Винс и Джой - Джуэлл Лайза
Затем последовала короткая перебранка – Алан пытался уговорить Джой пойти с ними в трейлер «обсудить планы насчет ужина».
– Но я не голодна, – возразила она. – Я весь день ела.
– Четно говоря, – пробормотал Алан, сжимая и разжимая кулаки, – я думал, у нас семейные каникулы. Барбара? Разве мы планировали не семейные каникулы? В чем тогда весь гребаный смысл?
Джой громко цокнула языком, и Алан побагровел.
– Мы здесь только ради тебя, ты же в курсе? – выпалил он.
– Алан… – пожурила его Барбара.
– Нет, правда – говорю как есть…
– Да, но, Алан, мы же договорились…
– Да, да, да, – раздраженно выдохнул он. Барбара виновато улыбнулась и осторожно повела Алана за локоть обратно к трейлеру.
Все четверо переглянулись. Крис состроил Джой смешную рожицу, и она улыбнулась.
– Извините, – растерянно пробормотала она.
– Ты заметила, – обратился к Джой Винс, – как часто мы извиняемся за родителей?
– О чем это ты? – с деланым негодованием вклинился Крис. – Расскажи-ка, почему тебе приходится извиняться за меня? Я совершенно, охренительно безупречен.
– Да, конечно, – фыркнул Винс, после чего Крис устроил одну из своих игривых, но слегка утомительных драк, повалив Винса на спину и молотя кулаками возле его ушей.
Джой наблюдала за ними с удивленной кривой улыбкой.
– Вы ведь знаете, что такое поведение выдает в вас геев? – спросила она, невозмутимо поигрывая прядью волос.
Кирсти громко расхохоталась и восхищенно шлепнула себя по бедрам.
– Что? – хором переспросили Крис и Винс.
– Да-да. Латентная гомосексуальность проявляется в непреодолимом желании физического контакта с представителем своего пола.
Винс не обиделся, а почувствовал лишь восхищенный трепет, что его девушка могла: а) оперировать такими длинными словами и б) сбить с толку Криса. Крис же, напротив, был потрясен.
– Иди ты, – усмехнулся он.
– Нет-нет, – поддразнил Винс, – а ведь правда. Ты скомпрометировал сексуальность северного самца.
– Золотые слова, – заявил Крис, поправляя прическу. – Севернее Уотфорда случаев не было, уж поверьте. Они произрастают только на юге.
– Ты о Джоне Инмане или Ларри Грейсоне? А, да, и еще Рассел Харти, раз уж зашла речь.
Джой приподняла бровь, и Крис с наигранным гневом посмотрел на Винса.
– А я‑то думал, она милая девочка, – сказал он. – Ну, соревнование окончено. Можешь оставить ее себе. Она твоя.
Теперь настала очередь Винса задать Крису хорошую взбучку, а Кирсти и Джой расхохотались так громко, что дикие голуби внезапно взлетели с соседнего дерева, словно сброшенные со скатерти крошки.
Крис направил горлышко на угли и нажал на бутылку. На тлеющие огоньки упали мелкие сиреневые капли, породив стену янтарного пламени, и Крис проткнул поверженную сосиску, слегка повернув ее набок.
– Ну, давайте, – принялся уговаривать он, – последняя сосиска. Кто будет?
Все вежливо отказались, потирая набитые животы.
Ленивый пьяный вечер плавно перетек в ленивое пьяное барбекю. Крису удалось убедить упрямого Алана и Барбару присоединиться к ним, как и другую не ожидающую ничего особенного пару, просто проходящую мимо во время приготовлений. Пол был завален грязными бумажными тарелками, обглоданными костями и шкурками от картошки, а Алан открывал очередную бутылку божоле. Он уже слегка порозовел, а голос становился громче с каждым бокалом вина.
– Итак, – сказал он, поворачиваясь к Кирсти, которая сидела на покрывале, согнув ноги, – Кирсти.
Он произнес ее имя так громко, что она слегка вздрогнула.
– Трудно поверить, что такая юная крошка, как ты, могла произвести на свет такого гиганта. – Он жестом указал на Винса. – В вашей семье принято начинать пораньше?
– Алан, – прошипела Барбара.
– Что такое? – огрызнулся он. – Мужчина уже не может сделать девушке комплимент? По-моему, это сексизм!
– Ох, Алан…
– Все в порядке, – успокоила Барбару Кирсти. – Ничего страшного. Я родила Винса в семнадцать. – Она с улыбкой повернулась к Алану. – Не так уж и рано.
– Тогда, – воскликнул Алан с улыбкой на лице, – я должен сказать, что ты, дорогая, прекрасно сохранилась. Выглядишь не старше тридцати.
