Мэрилин Папано - Вкус греха
— Это нужно мисс Роуз. И тебе.
Он устремил взор в потолок.
— Сели, не трать время на молитвы за меня. Мне это не поможет.
— Ты считаешь, что ты такой плохой, что и помощь тебе не требуется?
— Меня уже не спасти, — согласился он, и в голосе его прозвучала горечь. И тут же Уилл добавил совершенно будничным тоном: — Я уезжаю.
Селина не сразу осмелилась спросить:
— Когда?
— Как только мисс Роуз вернется домой.
— Куда ты отправишься?
— Все равно. Подальше отсюда.
Собравшись с силами, она задала вопрос, от которого, казалось, зависела ее жизнь:
— Ты можешь взять меня с собой?
Уилл прикрыл глаза. Он не стал щадить ее и обещать неосуществимое. Он лаконично ответил:
— Нет.
— Почему, Уилл? Вдвоем нам было бы легче. У нас была бы машина, и у меня есть кое—какие средства.
Уилл поднялся и подошел к окну, у которого простоял почти два часа. Дождь все еще шел, мелкий, нескончаемый дождь. Плохо скитаться бездомному под дождем; одежда промокает до нитки, в туфлях хлюпает вода, и каждый шаг отзывается болью в ступнях. Он знал такие вечера, когда ему негде было укрыться и обсушиться, а приходилось идти, говоря себе, что холод и грязь не имеют значения, что спать вовсе не хочется и вовсе не отчаянная нужда гонит вперед и вперед.
— Ты не понимаешь, о чем просишь.
Селина тоже встала и подошла к нему. Он не повернул головы, но ему было видно ее отражение в оконном стекле — белое платье и шелковистые волосы, перевязанные лентами. Этими лентами — красными, белыми и синими — он привязал ее к изголовью кровати в ту ночь, когда познал небывалое блаженство. Она уверовала в него и отдалась ему. Наивная, доверчивая Селина.
— Я все понимаю, — упрямо возразила она, как будто не замечая, что он не смотрит на нее — потому что не может, черт возьми. — Я знаю, будет непросто. Я знаю, в жизни бывают трудности. Знаю…
— Ни хрена ты не знаешь! — резко оборвал ее Уилл.
Селина умолкла. На ее лице отразилось недоумение, обида и боль. Уилл знал это и поэтому упорно смотрел в окно.
— Настанет время, когда мы не сможем отремонтировать машину, и нам придется ее бросить. И твои деньги когда—нибудь закончатся, а я не смогу найти работу. — Он замолчал, но Селина не отвечала, и тогда Уилл заговорил жестче: — Ты согласна ночевать на земле в такую вот ночь? Согласна воровать, чтобы прокормиться? Придет время, когда твой внешний вид не понравится какому—нибудь полицейскому, и он решит, что твое место в тюрьме! — Он понизил голос: — А еще кому—нибудь непременно придет в голову, что ты прехорошенькая и было бы неплохо позабавиться с тобой. Ты готова отдаваться первому встречному за ночлег или ужин?
Все его слова разбивались о ее непроницаемое молчание. Он видел, как она подавлена и слаба, у нее не хватает сил, чтобы возражать.
В другом конце комнаты Мередит кашлянула.
— Билли Рей! Уилл! Уже одиннадцать часов. Можно идти к маме.
Уилл не двинулся с места; он только медленно повернул голову и посмотрел на Селину. Ему показалось, что ее лицо потемнело. Отведя взгляд, он проговорил невыразительно:
— Пора взрослеть, Сели. Ты у нас разумная и трезвая, вот и веди себя как хорошая девочка. И не суйся туда, куда тебе дороги нет.
И он направился к двери, думая о том, что скажет Селина, когда он вернется.
Медсестра провела его к нужной палате. Мисс Роуз, лежащая на большой кровати, словно утонувшая в огромной ночной рубашке, окруженная хитроумными аппаратами, казалась хрупкой и почти бесплотной.
Уилл проклял себя за то, что судьба привела его в Гармонию и ему довелось увидеть мисс Роуз вот такой. Крохотной и старой. Очень старой.
— Совсем не обязательно стоять в дверях, — слабым голосом заговорила она. — Ты вполне можешь войти.
— Я как раз собирался войти, — ответил Уилл, приблизился к кровати и взял старуху за руку. Рука была легкая как пух. Мисс Роуз сжала его ладонь — но он не ощутил пожатия.
— Я напугала тебя?
— Да. Вы всех нас напугали.
— Я полагаю, Реймонд с Френни здесь?
— Да, и Мередит тоже.
— А Селина?
Уилл потупился, избегая ее проницательного взгляда.
— И она тоже здесь.
Мисс Роуз отняла руку.
— Сядь. Я хочу с тобой поговорить.
Уилл присел на кровать, очень осторожно, чтобы не побеспокоить мисс Роуз. Вблизи он ясно, слишком ясно увидел, как она слаба. Ей недолго осталось ходить по земле. Как же он будет жить без нее?
— Когда умер твой отец, я хотела усыновить тебя. Ты разве не знал? — Мисс Роуз улыбнулась. — Ну да, конечно, откуда тебе знать? Я сама себя от этой мысли отговорила. Ты Бомонт, и ты гордился своим именем. При всем желании я не могла сделать из тебя Кендалла. Но в душе я всегда считала тебя сыном, вторым сыном. Я любила тебя.
Ответная улыбка далась Уиллу с трудом.
— Да, я знал. Я всегда…
Она погладила его по руке.
— Знаю, Уилл. Когда ты вернулся, у меня появилась надежда, что ты останешься дома, устроишь свою жизнь и будешь счастлив. Я рассчитывала удержать тебя. Потом я решила, что Селине это удастся. Самым большим счастьем для меня было бы увидеть вас мужем и женой. Она замечательная девочка и очень тебя любит. Она подходит тебе. И ты ей подходишь.
— Ошибаетесь! — с горечью откликнулся Уилл. — Люди перешептываются за ее спиной, каких только ярлыков на нее не лепят. А ведь они знают ее всю жизнь, они искренне уважали ее, а теперь из—за меня относятся к ней как к последней шлюхе.
Мисс Роуз безмятежно махнула рукой.
— Сплетни ничего не стоят. Да, сегодня болтают о ней, а завтра начнут болтать обо мне, потому что я стою одной ногой в могиле. Потом найдут еще что—нибудь интересное. Поверь мне, Уилл, сплетни — это ерунда.
— Для меня это не ерунда.
— Ты слишком гордый. Селина считает, что это хорошо, потому что гордость — это единственное, чего у тебя никто не отнимет.
В палату вошла медсестра.
— Миссис Кендалл, вам необходим отдых.
— Я отдохну, когда придет время, — возразила мисс Роуз.
Видя, что сестра настроена решительно, Уилл поспешно сказал:
— Ну пожалуйста, еще минуточку.
Сестра недовольно поджала губы, но вышла из палаты.
— Не надо вам с ними ссориться. Как—никак вы от них какое—то время будете зависеть.
— Значит, я с самого начала должна поставить их на место, — ворчливо возразила мисс Роуз и тут же заговорила другим тоном: — Уилл, ты почти всю жизнь действовал, повинуясь порывам. Хватит. Теперь тебе есть что терять. Ты не должен возвращаться к прежней жизни. Я сейчас говорю не о своей просьбе. Подумай хорошенько, Уилл, должен ли ты разбивать сердце девочки, полюбившей тебя.