Нил Роуз - Контора
Том угнездился на крышке стола.
– Мне неприятно это говорить вам, Чарлз, но в этом году вас не избрали в компаньоны. – Он продолжал что-то говорить, но единственное, что я услышал – это «очень трудное решение» и «в следующем году». Да, всегда был следующий год, но во второй раз было гораздо меньше шансов, и жестокая система «вверх – или вон» готова была пропустить меня через свою мясорубку. Да и в любом случае я не собирался быть персоной второго сорта.
Наконец Том умолк и поднялся, чтобы выйти. Проходя мимо, он неловко потрепал меня по плечу, предоставив Грэхему самому расхлебывать последствия. Компаньоны постоянно жили в страхе, как бы не повторилась одна история с обойденным сотрудником фирмы. С одной стороны, он был компьютерным гением, а с другой стороны, порой проявлял себя как настоящий психопат. И когда его не сделали компаньоном, он выказал оба свойства сразу: стер всю информацию, содержавшуюся в компьютерах его отдела. Конечно, сохранились экземпляры этой документации на бумаге, но на несколько дней там воцарился хаос. Неудивительно, что этому джентльмену не предоставили второго шанса пройти в компаньоны, и двум секьюрити было поручено проводить его из здания фирмы, причем их детально проинструктировали, чтобы они не давали ему по пути абсолютно ни к чему притрагиваться.
Грэхем так долго разливался соловьем, что, не в силах это вынести, я наконец сказал, что мне нужно побыть одному. Нормальный босс предложил бы мне взять выходной, но Грэхем не был обременен чрезмерной щепетильностью.
– Простите, что прошу вас об этом, Чарлз, но мне действительно нужен этот контракт Берджеса к концу дня.
Я счел для себя возможным подчеркнуто вытаращить на него глаза, и Грэхем чуть ли не смутился.
– Клиент уже просто орет на меня.
Я понимал этого клиента, но пообещал посмотреть, что можно сделать.
Я отправился к себе с опущенной головой, а войдя в комнату, закрыл дверь. Элли сидела за моим столом в одиночестве. Одного взгляда на меня ей было достаточно.
– О, Чарли, нет! – Она бросилась ко мне и крепко обняла. Элли долго не выпускала меня из объятий, повторяя те же бесполезные банальные утешения, которые я слышал от Грэхема, но она говорила искренне.
Мы любили, мы ненавидели, мы спорили, мы делились всем друг с другом, но до этой минуты нам никогда еще не было неловко вместе. Это было ужасно, тем более, что мне показалось – и думаю, так оно и было, – что в каком-то крошечном уголке своей души Элли празднует победу надо мной. И, что того хуже, я понимал, что, вероятно, и сам был бы не лучше в подобной ситуации.
Мы беседовали с Элли, и я старался делать хорошую мину при плохой игре. Она смотрела на меня с любовью и заботой, и в глазах ее читалось: «Лучше бы ты, а не я». В конце концов я заявил, что хочу побыть один, и Элли неохотно ушла, пообещав, что примчится по первому зову.
– Я люблю тебя, Чарли, – повторяла она в который раз, – что бы ни случилось.
Я выдавил улыбку:
– Я тоже.
Стены замкнулись вокруг меня, и я бесконечно долго просидел так, обуреваемый ужасными чувствами: злостью, сожалением, разочарованием, обидой.
Наконец зазвонил телефон.
– Хелло, Чарли, – сказала моя мама с такой неестественной бодростью, что я сразу понял: она в курсе. Вероятно, уже подготавливает ингредиенты для бисквита «Виктория», который будет испечен мне в утешение.
– Хелло, мама.
– Ну, как ты? – Она определенно знает. Конечно, Элли сказала своей матери, которая тотчас же позвонила моей.
– О'кей.
– Что-нибудь, м-м, интересное случилось за последние дни?
Мне захотелось продлить ее страдания – в конце концов, если бы не мои родители, я бы никогда не стал юристом и мне бы не пришлось пройти через такое, – но я не смог.
– Вообще-то мне только что сообщили плохую новость, мама. Я не прошел в компаньоны.
– О господи! – слишком уж поспешно сказала она. – Но всегда же можно попытаться в следующем году, не так ли?
Мой папа слушал разговор по второму аппарату, наверху. Я представлял, как он сидит на кровати, застеленной покрывалом из цветастого ситца, не зная, что делать в столь сложной в эмоциональном плане ситуации.
– Они не знают, что делают, – услышал я его осипший голос. – Помнишь, как те ребята из «Декка рекордз»[76] забраковали «Битлз», заявив, что гитары выходят из моды? Ну так вот, тут точно так же.
Впервые за этот день я улыбнулся.
– Спасибо, папа, это очень для меня важно.
– О, в самом деле? – Я чувствовал, что он слегка покраснел: папа не привык к комплиментам по поводу того, какой он хороший отец.
– Это же всего-навсего работа, – продолжала мама, разделавшись разом со всеми своими честолюбивыми надеждами, которые возлагала на меня все эти годы. – Не забывай, что в жизни есть и более важные вещи. Например, Элинор.
Это ничуть меня не подбодрило.
– Между прочим, она стала компаньоном. Они сделали слабую попытку изобразить удивление.
– В наши дни многие женщины зарабатывают больше своих мужей, – в конце концов нашлась мама. – Тут нечего стыдиться.
Больше мне было не выдержать.
– Послушай, мне нужно идти. Я позвоню вам позже.
Я просидел некоторое время, отчаянно хандря. Пришла Люси, которая стала утешать меня столь искренне и с такой теплотой, что мне сделалось немного легче. Я потащился к Эшу, и мы сидели, глядя друг на друга и с редкой изобретательностью ругая всех членов аттестационной комиссии. Беду действительно лучше переживать в компании.
– Я еще сто лет тому назад решил, что если у меня не получится с первой попытки, то я уйду, – сказал Эш. – Если я им не нужен, да будет так. Я не собираюсь ошиваться здесь вечно, подхалимски кланяясь таким, как Люси и Элли. Правда, хрен его знает, что мне делать.
Мне была невыносима мысль, что я не буду видеться с Эшем каждый день, но я понимал, каково ему. С появлением Элли равновесие нарушилось, и это особенно удручало. Но мы оба так привыкли к «Баббингтону», и нас пугала жизнь за пределами нашей башни из слоновой кости.
Итак, мы не пустились в детальное обсуждение нашей дальнейшей карьеры, поскольку было гораздо легче по-прежнему сидеть и тихонько ругаться на чем свет стоит.
Однако юриспруденция не дает никому передышки, даже если вы сыты ею по горло. В конце концов я поплелся к себе, чтобы попытаться все-таки разделаться с этим проклятым контрактом, стараясь не включить в него такие пункты, как: «Фирма гарантирует, что ее компаньон Грэхем Бентли – задница». За такое меня не стали бы преследовать по суду. Однако войдя в комнату, я увидел, что Ричард сидит на месте, склонившись над этим контрактом. Значит, мне удалось сделать что-то хорошее за последние несколько месяцев. Я рухнул в кресло, и он взглянул на меня с жалостью. Вот, значит, до чего я докатился.