– Спасибо, – улыбнулась Кирсти, принимая комплимент как истинный профессионал. – Все благодаря молодому любовнику. – Она подмигнула Крису. – Помогает сохранять молодость.
Алан хихикнул.
– О да, да, да. Я вижу. Прилив крови делает свое дело, верно? – Он подмигнул. – Для кожи нет ничего лучше, чем здоровая сексуальная жизнь.
– АЛАН!
– Да боже, что?! Я просто констатирую факт. Всем известно, что активная сексуальная жизнь помогает сохранить молодость. Разве не так, Кирсти?
– Совершенно верно, Алан, – игриво согласилась Кирсти.
– К тому же это отличное физическое упражнение. Во всяком случае, похоже на то. – Он окинул взглядом ценителя ухоженные, загорелые ноги Кирсти. – Ни грамма лишнего веса. Как у юной девушки.
Кирсти вежливо рассмеялась, но в воздухе повисло неловкое молчание.
– Приятно посмотреть, – самозабвенно продолжал он, – когда женщина на пороге среднего возраста так хорошо за собой следит. Очень приятно. – Он улыбнулся ей, обнажив подкрашенные вином зубы.
– А сейчас, – объявила Джой, схватив Винса за руку и поднимая его на ноги, – мы пойдем гулять.
Взрослые обернулись и удивленно на них посмотрели.
– Да, – подтвердил Винс, послушно поднимаясь на ноги, – пойдем погуляем.
Прежде чем кто-либо успел запротестовать, они зашли в трейлер, взяли сумку Джой и две банки пива, пожелали всем спокойной ночи и как можно быстрее бежали прочь от печальных звуков подвыпившей тусовки среднего возраста.
– 7 –
– Мой отец – самое отвратительное существо в мире. – Джой рассерженно отхлебнула из банки «Хайнекен». – Боже. Бедная твоя мама. Ужасно неловко.
– О, мама справится, – заверил Винс, успокаивающе сжав ее ладонь. – У нее большой опыт в подобных вопросах.
– Дело не в этом. Просто понимаешь… Перед моей мамой, передо мной, перед Крисом – это… Это ненормально, – пожала плечами она. – Знаешь, как будто он может заинтересовать твою маму. При том, что она такая красавица, у нее есть Крис и все такое. Но он такой самовлюбленный кретин, что всерьез полагает, будто у него есть шанс. Знаешь… Как будто стоит ему включить обаяние, и она сломя голову бросится к нему в объятия… Черт! – раздраженно воскликнула она, повалившись спиной на траву.
Они шли в сторону пригорода и оказались на маленьком, залитом лунным светом поле. Винс посмотрел вниз, на лежащую сердитую Джой и улыбнулся.
– Знаешь, что мне больше всего в тебе нравится? – спросил он.
– Нет, – угрюмо ответила она. – Что?
– Все.
Она громко засмеялась.
– А знаешь, что мне больше всего нравится в тебе?
– Нет. Скажи.
– Это, – ответила она, обхватила его за плечи, повалила на себя и залезла языком к нему в рот.
В голове у Винса все поплыло.
Поцелуи становились все более страстными, а руки Джой принялись метаться по его телу, растягивая ткань футболки. Наконец до него дошло, что она пытается стянуть футболку, он принял удобную позу, и она рывком сорвала ее с его лопаток и отбросила в сторону.
Внезапно охватившая Джой страсть была такой сильной, что Винс оказался в странном положении: он ощущал приятную свободу от ответственности за происходящее, словно сидел на ветке дерева у них над головами, наблюдал и, возможно, даже жевал яблоко.
Цели, подумал он, когда ее бедро коснулось его члена, нужно сосредоточиться на определенных целях. На какое-то время он сосредоточился на ритме своего языка у нее во рту, стараясь воспроизводить крутящиеся, вращающиеся движения. А потом принял решение. Грудь. Следующей целью станет грудь. Он принялся расстегивать пуговицы на ее рубашке, чувствуя, как маленькие жемчужные диски скользят у него в руках. К черту пуговицы, подумал он, к черту. И сосредоточился на том, чтобы стянуть свободную рубашку через голову. После этого следовало побеспокоиться о бюстгальтере. Но ему не пришлось беспокоиться о бюстгальтере, потому что в тот момент, когда он снял рубашку, Джой закинула руку за спину и его расстегнула, и теперь он болтался между ними, как что-то лишнее и совершенно бессмысленное. Винс потянул его, и он упал куда-то в сторону, и вот они оба оказались обнаженными по пояс. Вдвоем. Они снова обнялись, Винс почувствовал, как его голая кожа соприкасается с ее грудью, и в этот самый момент утратил способность разумно мыслить и всякий самоконтроль, потому что вся кровь, кроме той, что поддерживала его ошеломительно твердый член, хлынула ему в голову.