Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила
И вдруг она вспомнила последний разговор с Айваром и все поняла. Господи, да как же иначе? Почему он наотрез отказался возвращаться в Россию? Почему так просил не сообщать дурных вестей Оле и всем, кто может ей рассказать? Да что там, они ведь даже говорили похоже — «это окрыляет даже когда ты не смеешь ей ничего сказать»... Конечно, ее подруга и была той женщиной, о которой он говорил. Они полюбили друг друга, а Нерина своими эгоистичными капризами разрушила их возможное счастье. И что теперь делать с этим знанием и собственной испорченной жизнью?
А Оля тем временем мыслями была в своей юности и любви, слишком пронзительной и драматичной для «Ист-Сайдской истории». Были и слезы, и отчаянное желание переиграть ситуацию, и неудобные мечты и сны, и щемящее чувство от его запаха, когда им удавалось обменяться поцелуями в щеку. И жуткое, сладкое смущение, когда в жаркий день на природе он стоял так близко, когда студеные капли стекали по черной коже, когда под ней перекатывались крепкие мускулы и грудь вздымалась, вбирая нежный летний воздух. Айвар на миг отвел глаза и девушка с радостью и страхом подумала: не хочет ли он того же, что и она, — беспамятства, которому не могут помешать ни люди, ни бог, ни социальные и расовые преграды. Только солнце, звонкая тишина и влажная трава остаются деликатными свидетелями.
Она все поняла сразу, едва этот высокий, сильный, удивительно красивый парень, от которого будто исходило тепло, приблизился к ней, смущенно улыбнулся и сказал: «Это я и есть». Это были роковые слова. Оля не то чтобы боялась или недолюбливала негров, но они всегда казались ей существами с иной планеты, возможно прекрасными, но чужеродными и телом, и душой. И вдруг полюбила именно африканца, так, что его кожа, экзотическая одежда, акцент и невиданная сила казались ей роднее и гармоничнее всех северных привычек и традиций. К тому же, он всегда безукоризненно следил за собой, был чисто выбрит, от него пахло чем-то свежим и пряным, а майки и носки постоянно оставались белоснежными.
А кроме того, Оля сразу прочувствовала его удивительную душевность и мудрость, которые выражались даже в мелочах. Айвар всегда привозил на совместные прогулки на воздухе к столу то, что любили девушки, и помогал им убирать мусор, замечал любую мелочь и непременно учитывал наличие вблизи заведения с туалетом, чтобы у девушек не возникло проблем. У него всегда при себе имелись пластыри, спиртовые салфетки и активированный уголь, он знал, что у Оли болезненные менструации, советовал, что принять и даже иногда делал ей лечебный массаж поясницы.
Кроме того, летом, когда родители у ребят то и дело выбирались на дачу, Айвар нередко навещал Олю, зная, что она, как и Нерина, в это время халатно относится к питанию. Оля, в отличие от подруги, умела готовить и творчески к этому относилась, но не видела смысла утруждаться для себя одной, как и тратиться на кафе. Ей хотелось уделить побольше времени любимой музыке, чтению, просмотру видеолекций или спорту, а на обед и ужин можно было обойтись салатом, сосисками и творожной массой. Айвар этого не понимал и вскоре взял над девушкой своеобразное «шефство» — заходил к ней всякий раз по пути, когда ездил в центр, и приносил готовые обеды из хорошей кулинарии.
Ни один парень из всех, кого Оля знала раньше, не был так внимателен, а уж Костя откровенно бравировал пренебрежением к женским слабостям, считая, что это особенно впечатляет в «настоящем мужчине». И мнение Оли по этому поводу не было для него секретом. Нет, откровенного флирта с подругой невесты Костя себе не позволял, но замечал ее безразличие к его мужской харизме и отсутствие всяких признаков зависти к Нерине. Это явно нервировало привыкшего к дамскому вниманию парня и было одной из причин его нелюбви к русским друзьям Нерины.
Айвар спокойно и с юмором относился к предубеждениям против своей расы и к ее истинным недостаткам и слабостям, добродушно воспринимал все выпады Митиного деда про «Чунга-Чангу» и умилялся от смешных нарисованных негритят в старом мультике «Каникулы Бонифация». Но все это нисколько не мешало ему разбираться в серьезном и глубоком, жестко оценивать дурные и аморальные вещи.
