Дебора Смит - Голубая ива
Эстес не спеша прогуливался вокруг, засунув руки в карманы, смахивая на толстого красного петуха, стоящего на куче навоза в лучах солнца и подзывающего несушек. Наконец он снова подошел к оранжерее и забормотал:
— Пришла зима. Это чувствует каждая кость в моем теле.
— Джо будет условно освобожден из тюрьмы в январе. Вы, должно быть, ожидаете этого с нетерпением.
Он остановился и поднял на нее глаза с непонятным огорчением; впрочем, так уже бывало не раз, когда произносилось имя Джо.
— Уверен, что ты не испытываешь подобного.
Она обернула веревку вокруг лаванды, подвязывая растение.
— Да, не могу сказать, что люблю его.
— Он — моя плоть и кровь, ты должна понять это. И не ненавидеть меня за то, что я принимаю его сторону.
— И речи об этом не было. — Она бросила на него недоуменный взгляд. — Так как мы решили с постройкой магазина?
— Я же сказал, в этом году уже слишком поздно. Ты… тебе не нужно вкладывать свою прибыль от заказа мистера Маллоя в это место. Копи деньги.
— Нет. Я получила это место, чтобы жить и есть, а новый электрообогреватель спасет меня от мороза. Поэтому я решила вложить деньги в магазин.
— Поговорим об этом позже.
— Ладно. Подождем до января, когда я снова подпишу аренду. Я хочу продлить ее на два года.
Он вдруг рассердился:
— Ты не могла бы перестать болтать о будущем, а? Не хочу я сейчас говорить об этом!
— Ладно. Давайте поговорим о Маленькой Сис.
Он ссутулился.
— Я не знаю, что делать. Не знаю, ни что сказать, ни как сказать.
Лили опустилась на колени рядом с ведром и притворилась, что занята подвязыванием цветов.
— Вы искренне хотите попробовать? В этом причина вашего несчастья? Именно это вы хотите изменить, но застенчивость мешает вам?
Он небрежно махнул рукой:
— Это одна из причин. Я захвачен врасплох. Ты просто не понимаешь. Все кончится тем, что она меня возненавидит.
Лили плохо понимала его мрачное, долгое бормотание. Пытаясь разобраться, она поднялась и уверенно заявила:
— Поезжайте домой, примите ванну, оденьте приличную рубашку, слаксы и фирменные ботинки. Потом зайдите в цветочный магазин и купите полдюжины роз, упакуйте и перевяжите красивой лентой. Затем поезжайте и подарите розы Маленькой Сис, спросив ее, не хочет ли она пообедать с вами в приятном ресторанчике, где-нибудь в Виктории. Она ответит, что хочет.
Он фыркнул:
— Ты просто хочешь увидеть, какого я сваляю дурака.
— Должен же кто-нибудь присматривать за вами.
— Я тебе не дедушка!
Она уперла руки в бока.
— Я не настаиваю, чтобы ты вообще удочерял меня.
— Ты повсюду суешь свой нос.
— Недавно, якобы находясь при смерти, ты хотел получить шанс.
Он покачнулся, выдохнул и потом нехотя согласился:
— Ладно, я сделаю так, как ты хочешь.
— Тогда не ждите, не бойтесь дальнейшего развития событий. Сушите сено, пока светит солнце. Дареному коню в зубы не смотрят.
Она выжидала. Он не уходил. Наконец, пересилив себя, сказал:
— А что я скажу за обедом?
Когда изумление Лили прошло, она одобрительно кивнула:
— Ничего не говори. Она наговорит за вас обоих. Просто слушай так, словно вся твоя жизнь зависит от этого, и отвечай на вопросы. Потом у тебя появится потребность высказаться самому.
— Допустим, все пройдет удачно; я все равно не знаю, что делать дальше.
— Пошлете цветы на следующее утро, затем позвоните и спросите, не хочет ли она пойти поиграть в боулинг.
— Она согласится?
— Конечно.
— О Боже! Эти горячие развлечения для молодых. Я видел их на страницах одного журнала для мужчин.
— Ну, раз уж вы относитесь к себе как к старику, позвольте мне приобрести для вас инвалидную коляску и накрыть вас пледом, прежде чем обострится ваш артрит.
Он направился к двери оранжереи, напоминая неопрятного и распутного постаревшего Вилли Нелсона [35]. У самой двери он оглянулся:
— Ладно, хуже уже не будет.
Сдерживая дыхание, она крикнула:
— Полдюжины роз! Не забудьте!
— Я не старик. — Он засопел как паровоз. — Не забуду.
Он вышел, хлопнув дверью. Опустившись на бетонный пол, Лили рассмеялась. Мистер Эстес и Маленькая Сис. Касс и Джон Ли. Элизабет и ее бывший муж. По-видимому, ей на роду написано быть катализатором человеческого счастья.
* * *На ее темнеющий двор въехал черный лимузин из поместья. Выглянув из окна, она подбросила в огонь дров и выпустила на крыльцо Люпу.
Водитель открыл заднюю дверцу и помог какому-то седому мужчине выйти из машины. Его изысканный старый костюм и пальто были такими же величавыми, как и его лицо. Он удивительно легко приблизился к ней и заглянул ей в глаза с мрачным уважением.
— Миссис Портер? Простите за мое необъявленное вторжение. Я, Вильям де Витт, хотел бы поговорить с вами. Могу я войти?
Ей и в голову не приходило когда-либо увидеть в своем доме тестя Артемаса. Похоже, сенатор де Витт решил лично заняться проблемой Коулбрука. Она смотрела на него осторожным, испытующим взглядом.
— Я приехал не затем, чтобы объявить вам приговор, миссис Портер. Вы не дождетесь от меня так называемого справедливого гнева, и уверяю вас, Артемас не имеет ни малейшего представления о том, что я к вам приехал.
Подняв белую бровь, он через плечо обратился к коренастому маленькому водителю:
— Правда, Джордж? Мы заехали просто по пути в аэропорт.
— Да, сэр. Иначе не стали бы делать такой крюк.
Вновь посмотрев на Лили, сенатор чуть заметно поклонился:
— Узнает ли Артемас об этом визите, зависит от вас.
Она кивнула сконфуженно, но вежливо и распахнула перед ним дверь. Он опустился на диван, отказавшись раздеться, она села у камина. Сенатор любопытным взглядом окинул суровую, тускло освещенную комнату, затем перевел взгляд на нее. Лили вспомнила, что несколько месяцев спустя после женитьбы Артемаса пошла в библиотеку в колледже Агнес Скотт и отыскала фотографию Гленды в светской хронике одной из нью-йоркских газет. Гленда де Витт была элегантной, довольно хорошенькой женщиной, такой же хрупкой, как и предметы прекрасного фарфора Коулбрука. Гленда де Витт — Коулбрук. Женщина, которой посвятил себя Артемас. Женщина, которую он так любил, что женился на ней.
Она ненавидела самобичевание, и все же… По-видимому, она была слишком высокой, длинноногой и бестактной в джинсах и рабочей рубашке, с волосами, спутавшимися за спиной. Ничего похожего на Гленду де Витт, никакой фарфоровой хрупкости, а добротная прочность гончарных изделий, правда, не бьющихся.
— Зачем вы здесь? — спросила она сенатора.
Он достал причудливую трубку из кармана пальто, повертел в руках, нахмурился, потом снова сунул в карман и подался вперед. Его прищуренные глаза блестели с задумчивой сдержанностью человека, который долго и серьезно раздумывал, прежде чем сказать.
