Многогранники - Способина Наталья "Ledi Fiona"

Роман прикрыл глаза ладонью. Было стыдно и смешно, а еще очень приятно, что у них уже есть свое прошлое, пусть даже такое позорное.

— Надевай толстовку. Не май месяц, — строго произнесла Маша, и Роман подумал, что таким же тоном Маша порой разговаривает с Волковым. Как к этому относиться, он пока не решил.

Их родители тем временем вели весьма неприятную беседу, и Роман с Машей, не сговариваясь, решили не приближаться к линии фронта. Ирина Петровна стояла, сложив руки на груди, и выглядела такой непримиримой, что Роману стало искренне жаль отца.

Глядя на то, как отец засунул руки в карманы деловых брюк, чего категорически не разрешал делать Роману, если они выходили куда-то вместе, потому что это — моветон, Роман подумал, что дело все же не в них с Машей. Они стали катализатором, но и без этого их родителям было что сказать друг другу.

— Ты уверен, что остаться в Москве — хорошая идея? — подала голос Маша, также наблюдавшая за экспрессивной беседой взрослых.

— Я уверен в обратном, — со вздохом ответил Роман, думая, что отец еще не раз припомнит ему этот день.

Маша вдруг взяла его под локоть и прижалась щекой к его плечу, и Роман, несмотря на усталость, расправил плечи.

До финала этой истории было еще очень далеко, но ему хотелось верить, что финал этот будет счастливым.

Глава 30

Пока Ляльке делали МРТ, Димка до крови обгрыз заусенец на большом пальце. А ведь казалось, что он отвык от этой привычки за последние годы. Бахилы раздражающе шуршали, стоило ему хоть чуть пошевелиться, подсохшая на джинсах грязь выглядела в больничном коридоре вызывающе, и Димка каждую минуту ждал, что его попытаются отсюда выдворить. Однако приветливая медсестра, несколько раз подходившая к нему, чтобы спросить, не нужно ли ему что-нибудь, ничего по поводу грязи не говорила.

Потом Ляльку без объяснений отвезли в просторную палату, где на столике стояли живые цветы. Димка обратился к медсестре с вопросом о результатах, но та только мило улыбнулась в ответ и сказала, что доктор все объяснит чуть позже. Лялька свернулась клубочком на кровати, а Димка подтащил к кровати стул и сел рядом. В висках ныло, и жутко хотелось пить.

— Ты чего-нибудь хочешь? — спросил Димка сестру.

Лялька молча покачала головой. Димка неловко подоткнул ей одеяло. У мамы это получалось намного лучше. Сглотнув, он посмотрел на Лялькину макушку. Сейчас отсутствие мамы чувствовалось особенно остро. Он понимал, что нужно что-то сказать, как-то расшевелить сестру, чтобы ее опять не утянуло в болото молчания и полной оторванности от реальности, но в его голове было пусто, а в груди ныло от сочувствия: ему самому хотя бы было уже пятнадцать, когда пропали родители.

Время тянулось медленно. Лялька дышала так тихо, что Димку несколько раз накрывало паникой. Вскоре пришла медсестра и прикатила на каталке какую-то медицинскую фиговину. С улыбкой пояснила, что доктор назначил Ляльке ингаляции и Димке нужно подписать разрешение на проведение процедур. И тут Димку прорвало. Он выпустил Лялькину ладонь, бросив сестре «сейчас вернусь», ухватил медсестру за локоть и потянул ее к выходу.

— Молодой человек… — Может быть, в ее голосе и не было кокетства, но Димке оно послышалось.

— На выход, — процедил он сквозь зубы и почти силой выпихнул медсестру из палаты.

— Что вы себе позволяете? — воскликнула та, вырывая руку из его хватки.

Никакого намека на кокетство в ее тоне больше не было.

— Мы здесь уже сорок пять минут, — стараясь говорить спокойно, произнес Димка. — Я до сих пор не видел врача. Мне никто не объяснил, что с моей сестрой.

— Врач объяснит, когда будет нужно. — Дружелюбием с ее стороны больше не пахло.

— Я не позволю проводить с ней какие-либо процедуры, пока не буду понимать, что они необходимы.

— Да неужели вы думаете…

Димка скрипнул зубами. Ему дико не хотелось привлекать дядю Лёву, но если так пойдет дальше…

— Потому что каждая процедура — это статья дохода вашей клиники, — терпеливо пояснил он.

