Фэй Уэлдон - Судьбы человеческие
— Вам это будет удивительно слышать, — сказал доктор, — но люди меняются. — (Что он имел в виду, интересно?) — Придите ко мне через пару недель, и, если это не поможет, то мы попробуем таблетки. Но только после молитвы.
Хелен добросовестно попыталась молиться, обращаясь к матери, и, возможно, дух Эвелин задул мерзкое пламя дешевых черных свечей отца Маккромби; возможно, добрая и здоровая по сути душа Хелен одолела это наваждение сама, но ночные кошмары прошли, и Хелен вновь стала спать спокойно. Она уплатила доктору Майлингу по счету сорок пять фунтов — и сейчас же забыла об этом.
Клиффорду же было некому молиться; некому было и заступиться за него, а возможно, он и не допустил бы никого к своим проблемам в силу гордости и рационализма.
Поэтому его дела пошли хуже, а не лучше.
Тревога
Наша Нелл вновь в беде! Страшно подумать. Но даже самые легкие и очаровательные люди проходят через пару-другую «плохих» годов, особенно в период отрочества, когда они ходят вечно хмурые и дерзят, и оскорбляют всех на свете; когда сам себе кажешься больным, уродливым, грязным и неблагодарным — и ничто не в силах это изменить. В такие годы люди будто бы находят наслаждение в том, чтобы всем причинять неприятности.
Родным и близким в такой период остается лишь стиснуть зубы и ждать, когда доброта и спокойствие вновь снизойдут на души детей. У Нелл такой период случился между семнадцатью и девятнадцатью годами.
Может быть, теперь, когда ее будущее, наконец, стало более или менее ясно, Нелл имела право взбунтоваться? В свои ранние годы она была раздираема злою судьбой на части, одно несчастье следовало за другим, как будто то добрые, то злые ангелы по очереди склонялись над ее изголовьем, каждый отстаивая свое право на несчастное дитя.
Клиффорд бушевал в ярости, а Хелен плакала, и небеса отказались от нее, и Милорд с Миледи разбудили сонм дьяволов, и те послали Нелл в самое пекло ада на горящем шоссе.
Криминальная идиллия на отдаленной ферме внезапно оборвалась; и, хотя каждое несчастье в жизни Нелл сопровождалось и счастливым событием, но стрессы и потрясения в ее душе должны были во что-то вылиться. Вот так прошлое налагает свой суровый штраф на настоящее.
В ее шестнадцатый день рождения все было по-прежнему хорошо. Она была красивой, яркой, живой, милой и послушной девочкой, которая с успехом прошла экзамены, помогала своей псевдосемье (по сути, она работала у них чернорабочей — и ей никогда не платили, на что Нелл никогда не сетовала) и тайно пыталась заслужить внимание Дэя Эванса. Вот тут-то ей нанесла визит Полли.
К семнадцати годам она остригла почти «под нуль» свои густые прекрасные вьющиеся волосы и покрасила их в черный цвет в знак протеста. Она была настолько оскорблена взглядами своего учителя на искусство, что не стала проходить курс «А» по искусству. Нелл отказалась посещать уроки по истории. Таким образом, забвению был предан и курс «А» по истории. Оставался лишь французский, и Нелл решила сделать исключение для изучения Расина, которое, во всяком случае, не продлилось бы долго. К тому же, Дэй Эванс ушел на службу во флот, поэтому ходить в школу вообще стало необязательно.
В один из дней миссис Килдар обратила внимание, что Нелл вместо того, чтобы быть в школе, сидит дома.
Миссис Килдар заслушала гневные выпады Нелл против своих учителей и проговорила:
— Я не знаю, милочка, какой смысл для тебя вообще ходить в школу.
Миссис Килдар была утомлена: бизнес шел неплохо, но заработки были низкими, поэтому трудно было найти рабочих. Она в это время кипятила в кухне пищу для собак. По дому плыл ужасный запах, но они все давно привыкли к нему.
— И я не знаю, — отвечала Нелл, наконец-то не споря.
— В таком случае, — сказала миссис Килдар, — тебе стоит в конце четверти оставить школу и начать зарабатывать себе на жизнь, наконец-то.
Как мы знаем, миссис Килдар устала и была раздражена, иначе бы она не прибавила «наконец-то», что было несправедливо. Жаль, что она произнесла это слово.
Нелл простилась со школой в тот же день, несмотря на уговоры и протесты учителей и друзей, и начала работать полный рабочий день.
Но случилось нечто, о чем, кроме нас с вами, читатель, никто не должен знать: мистер Килдар, которому исполнилось сорок девять и который страшился своего пятидесятилетия, как и того, что в его жизни уже не произойдет ничего интересного, кроме разве что изменений в карантинных законах, в лучшем случае, да унылой старости — в худшем, перестал просто желать Нелл, а влюбился в нее. Такое случается. Похоть можно скрыть, а любовь — невозможно. Бедная миссис Килдар. У нее были подозрения: руки у мужа начали дрожать, голос изменял ему, а лицо бледнело. Любовь мужа к девчонке, конечно, не сделала ее более терпеливой к Нелл и не улучшил ее нрава. Поэтому можно сказать также: бедная Нелл!
Бедной Нелл и вовсе некому было довериться. Как она могла говорить откровенно с миссис Килдар? Или с Брендой, или с кем-то из одноклассников, не опасаясь, что все сразу же станет известно Бренде? Поэтому она и обрезала волосы — чтобы стать непривлекательной. Поэтому она и перестала ходить в школу: пусть она станет совсем тупой, думалось ей. Однако не сработало ни то, ни другое. Ее не одобряли все, кроме мистера Килдара.
Он приходил к ней во время кормления и смотрел на нее в упор большими карими глазами. Руки Нелл невыносимо и отвратительно пахли от собачьей смеси; но даже это не отталкивало его. Он умолял ее бежать с ним и спрашивал, отчего она такая безжалостная.
— Я и не собиралась быть безжалостной, мистер Килдар.
— Пожалуйста, зови меня Боб! Не нужно этих формальностей. Разве ты не чувствуешь благодарности за все, что я сделал для тебя?
— Я благодарна и вам, и миссис Килдар.
— Если мы ей все объясним, она поймет.
— Что объясним, мистер Килдар?
— Нашу любовь, Нелл. Я никогда не любил жену. Мы просто изображаем супругов. Мы не расстались только из-за Бренды. Но теперь у меня появилась ты. Я думаю, что Бог послал мне тебя…
— Вашу любовь, а не нашу, мистер Килдар. И пожалуйста, перестаньте говорить мне об этом. Это дурно с вашей стороны.
Он, однако, не желал уходить — и говорил, говорил. И его руки все больше приближались к ней, и их было все труднее оттолкнуть. Бренда уже начала косо поглядывать на Нелл.
Это было невыносимо! Однажды вечером Нелл упаковала свои вещи, повесила на шею свой талисман: оловянного медвежонка на цепочке, взяла на почте все свои сбережения (63 фунта и 70 шиллингов) и села в лондонский поезд.
Конечно, это огорчит миссис Килдар, подумала Нелл, но что еще ей оставалось?
