Ноэль Гаррисон - Валентина. Тайные желания
– Хочешь? – шепчет он.
Она отпускает его пенис и, секунду помедлив в нерешительности, отвечает:
– Да.
Она старается сосредоточиться на пенисе Тео, лижет его, ласкает языком, доводит до самого края, но одновременно с этим постепенно теряет власть над собой. Его язык размеренно двигается внутри нее, ослабляя нерв ее страсти, пока она не превращается в реку желания, впадающую в него. Две их сущности сливаются в одну.
Теперь она воображает, что они лежат не просто на кровати в одной из гостиниц Венеции, а на брачном ложе. Они предаются любви как будто в первый раз. Аромат роз смешивается с запахом их возбуждения. В этот день она свободна, потому что в тот миг, когда Тео произнес «согласен», ее страх испарился и узел любви затянулся на сердце. Она представляет себе ясный день в Венеции, солнечный свет струится в открытое окно, вот она поднимает руку, и золотая ленточка у нее на пальце сверкает надеждой.
Они проваливаются, летят куда-то вниз с головокружительной скоростью, прикосновения их тел нежны, как теплый дождик летом. Когда наступает финал, Валентина ошеломлена. Ни разу не испытывала она ничего подобного. Я люблю тебя. Слова эти звенят в ее голове настолько ясно, что она даже не понимает, произнесла ли их вслух. Но любовник хранит молчание, ласкает ее, сжимает в объятиях, не догадываясь о ее безмолвном признании.
Постепенно тела их разъединяются, и они садятся, прислонившись к спинке кровати. Тео кладет руку ей на плечи. Как бы ей хотелось, чтобы сейчас время остановилось и не было конца этому мгновению покоя после столь бурной страсти, чтобы можно было вечно слушать звуки Венеции: шаги прохожих, голоса итальянцев и туристов, плеск канала, гудение проплывающего катера, часы, бьющие два, шепот призраков прежних любовников, долетающий сквозь стекла окна. Но Тео шевелится, нарушая гладь молчания.
– Ты подумала над моим вопросом, Валентина?
– Над каким вопросом? – тихо спрашивает она, гладя его голое плечо и вдыхая столь желанный запах.
Он убирает руку с ее плеч и поворачивается к ней лицом.
– Тот, который я задал десять дней назад, когда мне нужно было уехать.
Она качает головой, делая вид, что не помнит, о чем речь, как будто это для нее совершенно неважно.
– Я хочу, чтобы ты стала моей девушкой, – говорит Тео, гладя ее волосы. – Теперь ты мне веришь? Можешь полюбить меня?
И снова в своем сердце она слышит тоненький голосок: о да, да, да. Голосок, давным-давно задушенный и за ненадобностью упрятанный в самый темный чулан души, когда она была еще совсем молода. Она хочет, чтобы этот голос прозвучал вслух. Только сегодня утром она решила сказать ему, что любит его. Пока они занимались любовью, естество Валентины пело эти слова. Но сейчас она не может проглотить ком в горле, чтобы произнести их. Она не в состоянии разомкнуть губы и сказать Тео то, что он хочет услышать.
– Валентина, – говорит Тео, глядя прямо ей в глаза. – Я люблю тебя. С той секунды, когда впервые увидел тебя в метро, я люблю тебя…
Она отшатывается от него так, будто он ее ударил. Он убирает руку с ее волос.
– Нет, это невозможно. Не говори этого, – внезапно охрипшим голосом, еле сдерживая слезы, произносит она.
– Я люблю тебя, – повторяет он, пронзая ее горящим страстью взглядом. – Я знаю, ты считаешь, что не сто́ишь этого, но напрасно. Разве ты еще не поняла смысла всего, что происходит?
Она мотает головой, не в силах говорить.
– В тот вечер, увидев тебя в метро, я полюбил тебя за твой свободный дух. Наконец-то я встретил кого-то, кто не хотел меня присвоить или управлять мною. Ты дала мне свободу, Валентина, и я полюбил тебя за это.
Она в страхе смотрит на него, начиная понимать.
– Ты помнишь, как все было? Когда мы с тобой играли, встречались в гостиницах, занимались любовью. Это было так возбуждающе, так захватывающе. От этого я полюбил тебя еще сильнее.
– Да, – хрипло шепчет она. – Так нельзя жить все время. Это ненормально.
– Почему? Кто сказал, что через пятнадцать лет мы не сможем заниматься тем же? Играть в тайных любовников? – Он вздыхает. – Я полюбил ту Валентину. Независимую, но стеснительную; свободную, но изысканную; страстную, но не дешевую. Я не хотел, чтобы она менялась.
Во взгляде Валентины появляется удивление.
– Но ты изменилась, милая. Как только я стал жить с тобой, ты закрылась от меня, как устрица. Ты подавила в себе ту девушку. Почему?
Его слова пронзают ей сердце. Она поднимает на него глаза, полные непролитых слез.
– Я не хочу становиться такой, как мать, – произносит она надтреснутым голосом.
– Я не знаю, что ты имеешь в виду, но зачем тебе становиться такой, если ты этого не хочешь? – Его голос звучит неожиданно резко. – Мне ты отказалась о ней рассказывать. Я знаю о твоей матери только то, что мне рассказал Маттиа. – Тут его голос смягчается. – Я слышал, она непростая женщина.
– Очень непростая, – натянуто произносит Валентина. – Думаю, это она заставила отца уйти. Она так носилась со своей независимостью, буквально помешалась на том, что ее ничто не должно связывать. Любовников своих она за людей не считала. – Валентина замолкает на секунду, собираясь с духом. – Я пригласила тебя к себе, потому что боялась превратиться в мать.
– На самом деле ты не хотела звать меня к себе, да?
Она печально качает головой.
– Не хотела. Но это было тогда, сейчас я хочу жить с тобой. – Она поворачивается и смотрит на него, надеясь, что он по ее глазам поймет: она говорит правду.
– А что изменилось?
– Это случилось в течение последней недели. Перед тем, как ты уехал, я думала, что должна подавить себя настоящую, чтобы получилось что-то. Я с ума сходила. В душе понимала: на самом деле я копия своей матери, и меня жутко злило, что не могу быть собой.
Тео берет ее за руку.
– Это все, что мне было нужно. Чтобы ты была собой. Но ты не захотела разговаривать. Не говорила, что с тобой происходит.
Она поворачивается к нему и целует его плечо.
– Прости меня. Обещаю, я буду лучше стараться.
Тео печально улыбается.
– Я хочу, чтобы тебе не нужно было стараться. Хочу, чтобы ты поняла: моей любви не нужны никакие условия. Вот смысл эротического альбома, Валентина. Эти фотографии были сделаны любовником твоей прабабушки, и даже на них видно, как этот мужчина преклонялся перед ее свободным духом. Я хотел показать тебе, что ты такая же, как она, и в этом нет ничего постыдного.
– Поэтому ты был в клубе? Поэтому там все это происходило?
– Да, – отвечает он. – Леонардо – мой старый друг. Я попросил его помочь.
Ее брови ползут вверх. Она не верит своим ушам.
– И ты был не против, чтобы мы занимались сексом? – недоверчиво спрашивает она. – Чтобы я спала с теми двумя женщинами, с Розой и Селией? Чтобы подчинялась Леонардо? Ты был не против того, чем я занималась в Темной Комнате?
