Джудит Гулд - Вспышка. Книга первая
А утром его разбудил страшный грохот. «Мой дом!» – было первое, о чем он подумал.
Даже во сне Луис Зиолко слышал оглушительный гул и мог бы поклясться, что дом брыкается не хуже какой-нибудь дикой лошадки в родео. В его мозгу молнией пронеслась ужасная мысль, преследующая всех калифорнийцев: «Землетрясение! Настоящее землетрясение! Землетрясение-убийца!»
Первое, что он увидел, когда с выпрыгивающим из груди сердцем очнулся от мирного сладкого сна, была вчерашняя проститутка, которая рылась в его побрякушках, аккуратно складывая в кучку его золотые с бриллиантами запонки, бриллиантовые булавки для галстуков, золотую зажигалку, портсигар от Картье и золотые часы «Ролекс».
И в тот момент, когда он вскочил с кровати, чтобы придушить эту дешевую потаскуху, ужасающий треск сотряс воздух. За ним последовал страшный низкий грохот, и они оба очутились на ковре с длинным ворсом.
В отличие от Луиса Зиолко, который родился и вырос в Бруклине, девушка оказалась закаленной калифорнийкой, поэтому она первая вскочила на ноги. Позабыв о дорогих побрякушках, оставленных на бюро, она с криками: «Землетрясение!» рванула к ближайшему выходу. Выбор двери оказался страшной ошибкой, поскольку она вела на узкий балкон, опоясывающий дом со стороны нависшего над ним отвесного горного каньона. Сонливость Зиолко как рукой сняло при виде стены вязкой грязи, которая непрерывным потоком потекла в комнату, наподобие коричневой рвоты, изрыгаемой из какого-то гигантского рта. Он понял, что через каких-то пару секунд они оба утонут в этой жиже, если он срочно что-нибудь не предпримет.
Дернув перепуганную насмерть девушку за руку, он быстро потащил ее к балконной двери, находящейся на противоположной стороне комнаты. Пока они мчались через балкон к подъездной дорожке, Зиолко подумал, что надо было бросить эту воровку, чтобы она утонула в грязи, но это запоздалое сожаление тут же сменила другая, более страшная мысль: балкон под его ногами, находящийся на высоте трехсот футов над Лос-Анджелесом, затрещал и стал раскачиваться, а его огромные бетонные плиты одна за другой начали коробиться.
«Землетрясение! – в молчаливом ужасе вопило сознание Зиолко. – Землетрясение-убийца настигает нас!»
И, лишь очутившись на пока еще спокойной подъездной дорожке, Зиолко понял, что повсюду вокруг твердая земля. Между тем горный склон, на котором гнездился его дом, по жидкой грязи сползал на дно каньона.
Стоя совершенно голым под ледяным ливнем, Зиолко выкрикнул хриплым голосом:
– Это грязевой оползень! Проклятый оползень! – Дрожа от холода на относительно безопасной подъездной дорожке, они с девушкой не сводили глаз с гордости и радости Зиолко – его дома. Выстроенный в стиле арт-деко дом, представлявший собой свободную конструкцию – бетонные балки, прочные сваи, вбитые глубоко в склон холма, обтекаемой формы балконы, гордо выступающие высоко над Лос-Анджелесом, – на самом деле не годился для занимаемой им почти вертикальной площадки – факт, на который не обратили никакого внимания его предыдущие владельцы, хозяин крупной компании, производящей асбест, и молоденькая актриса – его жена. Они приказали встревоженному подрядчику вогнать сваи в мягкий грунт холма, чтобы дом стал похож на надстройку океанского лайнера, выброшенного гигантской тихоокеанской волной прямо на круто поднимавшийся берег.
Год спустя супруга магната воспылала страстью ко всему латиноамериканскому и переехала в испанскую оштукатуренную гасиенду в Бэль Эйр, обзаведясь, новым мужем – плейбоем-кубинцем, чьи сексуальные талант и выносливость вошли в легенду.
Когда Зиолко прослышал о том, что дом выставлен на продажу, он сразу же купил его, пристроил к дальнему концу дома бассейн, взорвав для этого часть горы, небрежно расставил по комнатам покрытую шпоном мебель в стиле арт-деко и, очень довольный собой, поселился в нем, посмеиваясь над злопыхателями, которые, в свою очередь, смеялись над ним и осуждали моду строить дома в каньоне.
Теперь настал его черед проклинать дом, все пять вертикальных акров земли со скудной растительностью, шестнадцать огромных комнат, гараж на четыре машины и выложенный гранитными плитками внутренний двор с бассейном. Одним словом, он проклинал все и вся и со злостью наблюдал, как его обожаемый дом аккуратно треснул пополам и одна его половина постепенно сползает вниз по крутому склону, в то время как другая продолжает непрочно держаться на горе. Зиолко долго и печально смотрел на свое жилище, и ему казалось, что он видит кукольный домик – три этажа открытых взгляду комнат: крутая монументальная лестница, столовая и спальня, через которую продолжала катиться грязь, коричневым водопадом обрываясь на дно каньона с высоты трехсот футов.
– Будь прокляты ублюдки, которые продали мне этот чертов дом! – бушевал он. – Я их засужу!
– Мои часы! – тихо всхлипывала девушка. – Моя одежда. – Она стояла, с патетическим видом пытаясь прикрыть голую грудь и светлый треугольник внизу живота. – Все мои самые лучшие вещи остались в этой спальне! – выла она, трясясь всем телом и стуча от холода зубами.
– Пошла к черту, дешевая шлюха-воровка! – заревел Зиолко. – Меня волнует мой дом, будь он проклят!
Стоя вместе с девушкой рядом с «крайслером», он в ужасе наблюдал за тем, как оставшаяся часть дома с оглушительным грохотом в духе эффектов Сесиля Б. Де Милля развалилась на четыре огромные части и они друг за другом заскользили, кувыркаясь, по мокрому от дождя склону. За ними плавно, подобно неспешной реке, перекатывались тонны жидкой грязи, чтобы навеки похоронить их под собой.
Луис Зиолко медленно поднял мокрое от слез и дождя лицо и, откинув назад голову, неожиданно разразился громким хохотом, не обращая внимания ни на хлеставший его по лицу дождь, ни на девушку, решившую, что этому психу место в сумасшедшем доме.
Какой фарс!
После минутного размышления он пришел к выводу, что – черт возьми! – его дела совсем не так плохи! По крайней мере, ему удалось все же купить этот огромный дом, его положению лучшего режиссера в городе можно было позавидовать, и, следовательно, он пользовался огромным влиянием и властью, что стоило бы огромных усилий любому, не говоря о Луисе Зиолко из Вилльямсбурга, Бруклина. Слава Богу, это ему удалось. Это было не просто, но чутье его никогда не подводило. Это касалось и вождения автомобиля, и бизнеса, и искусства, и кино. Его чутье не было врожденным, он просто развил его.
– Мой сын – деляга, – любила пренебрежительно повторять мать Луиса Зельда всем подряд. – Он слишком хитер, чтобы это было хорошо для него. Он плохо кончит. Я знаю. Ничего хорошего из него не выйдет.
