Порочная невинность - Робертс Нора

Он уже разозлился и чувствовал, что надо бы взять себя в руки. Но обида в сочетании с ощущением вины переборола осторожность.

– И не думай, что если я ленивый, то я глуп. Я прекрасно понимаю, чего она хочет добиться! И если вы двое полагаете, что криками и угрозами заставите меня пройтись к алтарю, то жестоко ошибаетесь.

У Остина вздрогнул подбородок.

– Так, значит, она хороша, чтобы спать с ней, но не подходит тебе, чтобы жениться?

– Совершенно верно. Лучше не скажешь.

У Такера хватило быстроты реакции, чтобы отразить первый свинг, но не второй. Железный кулак Остина угодил ему в низ живота, отчего он сложился пополам и чуть не задохнулся. И прежде чем Такер собрался с силами, на лицо его посыпался град ударов.

Он почувствовал запах и вкус крови. И то, что эта кровь была его собственная, ввело его в слепую, безрассудную ярость. Костяшками пальцев он двинул Остина в челюсть, при этом почувствовав не боль, а восторженное ощущение силы удара.

Чертовски хороший удар!

Какая-то часть его сознания работала с незамутненной ясностью. Такер понимал, что во что бы то ни стало должен устоять на ногах. Он не может тягаться с Остином ни ростом, ни силой; надо полагаться только на свою ловкость и быстроту реакции. Если он упадет, то поднимется в лучшем случае с переломами и кровавым месивом вместо лица.

Самые худшие опасения подтвердились, когда Остин, издав торжествующий вопль, мощным ударом сбил его с ног. Такер отлетел и упал с размаху прямо на клумбу с пионами.

Силы Такера иссякли. Он слышал свое тяжелое, свистящее дыхание, воздух с трудом прорывался в легкие. Однако ярость еще не исчезла и страх тоже. Но когда он попытался встать на четвереньки, Остин грузно упал на него, одной мясистой рукой вцепившись ему в горло, а другой колотя по почкам.

Такеру удалось упереться рукой Остину в подбородок, он отчаянно вертел головой, чтобы ослабить хватку, но внезапно замер, увидев перед собой белые от безумия глаза. В этих глазах была жажда убийства и радость убивать.

– Сейчас я тебя отправлю к дьяволу, – хрипел Остин, – прямиком к самому Сатане. Но вообще-то, Бо, я должен был убить тебя раньше. Гораздо раньше!

Чувствуя, что сейчас распростится с жизнью, Такер вцепился в эти страшные глаза. Остин откинулся назад, завыл, словно раненый пес, и разжал руку. Она соскользнула с шеи Такера, и тот с жадностью всосал в себя воздух двумя жадными глотками. Они обожгли горло, но придали сил.

– Ты, сумасшедший сукин сын, не путай меня с отцом! – Такер поперхнулся, закашлялся, но все-таки ухитрился снова стать на четвереньки. – Убирайся к черту с моей земли!

Повернувшись, он с удовлетворением отметил, что лицо Остина залито кровью. Да, он выдал ему все, на что способен. А это немало. Такер уже начал мечтать о прохладном душе и таблетке аспирина, когда Остин вдруг молниеносно схватил камень из бордюра, окружавшего клумбу.

– Господь милосердный! – это все, что Такер сумел выдавить из себя, когда Остин занес камень над его головой. И тут грянул выстрел, заставивший обоих отшатнуться.

– Ты, гадина! У меня еще один заряженный ствол, – сказала Делла с порога. – И я целю прямо в твои бесполезные причиндалы. Клади камень, откуда взял, и побыстрее! А то у меня даже палец вспотел, так хочется спустить курок.

Безумие медленно утекало. Такер просто видел, как оно таяло в глазах Остина, уступая место не менее сильной, но более осмысленной злобе.

Делла стояла на крыльце, «тридцатка» уютно уткнулась ей в плечо, а она смотрела в прорезь, мрачно улыбаясь. И Остин отбросил камень. Тот упал на гравий со зловещим стуком, от которого у Такера свело судорогой желудок.

– «Дабы судить я сюда явился!» – процитировал Остин. – Он еще заплатит за то, что сделал с моей дочерью!

– Заплатит, это уж точно, – проворчала Делла. – Если девушка понесла от него, то Такер обо всем позаботится. Но я не такая доверчивая, как мальчик. И мы, Остин, еще разберемся, что тут к чему, прежде чем он подпишет какие-нибудь бумаги или чеки.

