Марина Маслова - Спляшем, Бетси, спляшем!
— Ты ведь еще мальчик!
— Мне скоро двадцать один год. Не смей называть меня мальчиком! — и Саша твердо берет меня за плечи и целует так крепко, что у меня захватывает дух.
— Саша, Саша! — пытаюсь вразумить его я, но он уже ничего не слышит. На несколько минут моя воля сломлена его страстью, но стряхнув наваждение, я гневно отталкиваю его:
— Нет! Саша, нет! Так нельзя!
— Почему?! — он смотрит на меня затуманенным и совершенно взрослым взглядом.
— Потому что я тебе как мать.
— Это бред, никакая ты не мать!
Он опять тянется поцеловать меня, но я строго отстраняюсь.
— Саша, давай сядем и поговорим спокойно.
Но он уже встает с крепко стиснутыми руками.
— Извини, Бетси, я не хочу с тобой разговаривать спокойно.
Саша быстро выходит из комнаты, а я сижу, оглушенная произошедшим, машинально застегивая блузу. Проходит не меньше часа, когда в комнату опять заглядывает Саша.
— Бетси, ты еще не спишь? Прости, я тебя по-свински бросил. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Саша, ты понимаешь, что если бы я не опомнилась, я никогда бы не смогла смотреть тебе в глаза?
— Все в порядке, Бетси, не переживай так. Пойдем, разложим подарки?
Мы засовываем подарки в детские чулки, развешенные у камина и, проводив меня до двери спальни, Саша целует мои руки и говорит очень жалобным голосом:
— Бетси, но я правда люблю тебя! Почему ты отталкиваешь меня?
— Я тоже люблю тебя, Саша! Так же, как пятнадцать лет назад, когда ты сидел у меня на коленях.
— Только не говори мне о разнице в возрасте, — взвивается он, — Ты для меня женщина без возраста!
— Спокойной ночи, Саша!
Я ложусь в постель и лежу без сна до утра. Я так ошеломлена произошедшим, что моя реакция на Колин голос отходит на второй план. Я верю, что Саша очень разумный мальчик, и то, что сегодня произошло, нельзя рассматривать, как минутную вспышку юношеской сексуальности. Начинаю сердиться на Светлану, зачем она рассказала Саше о Франческо! Мне кажется, что именно это послужило толчком к его порыву. Но больше всего меня потрясло то, что со мной сегодня был взрослый мужчина, а не тот мальчик, которого я любила. Он показался мне незнакомым и очень сильным, я поняла, что он отдавал себе отчет в своих действиях и действительно хотел этого. Если бы это был не Саша, а просто незнакомый мужчина с такой же восхитительной внешностью и настойчивой страстностью, я бы не устояла. Тело мое до сих пор лихорадило от его поцелуев и именно поэтому я не могла уснуть. Боже мой, думала я, мне ведь тридцать семь лет. Я старуха. Неужели у меня не будет покоя. Я хочу, чтобы меня все оставили в покое!
Утром, глядя на себя в зеркало, я ужасаюсь своему лицу с черными кругами вокруг глаз. Оставив радостно рассматривающих подарки детей и Сашу ждать телефонный разговор с Колей, я ухожу в заснеженный сад, потом иду к церкви и захожу на кладбище. Я долго стою у могилы Алекса. Ах, если бы он был сейчас со мной! Как я могла с ним говорить абсолютно обо всем, как он меня понимал. Вот кого мне сейчас не хватало: настоящего друга. Нужно поговорить обо всем с каноником Фаулзом, с Мэтом, думаю я. Но дома, взявшись за телефон, чтобы позвонить ему и пригласить в Фернгрин, тут же кладу трубку обратно. Не хочу ничего никому рассказывать. Я должна сама с этим справиться. До вечера и все последующие дни мы вели себя как ни в чем не бывало, но все-таки я вижу в Саше почти неуловимую растерянность и тоску. Когда мы едем в Лондон накануне Нового года, Саша замечает:
— Как же ты будешь ездить без меня, Бетси? Придется, все-таки, научиться водить машину по «неправильной стороне». Или мне остаться у тебя шофером?
Алиса, сидящая сзади, встает и обнимает его за шею:
— Саша, оставайся! Я без тебя заболею и умру. Кто меня будет любить?
— Алиса осторожней, отпусти Сашу! — я разжимаю ее руки.
— Все меня бросают — и отец, и Коко, и Джек, — с обидой выкрикивает она, — Теперь вот Саша!
— Я с тобой, Алиса. Я ведь тебя люблю, и Алик тоже. Мы тебя не бросим! — но Алиса уже садится на свое место, отвернувшись к окну и надувшись.
А вечером Саша приходит ко мне в кабинет и просит поговорить с ним. Я в это время просматривала счета из клиники и финансовый отчет деятельности фонда, до отъезда в Рим мне нужно было его утвердить. Саша садится в кресло напротив, но долго сидит молча, глядя в огонь камина. Кончив проверять отчет, я тоже замираю, не желая первой нарушить тишину.
— Бетси, тебе не кажется, что я должен остаться и воспитывать детей? Алиса будет страдать, когда я уеду. Алик пока не осознает этого, но у него тоже будет потребность в мужском влиянии, — Саша говорит и говорит о психологии детей в неполной семье, о комплексах, которыми они страдают без мужчины в доме, а я сижу, разрываемая на части противоречивыми чувствами. Мне так не хочется, чтобы Саша уезжал! Мы замечательно жили вместе этот год: он чутко улавливал мои настроения и помогал справиться с трудностями, он был заботлив, нежен, предупредителен, он взял на себя воспитание детей. Я с трудом могла представить, как я теперь буду жить без него, на меня свалятся все бытовые проблемы, которые он с легкостью решал за меня. Но в то же время я не знала, что мне с ним делать. Простых отношений матери с взрослым сыном у нас больше быть не могло. Не было больше белоголового мальчугана, которого я учила говорить по-английски, не было подростка, которого привезла в Кембридж учиться, который сидел всю ночь, ожидая, когда родится Алик, который играл с Алисой и Джуззи в Гайд-парке, гоняясь за мячом, который мог броситься обнимать меня и я, смеясь, целовала его в обе щеки. Эта непосредственность и непринужденность наших отношений безвозвратно разрушена Сашиным признанием. Мне бесконечно жаль потерять нашу нерушимую, как мне казалось, связь. Это как потерять ребенка. Я вдруг замечаю, что Саша молчит и вопросительно смотрит на меня.
— Прости, Саша, я задумалась.
— О чем?
— О тебе.
— И..?
— Саша, я растеряна. Я всегда любила тебя. Ты был мне как сын. Мы так замечательно жили вместе. Теперь я не знаю, что делать. Тебе надо уехать, да?
— Бетси, у меня нет никаких шансов?
Я встаю из-за стола и подхожу к камину.
— Саша, мне тридцать семь лет, тебе двадцать, у нас почти семнадцать лет разницы. Что ты, собственно, хотел от меня? Любовное приключение?
— Я люблю тебя, я хочу жить с тобой всю жизнь.
— Через десять лет мне будет почти пятьдесят, а тебе — тридцать. А еще через десять лет мне будет шестьдесят. Я буду воспитывать внуков, а ты — сорокалетний, полный сил мужчина, будешь нуждаться в близости с молодой женщиной, способной разделить с тобой желания.