В клубе Оля не только угощала ребят сладостями к чаю, но и помогала готовиться к концерту, попутно рассказывая о русских песнях с мотивом древней печали и мудрости. Ей казалось, что Айвар легко ее поймет, потому что их народы были схожи особым складом языческого мировоззрения, на которое мало повлиял налет христианства. Она верила в высшие силы, которые не просто наблюдали за жизнью людей, но и не давали сломаться, отгоняли тяжелые мысли о неизбежном.
Когда они с Айваром напели одну из таких песен на два голоса, девушка сама не сразу почувствовала, как по щеке прокатилась нечаянная слезинка.
— Оленька, да что ты? — ласково сказал Айвар и осторожно отер ее кончиками пальцев.
Она благодарно на него посмотрела и тут их взгляды столкнулись в каком-то ином чувстве, неловком, внезапном и в то же время сознательном. Чудесная музыка оказалась катализатором, прояснившим для Оли, что все это неправильно и опасно, что им не избежать взаимной душевной боли, что не себе, а ей Нерина нашла суженого в дальних и диких краях... Но они оба были скованы обязательствами и моралью и ничего не смогли бы с этим сделать. Оля никогда не думала «отбивать» его у Нерины: такое противоречило ее натуре, унижало любимого человека, превращая в предмет охоты или торгов. Но ей было бы легче, если бы Айвар точно был равнодушен к ней, а Оля чувствовала нечто другое.
И у них с Айваром все-таки была общая история, случившаяся в тот безжалостно короткий момент, когда он уже не был женихом Нерины.
9."Осенней неги поцелуй..."
Эту историю Оля, разумеется, не собиралась рассказывать подруге, да и сама много лет не вспоминала о ней — точнее, приучила себя не вспоминать. Так же сделал и Айвар, сказав себе, что это был лишь короткий, тяжелый и болезненный сон. Они не копались в пережитом и почти никогда не обсуждали это между собой, а тем более с кем-либо другим. Но в последнее время Айвару почему-то стал приходить на память этот случай, что казалось ему дурным знаком, — будто предстояло подводить итоги. И почти тогда же, как по наитию, о нем вспомнила и Оля, хоть, в отличие от Айвара, и не видела в этом ничего зловещего.
... Незадолго до отъезда Айвара ребята приглашали Олю в клуб, посидеть напоследок в уютной компании, но она отказалась, сославшись на плохое самочувствие. В какой-то мере это было правдой: с того момента, как она узнала, что Айвар уезжает, на нее впервые в жизни накатила меланхолия — девушка не хотела ничем заниматься и боялась даже думать о том, как они встретятся в аэропорту в последний раз. Ее даже радовало, что родители всю неделю проводили за городом и не видели ее состояния.
Вечером, когда она вздумала перед сном посмотреть какое-то мрачное кино дабы немного отвлечься от личных переживаний, в дверь вдруг позвонили. К огромному удивлению Оли, это был Айвар — хоть его визиты и не были для нее диковинкой, она никак не ожидала, что он поедет к ней в такой суматошный момент.
— Привет, Оленька! — сказал он с улыбкой. — Вот решил зайти, раз тебе нездоровится. Заодно и поесть принес.
Он кивнул на увесистый пакет.
— А почему ты не позвонил? — спросила Оля смущенно. — Я бы в порядок себя привела, к чаю что-нибудь сделала, шарлотку хотя бы. Да и разве тебе сейчас до меня?
— А до чего же еще? — спокойно ответил Айвар. — Данэ сейчас дома нет, у него мероприятие почти до утра, так что мне в пустой квартире-то делать?
Он повесил куртку на вешалку, снял кепку и Оля заметила, что в нем что-то изменилось — за эти дни он как будто спал с лица, и кроме того, исчезла его прежняя дерзкая челка. Волосы, по-прежнему густые и пышные, теперь были сдержанно зачесаны на бок и открывали лоб. На нем была элегантная белая водолазка, а из украшений Айвар оставил только простые серебряные сережки.
