Алина Пуаро - Ships Life, или «Океаны нам по щиколотку!»
— Привет. Я не помешаю?
— Ой.
На опен деке стоял Марк собственной персоной, напевающий себе под нос.
Алина молча посмотрела на Наташу, ту как ветром сдуло. Напоследок она прошипела Алине в ухо:
— Он голубой!
А они остались разговаривать.
— Вы уже закончили на сегодня, — спросила она, даже не зная о чем с ним говорить. Сил придумывать тоже как-то не было. После ссоры с хорватом ей вдруг показалось, что последние дни она все, просто совсем все, делает не так. В основном, конечно, это касалось личной жизни, но перспектива быть уволенной испугала ее не на шутку.
Марк улыбнулся в темноте:
— А мы сегодня и не работали.
Алина нахмурила брови:
— Как так не работали? Я думала…
— Просто шоу не каждый день.
— Жаль, что я не умею петь.
— А ты попробуй! Вдруг получится?
— Издеваешься? Тогда весь корабль нужно будет эвакуировать.
— Ты смешная. И классно играешь тоже.
Алина села по-турецки и положила голову на бортик бассейна:
— Да, конечно. А еще есть Санта-Клаус.
— Я серьезно. А Санта-Клаус должен существовать обязательно. Иначе, кто же будет на рождество приносить детям подарки.
Алина насмешливо посмотрела на него:
— Можно спросить? А тебе сколько лет?
— Можно. Двадцать. Послезавтра двадцать один. Уже смогу официально покупать виски в баре.
Алина мысленно покачала головой. Не зря же он показался ей героем школы. Она почти угадала. Школу он закончил совсем не так давно.
— Ты первый раз на корабле?
— Да. А ты?
— Я тоже.
— Я сегодня первый раз побывал во Франции.
— А я тут жила три года.
— Серьезно? Вот это да! С ума сойти. мне думается, это самая романтичная страна в мире.
Алине очень хотелось съязвить на счет того, что по этому поводу думается ей, но он лишь произнесла:
— Гм. Наверное.
— А что ты там делала? — Марк переменил позу, непринужденно, как будто, так и надо, встал на руки и сделал несколько шагов. Если молодой человек рассчитывал произвести впечатление, то ему это полностью удалось.
— Это ты что делаешь? Я… — девушка замялась. Врать ей не хотелось, но и рассказывать всю подноготную Алина тоже не собиралась. Пришлось ни вашим, ни нашим, — Да ничего особенного. Училась. В Сорбоне. Ты вернешься в нормальное состояние или мне тоже надо перевернуться, чтобы с тобой разговаривать?!
— Неизвестно, чье положение более нормальное? Ты серьезно считаешь, что учиться в Сорбоне, это ничего особенного?! Это же лучше университет в Европе и почти самый древнейший! С ума сойти, а в Этрета ты была? Мы сегодня там были на экскурсии. Алебастровый берег, еще его зовут.
У Алины тоскливо заныло сердце. Ну почему прошлому всегда надо вмешиваться в настоящее?
— Этрета? Я?
— Ну, это место еще многие художники рисовали. Там есть такой утес…
— С дыркой. И внизу можно пройти и утес поменьше. Его импрессионисты часто, как сюжет использовали, и у Гюго на рисунках он есть. — Алина вздохнула и вынесла сама себе приговор. — Была.
— Гюго же писатель. Кажется. А где ты еще была?
— Он рисовал тоже. Много морских пейзажей. А ты? Что мы все обо мне?
— Просто ты такая исключительная и особенная. — Марк повернул к ней сияющее лицо. — А я до корабля почти нигде не был. Так по Штатам слегка с семьей путешествовали, у сестры был. Она на Гаваях живет. Хотя это тоже Америка. Значит, получается, совсем нигде.
— Америка тоже большая. А где ты родился?
— В Калифорнии, Сан-Франциско. Это маленький штат. А какой птицей ты бы хотел быть?
— Что?
— Ну, птицей? Я, наверное, орлом.
Она усмехнулась, потому что он ничуть и не напоминал эту гордую и величественную птицу. Скорее на чайку.
— А я ласточкой-стригунком. Они летают быстро. Или, на худой конец, голубем.
— Да? Почему?
— Меня звали паломой, когда я была в Венесуэлле. Это на испанском.
— А ты часто смотришь на звезды? Знаешь на корабле так мало времени смотреть на звезды.
Алина фыркнула:
— Здесь мало времени вообще для всего. Для жизни, для баскетбола, для сна. Да для всех нормальных вещей, а уж про звезды и говорить нечего.
— Ты, наверное, хочешь спать.
Алина покачала головой и тут же зевнула. Глаза предательски слипались сами собой.
— Завтра пойдем играть?
Алина улыбнулась, играть она готова была круглые сутки:
— Конечно, пойдем. А где мы будем завтра?
— В Испании. А потом в Лиссабоне. Ну, значит, я позвоню тебе в Испании.
Алина рассмеялась, и на душе у девушки потеплело. Марк непонимающе поднял брови.
— Звучит, как будто мы специально едем в Испанию, чтобы поиграть в баскетбол. Разве не забавно?
Марк тоже заулыбался, и они оба поднялись с дощатого пола опен-дека. На выходе он повернул.
— Ты куда? — удивилась Алина.
— А я здесь живу. — показал он на коридор, каюты которого выходили прямо на палубу.
— Вот это да! — позавидовала она, и поняла, что если сейчас не доберется до кровати, то уснет прямо тут, на ковре. — Ну, спокойной ночи.
Прошло два дня. В Лиссабоне с самого начала что-то пошло не так. Когда они гуляли по Ла Коруне вчера днем, Марк так восхищенно и смотрел на девушку, так легко им было разговаривать, так ярко светило солнце. Все было по-другому. Они снова болтали обо всем на свете и в то же время ни о чем серьезном. Они фотографировались всюду и везде: у забавного фонтана с толстым котом на большом шаре, на гранитных скамейках с такими же гранитными, сидящими на них людьми, и на выставке под открытом небе, посвященной почему-то Икару. Алина попыталась рассказать ему этот миф, но ее английского явно было не достаточно для древнегреческой литературы. И даже так, все это было с шутками и смехом, а не с вежливой отчужденностью, которой ее встретил Марк в прекрасной столице Португалии.
Девушка не могла понять, что изменилось. Звонить первой — так она не звонила, не звала вместе пойти в аут ни первый раз, ни сегодня. И не она пришла к нему после работы, чтобы снова пригласить на опен-дек. Девушка, в принципе, не строила относительно молодого певца решительно никаких планов в твердой уверенности, что девушки его не интересуют. Именно так, в ее представлении Марк был геем до того самого момента, как вчера он не поцеловал ее совсем уже не по-дружески, чтобы пожелать девушке спокойной ночи.
Но и после этого, на следующий день, она хоть и очень обрадовалась, но никак не ждала его звонка. Так что же все-таки изменилось за то короткое время, что прошло с утреннего взволнованного звонка в ее каюту и просьбой не уходить без него?
