. По крайней мере последние недели он не только старается являться вовремя на работу, но и терпеливо дожидается, когда уедет домой Мэри. То есть старательно прикрывает задницу, как поступают люди, чувствующие свою уязвимость.
В понедельник утром, как только Мэри прибывает на пятый этаж, Оливер подходит к моему столу с последним выпуском нашей газеты, которую заранее развернул на одной из полос книжного обозрения. Газету он бросает поверх моей клавиатуры и тычет пальцем в рецензию на новый роман Джейн Коффи, а если точнее – то в опечатку, которую я умудрилась проглядеть.
– Ну и как это понимать, Фрэнсис? Такой «ляп»! – восклицает он громко, чтобы его слышали не только в нашем отделе, но и соседи из отделов телевидения и путешествий. – Ты мне испортила воскресенье. Черт знает что такое!
Я уверена, что «телевизионщики» и «путешественники» навострили уши и переглядываются, заранее наслаждаясь перспективой стать свидетелями, как выволочку для разнообразия получат не они сами, а кто-то другой.
Меня начинает подташнивать, что происходит, когда я пропускаю ошибку в тексте. В подобной ситуации лучше не вступать в препирательства, а признать свою вину, хотя этого не произошло бы, пришли Оливер свою рецензию вовремя, а не в самый последний момент, и не поленись он сам перечитать написанное, прежде чем сдавать в печать. Но это сейчас прозвучит как жалкое оправдание. Я беру газету, смотрю на указанную строку и говорю:
– Извини. Сама не понимаю, как такое могло случиться.
Но Оливеру этого мало. Он уже набирает в легкие побольше воздуха, чтобы приступить ко второму раунду разноса. Неожиданно Мэри отрывает взгляд от письма и размеренным тоном, но с точно рассчитанной громкостью, чтобы ее услышали все, выдает:
– Фрэнсис не обязана нянчиться с тобой, Оливер. Ей хватает других авторов, отнимающих у нее много времени, но это главным образом внештатные сотрудники. А потому ты бы облегчил жизнь нам всем, если бы сам выверял тексты, закончив их писать, и сдавал в положенные сроки.
Она мило улыбается ему и возвращается к своей работе.
Оливер несколько секунд торчит у моего стола, растерянный и напуганный. От унижения по его шее и щекам быстро расползаются багровые пятна.
– Да, верно, я все понял, – бормочет он, забирает газету и поворачивается в сторону своего стола. – Я сам виноват. Прости, Фрэнсис. Больше не повторится.
Я смотрю в сторону соседних отделов и вижу, как Том из «путешествий» показывает мне оттопыренный вверх большой палец и беззвучно, одними губами произносит:
– Придурок.
– Кстати, Фрэнсис, – добавляет Мэри. – Хорошая рецензия. Спасибо.
После этого Оливер ведет себя предельно дружелюбно. По крайней мере в присутствии Мэри. Он заглядывает мне в лицо, положительно отзывается о написанной мной статье и обращается за советом по поводу вводных фраз и заголовков.
Пару раз неожиданно подняв голову, я замечаю, что он наблюдает за мной. Оливер сразу отворачивается, и мы продолжаем делать вид, будто ничего не случилось.
Через несколько недель Полли присылает мне на сотовый телефон сообщение, что все обстоит плохо, и ей хотелось бы как-нибудь утром встретиться за чашкой кофе. Я отправляю ответ, предлагая для встречи свой выходной день и ожидая, что она пригласит меня в расположенное рядом с ее домом кафе «Неро». Но Полли пишет, что заказала на одиннадцать часов столик в «Уолсли».
Я приезжаю заранее и гуляю по Грин-парку, чтобы явиться чуть позже назначенного времени. Почему-то я уверена, что Полли тоже опоздает. Первые ростки свежей травы пробиваются под деревьями, а небо такой голубизны, что сердце заходится от радости, и все в этой жизни кажется возможным. Служители парка расставляют шезлонги – впервые в этом году. Я наблюдаю, как дама в темно-синем жакете и желтовато-белых туфлях ставит на землю большую кожаную сумку и достает из нее крохотного пекинеса. Тот начинает обнюхивать травку с таким видом, будто ему неведомо, что это такое. С противоположной стороны парка вдоль Пэлл-Мэлл работают машины с гидравлическими подъемниками, устанавливая на фонарные столбы флаги какой-то страны к очередному государственному визиту.
Я выхожу из парка, пересекаю улицу, попадая в толпу туристов, направляющихся в королевскую картинную галерею, и нахожу вход в ресторан, который настолько неприметен, что легко и мимо пройти. Распознаются лишь небольшая бронзовая вывеска и шторы, плотно прикрывающие окна, как затемнение военных времен. Швейцар делает шаг навстречу и улыбается, словно мое лицо ему знакомо. Двери открываются, и я прохожу внутрь, где в первую секунду теряюсь в тусклом и вообще едва различимом освещении. Но глаза быстро привыкают к темноте, и я начинаю видеть окружающую меня обстановку. Честно говоря, я не знала, чего мне ожидать, а помещение оказывается впечатляющим, как старинный собор.
Девушке я называю фамилию Полли, и она, даже не заглядывая в бумаги, восклицает:
– Добро пожаловать, мисс Торп! Мисс Кайт уже вас ждет.
Снаружи может вовсю светить утреннее солнце, но здесь, благодаря темной полировке мебели и небольшим настольным лампам под черными абажурами, царит вечный вечер. Зал почти полон, и хотя многие посетители пришли сюда, чтобы обсудить дела, в воздухе ощущается праздничная и даже чуть фривольная атмосфера. Здесь витают светские сплетни и слухи. И, естественно, деньги. Это место просто пропитано запахом больших денег.
Небольшая компания женщин в дорогих драгоценностях проводит время, попивая коктейли «Кровавая Мэри». Промышленный магнат смеется над шуткой вместе с владельцем крупной газеты. В одиночестве сидит только заросшая густой щетиной кинозвезда в шортах – с аппетитом поедая омлет, актер делает карандашом пометки на полях рукописи.
Следуя за девушкой по черно-белому мрамору пола между столиками, сияющими серебряными приборами и хрустальными бокалами, я ощущаю, как посетители машинально оглядывают меня, пытаясь понять, знакомы мы или нет.
Полли, занимающая место в самом центре зала, приподнимается и перегибается через столик, чтобы поцеловать меня в щеку. Выглядит она сегодня по-другому: одета в стиле «Нувель вейг», в вязаное кепи и обтягивающий полосатый свитер, глаза густо подведены, – но я начинаю понимать, что это часть ее натуры и внешний облик может меняться резко и произвольно по одной только прихоти.
– Надеюсь, здесь тебе комфортно? – спрашивает она, делая жест рукой, пока я усаживаюсь на обитое материей сиденье напротив нее. – Мне просто ничто другое не пришло в голову.
– Тут прекрасно, – отвечаю я, разматывая свой пурпурно-красный шарф.
Полли просит принести себе черный кофе и биршермюсли. Я бы предпочла яйца «Бенедикт», но делаю тот же выбор, что и Полли.
– Ты ведь работаешь в газете? В «Обозревателе»? – неожиданно резко обращается ко мне она, когда мы остаемся одни.
– Да.
– Что ж… Знаю, это звучит глупо, но должна просить тебя сохранять конфиденциальность. Во всем, что касается семейных дел и прочего.
– Разумеется, – киваю я, наблюдая, как она ощупывает скатерть, а потом проверяет остроту лезвия ножа. – И вообще, я занимаюсь иного рода журналистикой.
– Хорошо, – произносит Полли, хотя я не уверена, внимательно ли она меня слушала. – Ты же понимаешь, что это из-за папы. В конце концов, он же Лоренс Кайт. Известная личность. «Маэстро слов». Люди питают излишнее любопытство к жизни Лоренса, черт бы его побрал.
– Обо мне можешь не волноваться. Я здесь исключительно ради тебя. Меня не интересует «Маэстро слов».
Полли смотрит на меня и начинает хихикать, а я улыбаюсь, радуясь перемене в ее настроении.
– «Маэстро слов»! – восклицаю я. – Откуда взялся этот вздор?
Полли уже держится руками за живот и заходится в хохоте.
– О Боже! – говорит она, едва ей удается совладать с собой. – Прекрати немедленно. Я так отвыкла от смеха, что даже больно.
– Ладно, – соглашаюсь я, напуская на лицо непроницаемое выражение игрока в покер. – Все! Клянусь! Пусть меня поразят гром и молния, не сойти мне с этого места, если я еще когда-нибудь назову его «Маэстро слов».
Официантка приносит наш заказ.
– Прости, если показалась тебе грубоватой, – произносит Полли, пока нам наливают в чашки кофе. – Просто дома сейчас все ужасно. И мне хотелось с кем-то поговорить, но только с человеком беспристрастным и нейтральным, если ты понимаешь, что я имею в виду.
– Разумеется, – отвечаю, размешивая в миске с мюсли мед.
– Иногда возникает ощущение, будто окружают его шпионы, – продолжает Полли. – Знаю, звучит по-идиотски. Тедди. Мои друзья. Родители моих друзей. Шарлотта. Преподаватели. Они все на его стороне.
– Ты поссорилась с отцом?
Полли морщит носик.
– Ну, «поссорилась» – это слишком громко сказано. Но у нас… Скажем так, у нас с ним в последнее время возникли… определенные разногласия.