Дверь в палату бесшумно открылась, и на пороге появилась Лялька. В выданной здесь ночной рубашке в мелкий фиолетовый цветочек она выглядела лет на десять.

— Дима, — негромко сказала она, — не нервничай, ладно?

Не веря своим ушам, Димка бросился к ней и подхватил на руки, наплевав на то, что на него смотрят медсестра, пожилая женщина, мывшая неподалеку полы, еще кто-то, высунувшийся из соседней палаты посмотреть на назревающие разборки.

— Лялька, — счастливо прошептал он. — Лялька!

— Не нервничай, — повторила Лялька, очень серьезно глядя на него сверху вниз, и попыталась пригладить ему волосы. — Вдруг опять мигрень? Нас же тогда домой не отпустят.

Димка поставил ее на пол и кивнул:

— Я не буду. Обещаю.

Когда он обернулся к медсестре, той уже и след простыл.

— Ляль, ты пока побудь в палате. Я с врачом переговорю.

Лялька медленно кивнула и попросила:

— Спроси у него, когда домой можно, хорошо?

— Ага.

Димка завел Ляльку в палату и, только убедившись, что она легла на кровать, пошел на поиски врача. Оставлять сестру одну не хотелось до дрожи в животе. Казалось, что она снова может пропасть. Поэтому, дойдя до лестницы, он малодушно вернулся к палате и остановился у двери. Женщина, мывшая пол, добралась до этой части коридора, и Димка собрался было вернуться в палату, чтобы не мешать, как та вдруг обратилась к нему:

— Ну что ты расшумелся? Веронику зря обидел.

— Извините, — смутился Димка и зачем-то начал оправдываться: — Мы здесь уже долго, а мне до сих пор не сказали, что с ней.

— А ты ей кто? Кавалер? — усмехнулась старушка. Впрочем, по-доброму.

— Брат я ей, — неожиданно для самого себя вполне мирно пояснил Димка.

— Ну вот и подожди, брат. Родители подъедут, Марат Валерьевич все и объяснит, чтобы по десять раз язык не бить.

— Не подъедут они, — ответил Димка и вдруг почувствовал, что жутко устал. Будто в нем внезапно кончился заряд. Прислонившись спиной к стене, он съехал вниз и уселся на еще не вымытый пол. — Они пропали без вести три года назад. А дядя наш в другом городе и вернется только через неделю.

Он и сам не знал, зачем все это рассказывает. Просто вдруг стало так тошно, что держать лицо не осталось никаких сил. Женщина долго молчала, а потом отставила швабру, стащила резиновые перчатки и, подойдя к Димке, потрепала его по торчащим в разные стороны волосам:

— Ну ничего, — сказала она и добавила совершенно бессмысленную фразу, которую Димка слышал раз сто за последние три года: — Наладится все. Вот сейчас Вероника за Маратом Валерьевичем сходит, он все тебе расскажет. Он доктор толковый. Лишнего не назначит. Не тревожься за девочку. Ну-ну, будет уже. Хватит.

Димка не сразу понял, почему она говорит последние слова, и, только шмыгнув носом так, что стало слышно во всем коридоре, обнаружил, что снова плачет. В который раз за сегодняшний день. Прижав к глазам кулаки, он постарался успокоиться. Нельзя же. Крестовский просил Ляльку не пугать. Но ничего не получалось: слезы текли и текли, и остановиться Димка не мог.

Старушка куда-то ушла и вернулась со стопкой одноразовых бумажных полотенец.

Димка кивнул в знак благодарности и принялся утираться, но слезы никак не желали останавливаться. Женщина склонилась над ним и гладила его по волосам, что-то приговаривая ласковым тоном, а он бормотал:

— Вы только Ляльке не говорите, что я тут раскис… Я сейчас успокоюсь…

Сколько он так рыдал, Димка не знал. Медсестра успела вернуться, приведя с собой невысокого моложавого мужчину в зеленом медицинском костюме.

— Мальчику что-нибудь давали? — услышал Димка.

— Не назначали, — по-деловому ответила медсестра.

— Марат Валерьевич! — старушка кивнула куда-то в сторону, и доктор отошел с ней.

Димка про себя удивился тому, что доктор с такой готовностью ушел за уборщицей.