Джоди Малпас - Одна отвергнутая ночь
Он не решается на дальнейшие действия, стоит молча, голова опущена, мышцы рук напряжены от сильного сжатия дверного косяка. Не зная, что делать, но понимая, что больше не могу видеть его в таком состоянии, я осторожно начинаю к нему приближаться, пока не останавливаюсь достаточно близко, чтобы почувствовать его мужской запах вперемешку с запахом пота, покрывающего его тело.
— Миллер, — говорю тихо, поднимая и протягивая к нему руку, осторожно дотрагиваюсь до его плеча, с резким вдохом приходится сдерживаться, чтобы не отдернуть руку. Он горячий, как кипяток, только мне не приходиться долго терпеть этот жар. Он, дернувшись, шипит, заставляя меня дернуться от такой реакции, и направляется к душу, заходит в кабинку и включает воду.
Он безумен в своих намерениях. Схватив губку и налив на неё гель для душа, он небрежно бросает на пол бутылку и начинает тереть свою кожу. Мне страшно, не только из-за несвойственной ему небрежности, но и из-за его настойчивости очистить своё тело, с такой грубостью. Он натирает себя с силой, везде, ополаскиваясь и снова добавляя гель. Пар быстро окутывает большое пространство ванной комнаты, говоря мне о том, что душ слишком горячий, но ему, как будто, всё равно.
— Миллер, — я делаю несколько шагов, всё больше и больше волнуясь о том, как душно здесь становится. — Миллер, пожалуйста! — ладонью ударяю по стеклу, пытаясь привлечь его внимание. Его волосы промокли и спадают на лицо, мешая глазам, только его это не останавливает. Смесь ужаса и гнева вложена в отчаянные движения губки на его теле. Он же покроется волдырями. — Миллер, прекрати это! — Я пытаюсь войти в душ, полностью одетая, но отскакиваю, когда на меня попадает вода. — Блин! — Она обжигающе горячая. — Миллер, выключи воду!
— Я не могу этого вынести! — кричит он, хватая с пола бутылку с гелем и, сжав её в руке, выливает всё на себя. — Они пачкают меня! Я чувствую их даже сквозь одежду!
От его громких и четких слов у меня сжимается горло. Но это меня волнует меньше всего. Он сильно себе навредит, если я его оттуда не вытащу.
— Миллер, послушай меня, — я стараюсь говорить спокойно, но не получается сдержать волнительную дрожь в голосе.
— Я должен очиститься! Мне надо стереть с себя все их следы.
Мне нужно зайти и выключить душ, но даже отсюда вода ошпаривает.
— Выключи душ! — кричу, потеряв самообладание. — Миллер, выключи грёбаный душ! — Он игнорирует меня и, прекратив скоблить грудь, переходит к рукам, тогда я замечаю красные пятна, появляющиеся на его грудных мышцах. Это приводит мою тушу в действие прежде, чем я успеваю осознать степень боли, которую получу, Я уже в душе, в поисках контроля держусь за стену. — Блин, блин, блин! — кричу, когда меня со всех сторон атакует кипяток.
Я отталкиваю Миллера со своего пути, вырывая его из этого безумства, и лихорадочно закручиваю краны, чтобы остановить поток обжигающей боли, льющийся на нас с Миллером. Когда вода, наконец, перестаёт литься, я спиной прижимаюсь к стене, усталая, кожу щиплет от боли, а я жду, когда рассеется пар, открывая обнаженное, неподвижное тело Миллера. Он одеревенел. Нет ничего на лице, от которого замирает сердце, нет даже тени дискомфорта после стояния под кипятком гораздо дольше меня.
Подхожу к нему и нежным движением руки убираю с его лица волосы, попутно выдыхаю, сдерживаемый в легких воздух.
— Никогда больше не пытайся меня оттолкнуть, — предупреждаю его твёрдым голосом. — Я люблю тебя, Миллер Харт. Всего тебя.
Его измученные синие глаза медленно поднимаются по моему промокшему, тяжёлому телу и смотрят на меня с тоской.
— Как? — он шепотом задает простой, разумный вопрос. Этот мужчина сводит мою жизнестойкость к абсолютному максимуму. От бросает меня из всеобъемлющего отчаяния в всепоглощающее удовольствие. Он делает меня безрассудной, глупой, слепой… и делает меня сильной.
Я могла бы полюбить его только лишь за то, что он прикоснулся к моей душе.
— Я люблю тебя, — повторяю, не чувствуя необходимости объяснять это, даже Миллеру. — Люблю тебя, — шепчу. — Я не сдамся без боя. Я буду сражаться с каждым и выиграю. Даже с тобой. — Ладонью накрываю его затылок и притягиваю к себе, смотря, как он невидящим взглядом изучает моё лицо. — Я достаточно сильная, чтобы любить тебя. — Губами прижимаюсь к его губам, разжигая наше воссоединение, язык ласково пробирается ему в рот, и я добиваюсь его стона, а потом он отстраняется.
— Я не мог так поступить, — говорит он тихо. — Не мог так поступить с тобой, Ливи. — Он поднимает меня, и я ногами обхватываю его бёдра, но, беспокоясь о его чувствительной сейчас коже, руки я держу на его плечах. И всё же, не могу удержаться, и лицом прижимаюсь к изгибу его шеи. Щекой прижимаюсь к его плечу и вдыхаю егозапах , меня переполняет утешение, которое он даёт мне через прикосновения. Он не мог так поступить.
— Я хочу преклоняться тебе, — говорю ему в шею, моё теплое дыхание сталкивается с его разгорячённой кожей. Эта смесь почти нестерпима. Мне нужно напомнить ему, что у нас есть. Мне нужно показать, что я могу это сделать. Что он может это сделать.
— Здесь я преклоняюсь.
— Не сегодня.
Встаю на ноги и вывожу его из душа, подвожу к постели и толкаю на покрывало. Он вытягивается во весь рост и просто наблюдает, как я укладываю его конечности, пока не убеждаюсь, что ему комфортно. Потом я целую его невозмутимое лицо и оставляю немного передохнуть, пока сама набираю ванну. Удостоверяюсь, чтобы вода была только тёплой, и заглядываю в его возмутительно чистый шкафчик, аккуратно, так чтобы не испортить его идеальное расположение бутылочек, тюбиков и баночек, я перебираю их, пока не нахожу пену для ванн. Тот бардак, что я натворила в его гардеробной, как раз то, что может его надломить, но я разберусь с этим позже. Я не настолько наивна, чтобы думать, будто пикник в парке и поцелуй под дождём совсем стёрли навязчивые идеи Миллера.
Оставив ванну набираться, я снимаю мокрое платье и возвращаюсь в спальню, где принимаюсь собирать его разбросанную одежду, вероятно, единственную, что осталась у него в целости. Аккуратно всё складываю и стопкой оставляю на комоде, поднимаю глаза, чувствуя, как взгляд синих глаз опаляет мне кожу.
— Что? — спрашиваю, переминаясь под его пристальным взглядом.
— Просто думаю, как мило ты смотришься, убирая мою спальню. — Он переворачивается на бок и рукой подпирает голову. — Продолжай.
Боль продолжает стихать, и я улыбаюсь, от чего в его синих глазах загораются прежние искры. Знакомые и успокаивающие.
— Хочешь выпить?
Он кивает.
- Какие-нибудь предпочтения?
Качает головой.
Начиная хмуриться, иду к выходу из комнаты, и, оглянувшись, вижу, как он провожает меня пристальным взглядом, пока я не исчезаю из виду. Я тороплюсь, пробежав по коридору в гостиную, и останавливаюсь у шкафчика с выпивкой.
