Марк Барроклифф - Подружка №44
Я отнес чашки в мойку. Рядом обнаружилось сверкающее хромом мусорное ведро – такие были в моде несколько лет назад. Я нажал педаль подъема крышки, заглянул внутрь. Под шоколадной оберткой и банкой из-под фасоли лежал третий презерватив.
– Элис, – сказал я, – не возражаешь, если я загляну в твою спальню?
Она раздраженно выдохнула густое облако дыма.
– Еще как возражаю. Что ты рассчитываешь там увидеть? Если б я трахнулась с ним, то у меня хватило бы ума перед твоим приходом сменить постельное белье.
– Да нет, не подумай, дело совсем не в том, и я знаю, ты с ним не спала, – возразил я. – Просто хочу показать тебе, откуда я это знаю.
Она пожала плечами. Я заметил, что один сосок стоит торчком.
– Хорошо придумано, – кивнул я на сосок. Элис издала звук, похожий на шипение эфира между радиостанциями, и прикрыла грудь рукой. Я подумал, удастся ли мне восстановить симметрию до поездки в Брайтон.
В спальне я сразу шагнул к мусорному ведру. Презерватива нет, зато обертка от него с надписью «гипоаллергенно» аккуратно лежит на пустой банке от кока-колы. С таким же успехом Джерард мог подписать свое имя. Подобно многим, он считает аллергию доказательством душевной тонкости и поэтому придумал себе несколько оригинальных аллергенов. Один из них – презервативы. Насколько я понимаю, это значит, что он плохо умеет их надевать или просто не любит. Помню, Пола рассказывала, что стала пить таблетки, чтобы не подвергать себя опасности ослепнуть от срикошетившей в глаз плохо надетой резинки, в самый неожиданный момент слетающей у Джерарда с члена.
Элис в ужасе посмотрела на обертку:
– Клянусь, понятия не имею, откуда она здесь.
Я молча провел ее из спальни к мусорному ведру в гостиной, а оттуда в кухню. Во время этого непонятного обхода Элис в прелестном недоумении качала головой:
– Не знаю, как они туда попали. Пока ты не пришел, я их не замечала.
– Все в порядке, – успокоил ее я. – Знаю, что не замечала, и как они туда попали, тоже знаю. Их рассовал Джерард, чтобы я увидел. Поэтому они оказались в трех разных мусорках: он хотел, чтобы я увидел их наверняка.
– Не понимаю, – сказала Элис. – А зачем ему это понадобилось?
Я вздохнул с видом дзен-буддиста, которого просят растолковать тонкости религии домохозяйке, приходящей к нему на занятия раз в неделю.
– Замысел рассчитан на несколько уровней действия, – тоном Пуаро в конце очередной серии начал я. – Во-первых, если бы это увидела ты, что вряд ли, поскольку ты близорука и любовью к порядку не отличаешься, то могла бы подумать, будто переспала с ним и забыла. Повторяю: вряд ли, разве что после лоботомии или курса мощных транквилизаторов. Но это лишь внешний расчет. Гораздо вероятнее, что на них наткнусь я и, не раздумывая, решу, будто ты с ним спала. Я на тебя наору, мы разругаемся, и путь для него открыт. Или ничего не скажу, но гнетущая мысль о том, что ты спала с другим, подточит мое доверие к тебе, и тогда наша любовь обречена.
– Очень умно, – заметила Элис, как будто в ответ на речь Пуаро в конце фильма.
– Но это еще не все. – Я выбил пепел из воображаемой трубки. – Пусть даже, обнаружив презервативы, я правильно пойму, что произошло; ты можешь не принять мои объяснения. Сочтешь меня извращенцем, разбрасывающим по твоей квартире презервативы. А потом он, конечно, может сказать, что не знает, о чем я, а ты, должно быть, спишь с кем-нибудь еще. Рассуждения о подрыве доверия смотри выше. Или он будет утверждать, что спал с тобой сам, а следовательно, мне у тебя делать нечего.
Элис слегка оторопела.
– Ты правда думаешь, что он настолько хочет переспать со мной?
– Если предложить ему на выбор – переспать с тобой, но лишиться правой руки, или остаться целым, он ответит: «Называйте меня левшой».
– Боже, – пробормотала Элис, – наверное, лучше мне с ним какое-то время не видеться.
– Если хочешь знать, это лучшее, что я слышал от тебя, – сказал я. – Поедем в Брайтон?
– Поедем, – ответила Элис, надела темные очки и стала похожа на Софи Лорен, только еще красивее. – Но ты ведь не сам их туда положил?
Брайтон промелькнул как в тумане: грязно-белые домики эпохи Регентства, солнце, рыба, картошка фри, пиво, море. Ничего лучше Брайтона в Англии нет, правда, дни его расцвета уже позади, и городок живет себе потихоньку, немного обшарпанный, чуть обветшавший, непохожий на все эти шикарные новые курорты с торговым центром, до мелочей скопированным с Далласа или Чикаго. Из чистого пижонства я заказал нам номер в «Метрополе» окнами на море, что-то двести фунтов за день. Сначала хотел поселиться в «Гранд-отеле», но там в 1984 году останавливалась миссис Тэтчер, и Элис боялась, что в здании все еще холодно, несмотря на заложенные мины. Как я уже говорил, я к политике равнодушен, но госпожа Тэтчер проникла даже в мое сознание. Не знаю точно, в чем заключалась ее политика, кроме того, чтобы сделать всех жителей юга страны поголовно богатыми, а на севере – бедными, что меня устраивает, ибо я давно обосновался на юге, но у меня к ней претензии иного свойства. В ней есть нечто мертвящее; мертвенность очищенных от мха газонов, молитвенных собраний, промышленных владений и ужесточения судебных приговоров; мертвенность нашей всегдашней правоты при неправоте всего остального мира.
Она походила на жутковатую соседку из моей студенческой юности – даму, которая раз в две недели аккуратно купала своих кошек, и твердила нам, что мы не имеем классового права ходить по одной улице с нею. Все мы готовили себя к работе в средствах массовой информации, то есть к жизненному уровню среднего класса, а муж той мегеры был почтальоном, но я, пожалуй, понимаю, что она имела в виду. Как-то раз она вызвала полицию, чтобы разогнать вечеринку в нашем доме, и оно бы ничего, только никакой вечеринки не было, просто однокурсники забрели к нам на огонек в воскресенье вечером. Копы велели нам сделать потише музыку, но были вынуждены признать, что это довольно сложно, ибо никакой музыки мы не включали.
Так вот, наша дама млела от Тэтчер и на каждых выборах вывешивала на доме плакат «Голосуйте за консерваторов». Как вы можете догадаться, мне приходилось отвечать плакатом Социалистической рабочей боевой марксистской альтернативной партии, хотя я понятия не имел, какие у них цели и задачи помимо стояния у станций метро. Также я не знал ни одного члена данной партии, проработавшего в своей жизни хоть один день, а следовательно, в чем-то они, должно быть, правы.
Мы вошли в «Павильон», безумное сооружение эпохи Регентства с колоннами и восточными куполами. Внутри я восхитился смешением индийского и китайского стилей и решил отделать свою квартиру так же. И принимать гостей в роскошном клетчатом халате, в расписанной драконами зале.