Остин сжал кулаки.

– Ты хочешь сказать, что моя дочь лжет?

Делла все еще держала его под прицелом.

– Я хочу сказать, что Эдда Лу не лучше, чем она есть. Впрочем, ее сделали такой, и я ее за это не осуждаю. Ну а ты убирайся отсюда, да поскорее отвези дочь к доктору Шейсу: пусть осмотрит ее и подтвердит, что она беременна. И тогда мы сядем и обговорим все, как полагается, спокойно. Но если ты хоть шаг сделаешь к мальчику, я разнесу тебя в клочья!

Остин беспомощно сжимал и разжимал кулаки. Кровь стекала по его щекам, как слезы.

– Я еще вернусь! – пробормотал он и, повернувшись к Такеру, сплюнул. – И тогда ни одна женщина в мире тебя не спасет.

Он забрался в пикап и затарахтел по подъездной аллее, изрыгая черный дым.

А Такер сидел на растоптанной клумбе, положив голову на колени, и говорил себе, что скоро встанет. Через пару минут. Он только немного посидит на сломанных цветах…

Протяжно вздохнув, Делла опустила ружье и осторожно прислонила его к перилам крыльца. Затем она спустилась вниз и, переступив бордюр, подошла к Такеру. Он уже собрался поблагодарить ее, но она вдруг дала ему такого подзатыльника, что у него в ушах зазвенело.

– Господи боже, Делла!

– Это тебе за то, что не знаешь, с кем можно спать, а с кем нельзя. – Она снова его ударила. – А вот это за то, что дал возможность этому помешанному на Библии маньяку шастать вокруг моего дома. – Делла еще раз хлопнула ладонью по его склоненной голове. – Ну а это – за то, что поломал цветы, посаженные твоей мамой. – Наконец, удовлетворенно сложив руки на груди, она сказала:

– А теперь, когда вытащишь ноги из-под задницы, пойдешь на кухню, и я приведу тебя в порядок.

Такер вытер ладонью рот и растерянно посмотрел на кровь.

– Да, мэм.

Решив, что руки у нее больше не дрожат, Делла приподняла пальцем его подбородок.

– Будет синяк, – сказала она пророчески. – Но сдается мне, что он тоже заработал пару синяков. Ты не слишком оплошал.

– Надеюсь, что не слишком… – Такер очень медленно поднялся. В теле было такое ощущение, словно по нему промчалось несколько сорвавшихся с привязи лошадей. – Я что-нибудь придумаю насчет цветов немного попозже.

– Да уж, у меня не отвертишься!

Делла обняла его за пояс и помогла войти в дом.

Хотя Такер решил не слишком злиться из-за поведения Эдды Лу, его не покидало какое-то щемящее беспокойство. Он твердил себе, что пусть сумасшедший Остин сам волнуется насчет своей сбрендившей дочери. Тем более что она, очевидно, просто решила затаиться где-то, боясь гнева отца и желая возбудить у него, Такера, чувство вины. Но он до сих пор не забыл тот ужасный час, когда увидел всплывшее в волнах тело милой славной Фрэнси. Не забыл бескровные раны, зияющие на ее коже, белой, как рыбье брюхо…

Поэтому Такер нацепил на нос темные очки, чтобы скрыть кровоподтек под левым глазом, и, проглотив две таблетки обезболивающего, которое Джози принимала во время менструации, отправился в город.

Солнце немилосердно било прямо в макушку, и ему больше всего на свете хотелось сейчас заползти в кровать с большим стаканом виски и приложить к глазу кусок льда. Пожалуй, он так и сделает, только сначала поговорит с Берком.

Такер подъехал к конторе шерифа. Будь он один, Такер осторожно выполз бы из машины, очевидно, еще и поскуливая при этом. Но тут присутствовали три старикана – завсегдатаи ежедневных посиделок под окнами конторы. Они жевали табак, проклинали погоду и охотились за слухами.

– Привет, Такер.

– Добрый день, мистер Бонни.

Такер кивнул сначала первому старикану, учитывая, что Клод Бонни был самым старшим из этой компании. Все трое жили на социальные пособия уже больше десяти лет и установили постоянную зону наблюдения неподалеку от меблированных комнат, где обитали, отдыхая от трудов праведных, все вместе, как в раю.

– Мистер Кунс, мистер О'Хара, здравствуйте. Пит Куне, не признающий зубных протезов, жизнерадостно прошамкал: