Виктория Ван Тим - Любовь как в кино
Виктория Ван Тим - Любовь как в кино краткое содержание
Виктория Ван Тим
Любовь как в кино
Посвящается любимому M., мужу и главному персонажу моей жизни, и нашим чудесным мальчикам, Кирклену и Гаррету. Вашу непоколебимую веру в меня и постоянную поддержку можно смело назвать эпическими.
А также женщине, вдохновляющей всех, кто ее окружает. AJ, ты привносишь голливудский шик в повседневную жизнь, и я навсегда останусь твоей восторженной поклонницей.
Victoria Van Tiem
LOVE LIKE THE MOVIES
Печатается с разрешения автора и литературных агентств The Bent Agency и Andrew Nurnberg.
© Victoria Van Tiem, 2014
Школа перевода В. Баканова, 2016
© Издание на русском языке AST Publishers, 2017
Глава 1
Почти тридцать лет. Успех и расцвет
Когда мне было девять лет, я уволила маму. Так и написала на листке бумаги красным фломастером: «Уволена!» А рядом нарисовала цветок и лягушку. Вообще-то, получалось, что цветок увольняет лягушку, а слово написано над ним в пузыре, как делают в комиксах. Но внимательный глаз мог бы заметить, что на шее у лягушки – любимые мамины бусы.
Это был мой дебют в карикатуре.
Как ни печально, рисунок не привлек ее внимания. Вместе с другими он угодил в кухонный ящик. Туда же попал и пингвин, которого я копировала с фотографии, и кошка, над которой я корпела целую неделю, и даже бабочка, под которой мой учитель подписал: «Великолепно! Настоящий талант!»
Сегодня мне не нужно придумывать, чем привлечь внимание мамы. Сверкающий бриллиант на пальце левой руки гарантирует его. Мой Брэдли, что называется, блестящая партия. Он – мускулистый блондин с изысканными манерами, который хочет на мне жениться.
Скоро я стану миссис Кенсингтон Коннорс. Вся трепещу, как подумаю об этом.
Только почему я так нервничаю? Брэдли замечает, что я любуюсь кольцом, ободряюще улыбается и, взяв меня за руку, открывает входную дверь. Он знает, как важно для меня мнение семьи и как мне не терпится наконец показать им кольцо и начать подготовку к свадьбе.
Проходим на кухню, где мама и Рен вместе творят кулинарные чудеса. Тошнотворно-сладкий запах выпечки бьет в нос. Пытаюсь игнорировать знакомое неприятное чувство. Из уверенной в себе женщины двадцати девяти лет в одно мгновение я превращаюсь в подростка, отчаянно жаждущего их одобрения.
– Привет! – говорю я, нервно улыбаясь.
Брэдли целует маму в щеку и машет рукой Рен. Потом подмигивает мне и направляется в гостиную, где папа и Грейсон обсуждают какие-то медицинские проблемы так громко, что я слышу обрывки их диалога.
Мама ставит миску с тестом на стол и вытирает руки о фартук.
– Смотрите-ка, кто к нам пришел! Нечасто мы ее теперь видим, правда, Рен? – говорит она таким тоном, будто я случайная гостья, а не выросла в этом доме.
– Привет, мам.
Мама подходит и обнимает меня, но объятие совсем легкое. Она в одном из своих платьев-футляров а-ля Жаклин Кеннеди, в нарядном фартучке с цветами и оборочками, а Рен… Ох, да у нее почти такой же фартук! Вместе они смотрятся как одинаково одетые мать с дочерью. Чувствую укол ревности. Так и хочется крикнуть невестке: «Заведи собственную маму!» Но я знаю, что мать Рен умерла, когда та была совсем маленькой, и я вроде как должна отнестись с пониманием.
– Привет, Кенсингтон. Неплохо выглядишь. – Рен скупо улыбается и не двигается с места. Взгляд ее задерживается на моей новенькой сумке от «Коуч». Той, на которую я так долго копила. – Видела эту модель. Уже, кажется, все их купили. А я положила глаз на новую «Беррберри».
C улыбкой киваю, как бы признавая, что да, она по-прежнему круче меня.
– Так. Ну, посмотрим. Показывай. – Мама указывает пальцем на мое кольцо.
В груди разливается победное чувство. Команде Кензи светят призовые очки. Стыдно признаться, но я веду счет. До сих пор. Хотя никогда не выходила в соревновании первой.
Общий счет на сегодня примерно таков:
Команда Рен: двести семьдесят пять очков.
Команда мамы и папы: и не сосчитать.
Команда Грейсона: ровно сорок пять. Хотя, с тех пор как я с Брэдли, он ко мне не так придирчив.
Команда Кензи: четыре. Включая сегодняшнее.
Четыре очка за всю жизнь, прошедшую на вторых ролях. В школе я попала на бал лучших выпускников, но королевой бала меня не выбрали. В колледже вошла в первую десятку по успеваемости, но не стала выпускником года и не произносила речь, как мой брат Грейсон. Я – креативный директор успешного агентства, однако мою работу не считают серьезной. То ли дело медицина! Отец, Грейсон, Рен – врачи.
Моим первым настоящим достижением стал Брэдли. Когда я привела его в дом, все пришли в неописуемый восторг. Брэдли, честно сказать, вписывается в мое честолюбивое семейство куда лучше меня. Второе очко мне за то, что я продержалась с ним год. Третье – за то, что мы на прошлой неделе обручились. А четвертое только что принесло мое мегакольцо.
Вытягиваю руку к окну – в солнечном свете бриллиант искрится сильнее.
Рен подходит взглянуть поближе.
– О! Изумительно, Кенсингтон! Брэдли так хорошо к тебе…
Уверена, она имеет в виду, что Брэдли слишком хорош для меня. Раздуваюсь от гордости: вот какое дорогое кольцо способен купить мой жених! И какой у него тонкий вкус! Неважно, что это не мой собственный вкус. Главное – кольцо от «Тиффани», камень в нем огромный, и оно завоевывает очки.
– Ох, а ногти-то! – вдруг морщится Рен. – Кензи, нужно сделать маникюр. Кольцо привлекает внимание к рукам, жаль будет, если неухоженные руки испортят впечатление. Ты просто обязана это сделать. Ради Брэдли.
Треньк!
Команда Рен: двести семьдесят шесть.
Она роется в сумочке, достает визитку и вручает мне.
– Вот, позвони. Синди просто волшебница!
– Точно! Мы с Рен как раз недавно к ней ходили. Устроили день красоты. Видишь?
Мама сует мне под нос свои розовые ногти и шевелит пальцами. Ногти Рен покрыты лаком того же оттенка.
День красоты. Без меня.
Разглядываю ногти обеих и улыбаюсь.
– Схожу обязательно. Ну а ты что думаешь, мам? Брэдли выбрал отличное кольцо, правда? – спрашиваю я, надеясь закрепить это очко за собой. Знаю, знаю, я жалкая.
– Да, дорогая. Брэдли молодец.
Улыбаясь, мама просит Рен достать из холодильника чернику и вновь берется за тесто.
– Вам помочь? – спрашиваю я, вдруг ощутив себя лишней. – Может, накрыть на стол или тарелки отнести…
– Нет, мы с матушкой Шоу отработали эту процедуру до совершенства. Верно? – Рен гримасничает маме.
Молча стою и кручу на пальце кольцо. Вот и все. Первый раунд воскресного сбора семьи Шоу официально окончен. Впрочем, мы еще поговорим о свадебных планах за обедом. Конечно, поговорим. Ни за что не дам им замять эту тему.
Ну почему, почему я не сделала маникюр!
Поднимаюсь наверх и бреду в свою прежнюю комнату. Теперь это мамина студия. Рабочий стол, из тех, что продают в «Потери Барн», только огромный, будто он разбух от стероидов, с миллионом полок и ящичков, набитых клеящимися буквами и орнаментами. Все, что осталось здесь от меня, хранится на верхней полке кладовки, в коробке, обтянутой тканью и помеченной «Кенсингтон».
Со вздохом достаю из сумки телефон и захожу на «Фейсбук». Я туда постоянно заглядываю, чтобы посмотреть, чем заняты остальные. Затем сравниваю с тем, что в этот момент делаю или не делаю я, и таким образом придумываю, чем мне следует заняться дальше. Подвох в том, что на самом деле я все равно займусь чем-нибудь другим. Короче, зря теряю часы своей жизни.
О помолвке мы пока сообщили только родителям. Жду завтрашнего дня, чтобы объявить о ней официально.
Вижу два новых запроса в друзья. Жму на иконку и принимаю первый – от девушки, с которой я познакомилась в спортзале. А потом застываю над вторым. Не может быть! Подношу телефон поближе к глазам, вглядываюсь в крохотную фотку. Дыхание перехватывает. Невероятно. О боже! Это Шейн.
Шейн Беннет.
Тот самый Шейн Беннет, который за четыре года, проведенные вместе, вдребезги разбил мое сердце. И теперь он хочет, чтобы мы стали друзьями?
Серьезно?
Эмоции так и распирают меня. Однако слез на глазах нет. Я пролила их достаточно. Сейчас чувствую только отголосок боли, как и всякий раз, когда что-нибудь о нем напоминает. Слабый отзвук того, что было раньше.
Шейн переехал на Средний Запад из Англии к дедушке и бабушке, здесь ходил в старшие классы и поступил в колледж. В колледже мы и познакомились. Как-то разговорились – и не смогли остановиться. И с тех пор не расставались. Он открытый, порывистый, и волосы у него всегда были в беспорядке. Я любила трепать его шевелюру…
Шейн – моя первая настоящая любовь. Мое впервые по-настоящему разбитое сердце. Мое первое настоящее все.
Бросаю взгляд на коробку «Кенсингтон» в кладовке. На самом деле ее следовало подписать «Кенсингтон и Шейн». Каждая открытка, которой мы обменялись, все наши маленькие сувенирчики надежно заперты внутри. Подхожу и встаю на цыпочки, пытаясь ее ухватить, наконец достаю. Там есть фотография, которую мне отчаянно хочется увидеть. Раньше я держала ее в рамке на прикроватном столике.
