Джонатан без поводка - Розофф Мег

Он не помнил себя менее странным, чем сейчас. Как раз наоборот, по его ощущениям, он всегда был примерно на том же уровне странности, как и сейчас, а может, даже и на более высоком. Если кто-то и менялся, то это Джули. Она становилась все более похожей на стереотипную картинку молодой и амбициозной жительницы Нью-Йорка.

– Прости, – сказал он, взяв ее за руку.

Он очень хотел быть таким, каким она хотела его видеть. Это настолько бы все упростило.

Джули заказала на десерт тонкий блинчик по-французски, и, когда его принесли, оказалось, что он как-то не так выглядит. Она указала на это официанту, который был далеко не француз, и на того было жалко смотреть.

– О, мадам, это по ошибке. Примите мои глубочайшие извинения.

Несмотря на то, что родился он где-нибудь в пригороде Варшавы, фразу про извинения он произнес почти что на французский манер и сгреб со стола десерт с преувеличенно французским достоинством.

Джонатану взгрустнулось, когда забракованный блин унесли на кухню и выбросили. Он ощущал некое единение с этим чуть сморщенным липким существом, которое Джули отвергла. Второй десерт прибыл более румяным, хрустящим и идеальным, и Джули тотчас же впилась в него зубами, а Джонатан сидел и представлял, как бы он взял сейчас с кухни первый блин, принес его домой и окружил любовью и вниманием, которых ему отчаянно не хватало.

Она оплатила счет (интересно, это будет записано в файл?), и они пошли домой. Затем он вывел собак на прогулку, а она взяла в руки книгу. Потом они занялись сексом, завели будильник и заснули.

В три ночи Джонатану в лицо уткнулся чей-то нос. В этот момент ему как раз снилась девушка в баклажановом платье, и он потянулся к ней, лаская ее божественные баклажановые спаниэльи уши.

– Чего тебе? – прошептал Джонатан. – Хочешь на улицу?

Но Сисси не это было нужно. Она просто любяще улыбнулась ему и исчезла в темноте.

«Это она так радуется, – подумал Джонатан. – Она так хочет пойти завтра со мной на работу, что от наплыва эмоций не может уснуть. Все, вельтшмерцу конец, мы все найдем общий язык и будем жить счастливо».

Рядом тихо спала Джули Корморан. Ее волосы разметались по подушке, как перья красивой темной птицы. Джонатан тихо выскользнул из постели и остаток ночи провел за столом, работая над новой главой «Ада».

Когда в семь прозвонил будильник, он вернулся в постель и лег рядом с Джули. Она инстинктивно прижалась к нему, и он подумал, неужели что-то еще может иметь значение, когда рядом – мягкое теплое тело Джули. «Я стану лучше, – решил он. – Я сделаю все, чтобы у Джули со мной все получилось. У нее и у собак. И у «Комрейд». Все будет хорошо».

Но на душе у него скребли кошки. Он только притворялся образцовым бойфрендом, только делал вид, что проживает реальную жизнь. Работа вообще была сплошным недоразумением, слишком серьезным, чтобы над ним смеяться. Как он докатился до такой жизни? Когда он станет самим собой?

И какой он, когда «сам собой»?

Утром Джонатан повел собак на работу. Добираться пешком было гораздо дольше, чем на велосипеде, но зато он мог смотреть по сторонам, глазеть на витрины, улыбаться прохожим (особенно тем, кто восхищался его собаками), и у него появилось дополнительное время для раздумий. Он одновременно и скучал по ощущению полета, и наслаждался неспешным ходом. Велосипед давал ему скорость, адреналин, но, возможно, ему нужна эта остановка, возможно, это пойдет ему на пользу.

У двери «Комрейд» он запаниковал. Вдруг Грили забыл о своем приглашении? Вдруг собаки здесь никому не нужны?

Но Грили встретил их очень тепло, достал откуда-то коробку жевательных органических оленьих рогов и предложил положить их замшевые подстилки в небольшую нишу за столом Джонатана.

– Там будет их маленькое убежище, – сказал Грили. – А если они захотят общения, то весь офис в их распоряжении.

Собаки произвели эффект разорвавшейся бомбы.

Когда Уэс вышел с совещания с Эдом в состоянии крайнего психического напряжения, Сисси села около него, положила ему голову на колени и виляла своим хвостом-обрубком до тех пор, пока он не расслабил сжатые челюсти. Данте практиковал более строгую форму любви, прерывая затянувшиеся совещания и сопровождая сотрудников к их рабочим местам.

В офисе не каждый любил собак, но всем нравились твердость и уверенность Данте и мягкий взгляд Сисси. Всем, кроме Эдуардо, который поначалу был в ярости от того, что животные оказались в офисе без его согласия (а – что еще хуже – с согласия его ассистента, тоже нанятого практически без его согласия), а потом поинтересовался, почему карме не хватало одной собаки. А узнав, что владелец – Джонатан и что собаки не модных пород, он в бешенстве вышел из комнаты.

– И это даже не борзая? И не французский бульдог?

Когда Грили заверил его, что это не борзая и не французский бульдог, Эд нахмурился.

– Давайте тогда заведем борзую и бульдога!

– Спаниэли привлекают в офис энергию и энтузиазм, – терпеливо объяснял Грили. – А бордер-колли – самая умная порода. Он станет отличным примером для сотрудников.

– Здесь он точно деградирует, если он и вправду так умен, – сказал Макс, подавшись к Джонатану.

Но Данте ничуть не возражал. В перманентном хаосе рекламного агентства обе собаки чувствовали себя как дома.

Учитывая многолюдность офиса, Данте и Сисси понадобилось несколько дней, чтобы освоиться на новом месте. Сисси с ее тонким чутьем безошибочно выбрала главного человека и повторяла за Грили все его действия: вставала, когда вставал он, лежала у него в ногах и позволяла себе вздремнуть, только когда становилось понятно, что Грили какое-то время не двинется с места. Данте же выбрал себе место рядом с переговорной, откуда хорошо просматривались все офисные перемещения. Он лежал с открытыми глазами, положив голову на лапы, и следил за своим стадом, зорко подмечая, кто отвлекся, кого нужно подтолкнуть, а кто рискует стать жертвой хищников.

Макс нагнулся к Сисси.

– Ты же у нас настоящая красавица, да? Да, ты самая красивая на свете.

– Помнишь Расти? – спросил он у Джонатана.

Джонатан кивнул. Конечно же, он помнил Расти, огромного терьера-полукровку из их детства в Ларчмонте, с которым Макс играл в своей комнате долгими зимними вечерами и от которого всегда разило последним, что он взял в рот.

– Как я могу забыть Расти, – ответил Джонатан.

– Ему уже почти шестнадцать.

Макс ездил домой, только чтобы увидеть пса. До родителей ему дела не было.

Данте и Сисси явно получали удовольствие от работы. Призвание Данте заключалось в том, чтобы управлять потоками менее развитых созданий, придавать им нужный вектор. Джонатан с изумлением наблюдал, как он перемещал людей в офисном пространстве. Всех, кто слишком задержался у кофе-машины, он подталкивал к рабочему месту. Подталкивал, а не толкал. Он просто обожал обязательные тренировочные пожарные тревоги, во время которых никто не торопился покидать свои места. Тогда, передвигаясь по очереди от одного сотрудника к другому, он собирал всех в плотное, мобильное стадо. И впоследствии, если бы у них спросили, никто не смог бы сказать, как или почему все оказались за дверью. Кроме, конечно же, Грили, который замечал все.

Чтобы сказать «спасибо» за чувство комфорта, возникшее в офисе после появления в нем лидеров, сотрудники «Комрейд» начали осыпать своих новых руководителей подарками. Благодаря Луизе Кримпл, которой Джонатан отправил умилительные фото собак, сидящих на стульях от «Бродвей Депо», у них появились две новые и очень дорогие подстилки. Данте теперь занял официальное место у переговорной, а Сисси – в нише у стола Джонатана. Привычное количество еды собак пришлось значительно сократить, потому что теперь их рацион содержал остатки обедов из дорогих ресторанов, кусочки вырезки, недоеденную запеченную семгу с овощами на пару, тушеное мясо на косточке и бургеры с мраморной говядиной. Они теперь воротили носы от органического собачьего корма, предпочитая (а кто бы сделал иначе?) аккуратно упакованные остатки прекрасных обедов из ресторанной столицы мира.